В сердце гул непрестанный.
Воспоминанья (как валидол)
под язык –
может, поможет...
Ночью разбудит
крик:
«Всё это ложь,
никто, поверь,
не должен
жить только в мечтах!»
Выглянула в окно:
«Вот безобразие?!
раскричались...»
А там – никого...
Только качели качались,
вздыхали:
ах[?]
Надежда ЖАНДР
Родилась в Ленинграде, в Финляндии с 2000 года. Образование филологическое (немецкий язык и литература). Автор пяти поэтических сборников, печатается во многих периодических изданиях. Шеф-редактор антологии переводов «Небо без границ».
Живёт в г. Вааса.
ДНЕВНИК
Не дай по датам памяти босой,
как по стеклу хрустящему кружиться.
Морозный гелий, пудра и корица,
пыльца ли, прах, да с неба снег и соль,
где воздух индевеет, бога ради, –
лёд пальцев липнет к шёлковой груди, –
не дай увидеть то, что впереди,
не дай прочесть себя в пустой тетради.
То глянцевые блещут зеркала,
а не листы у дневника пустого,
ловушка, прутья строк, и нет живого,
и мел скрипит: пока не умерла…
Нет, это – молоко, его разводы
в горенье синем верно узнаю,
зрачками ос впиваюсь, боль мою
лелеет медленный огонь природы,
и от себя не можно убежать,
и каторжник цепями лёгкий почерк
всё тянет сны пуховой зимней ночи
на остриё бумажного ножа.
* * *
Ракушек скорлупу перетираю – хруст,
порез об острый край – загадка хиромантам.
Мой домик меловой и полый чист и пуст:
картавым голубям надёжная приманка.
От белизны сужается зрачок,
куриный ультразвук в движенье вёртких крыльев.
Вдыхает аллергично звездочёт
труху от перьев?
Взвесь алмазной пыли?
И, запертая, мечется душа,
и заплетаются морщинистые лапки,
и вечность теплится и тает не спеша,
и на ладони капает украдкой.
Людмила КИРПУ
Родилась в Ленинграде. Образование гуманитарное. Автор поэтического сборника «Недоигранная гамма» (Санкт-Петербург, 2007). Печатается в периодических изданиях Хельсинки – поэзия, переводы с финского. Участник коллективных поэтических сборников. Победитель конкурса «Мюнхен-2007».
Живёт в Хельсинки с 1991 года.
* * *
На въезд и на выезд
закрыта граница...
Без визы на счастье
не надо мне сниться.
Не надо, мой бывший,
твой паспорт просрочен!..
Но чувства толпятся
в «предбаннике ночи»...
– Впустите, нам тесно!..
Нам тесно и больно!
Но разум, таможенник,
с криком – Довольно! –
им объявляет,
что кто-то и где-то...
вписал эти чувства
в реестр запрета,
что издан приказ:
«В течение лета
границы держать
на замке... до рассвета».
* * *
Ты возьми меня за руку, мама,
посиди или рядом постой.
Помнишь, раньше кричала упрямо:
«Никого не возьму на постой!»
А теперь, когда нет уже сада,
вместо дома лишь тень на плетень,
я, безумная, с недругом рада
разделить угасающий день.
Ты возьми меня за руку, мама.
Посиди или рядом постой.
У стареющей дочери драма –
нет желающих на постой.
Моя Родина – русская культура
Сара СМИТ:
"Родители сегодняшних студентов задают вопрос: что вы будете делать дальше с русским языком? Мои родители говорили то же самое 40 лет назад..."
В 2010 году за заслуги в области популяризации русской культуры за рубежом Сару Смит, профессора кафедры русского языка и славистики Дублинского университета Тринити, почётного доктора Литературного института имени Горького, наградили в Кремле медалью Пушкина.
- Сара, как получилось, что вы, ирландка, жившая во многих странах, знающая несколько языков, посвятили б[?]льшую часть своей профессиональной деятельности русскому языку? Каковы мотивы вашего выбора?
