После речи положение Арбенса улучшилось. Армия по-прежнему была ему верна, а авторитет среди мирного населения не поколебался. На собрании Совета Безопасности в Нью-Йорке Франция выдвинула резолюцию, что призывала прекратить «действия, влекущие за собой кровопролитие» в Гватемале, а другие страны – воздержаться от вмешательства и помощи подобным действиям. Кастильо-Армас с армией не продвигался. Что самое главное – постепенно сходили на нет и авианалеты, так как один из четырех истребителей Р-47 «Тандерболт» был сбит, а второй разбился.
Хейни отправил из командного пункта в Опа-Локе срочную телеграмму Аллену Даллесу. В ней говорилось, что операция «Успех» на грани провала и скорее всего завершится неудачей