– Это очень сложный вопрос. В детстве я совершенно не хотела читать, и мои родители очень волновались из-за этого. Я даже запретила дарить мне книги на Рождество и день рождения. И однажды, когда мне было лет одиннадцать, мы с родителями посмотрели советский фильм по автобиографии Горького. Сейчас я смотрю этот фильм совсем другими глазами, а тогда я воспринимала его наивно, и мне захотелось прочитать «Детство» Горького. Книга неожиданно понравилась. С этого момента я проснулась к чтению. А потом стала читать Тургенева, Толстого, позже Достоевского...
– Однажды вы произнесли фразу, которую я запомнила и люблю цитировать от вашего лица: «Когда человек много переезжает из страны в страну, он не утрачивает Родину, а приобретает новые, и у человека может быть много родин». Вошла ли Россия в ваш список?
– Да. Должна сказать, что у меня даже несколько русскоязычных родин, как ни странно. Первая – виртуальная Россия. Я по-настоящему стала заниматься русским языком, когда поступила в университет на кафедру русского языка и погрузилась в русскую культурную духовную атмосферу. Читала только русскую литературу, смотрела только русские фильмы, но не с кем было разговаривать. Я не говорила по-русски, даже когда окончила университет. Такой возможности не было. Но мы, выпускники, читали довольно бегло, писали более или менее грамотно.
Второй мой русскоязычный мир, вторая родина – та, которую я встретила, когда поступила в аспирантуру. Я училась во Франции в Сорбонне, но жила в Мёдоне – маленьком пригороде на полпути от Парижа в Версаль, где с начала XX века традиционно селились русские. В Мёдоне существовал Центр изучения русской культуры, при котором жили эмигранты из СССР. И там же – студенты и аспиранты, желавшие находиться в русскоязычной среде. Это было удивительное место, в котором я познакомилась с диссидентами Гинзбургом и Синявским. Так мой русскоязычный и виртуальный мир стал в Мёдоне почти настоящим.
С начала 80-х я стала летать в СССР на летние курсы по повышению квалификации. Училась в МГУ.
Именно с этого начались настоящие отношения с невиртуальной страной.
Может быть, это странно прозвучит, но я считаю русскую культуру своей родиной больше, чем страну.
– Как менялось лицо студента на кафедре? Ну, скажем, со времён перестройки до настоящего момента?
– Да практически никак. Русскоговорящих студентов поступает примерно 3–4 человека на 30 новых студентов. Большинство студентов у нас ирландцы. Это очень интересные люди, потому что они чаще всего к нам поступают если не против воли своих родителей, то абсолютно без поддержки. Наша кафедра считается не очень престижной. Родители сегодняшних студентов задают вопрос: что вы будете делать дальше с русским языком? Мои родители говорили то же самое 40 лет назад. Никто тогда не мог представить что я буду работать в качестве профессионала-русиста. Это и мне тогда не приходило в голову.
– Не иссяк ли интерес к русскому языку и культуре за последние 20 лет?
– Во время перестройки, когда к нам поступало много студентов. Но это был единственный момент, когда в нашей прессе говорили о России положительно. Ни до этого, ни потом никогда ничего доброжелательного не писали. Так что студенты приходят к нам, несмотря на то, что у них в головах сложился негативный образ России, что вдвойне удивительно.
г. Кобх (ИТАР-ТАСС)
– На вашей кафедре изучают и русский язык, и русскую литературу?
– Да. На английском языке название звучит как «русская кафедра». Подразумеваются и литература, и язык. И история, страноведение, лингвистика.
– Как вы выбираете произведения для изучения? Есть ли определённая программа? Или вы собираетесь все вместе на кафедре и решаете этот вопрос?
– И то, и другое. Студенты обязаны на втором курсе пройти программу по культуре XIX века, на третьем курсе – по культуре XX века. Преподаватели этих курсов каждый год обсуждают тексты, над которыми будут работать со студентами.
– Изучают ли студенты современную литературу?
– Практически нет.
– А вы сами отдаёте предпочтение каким-то современным российским авторам?
– Я очень люблю Улицкую. Хотелось бы, конечно, больше читать и больше быть в курсе современной русской литературы. Только что была в Москве и привезла 10–12 книг. Я специалист по литературе XIX века, а мой коллега Джастин Догерти – специалист по литературе XX века. Нас всего двое на кафедре, кто преподаёт литературу, и мы не можем охватить всё. Это просто нереально.
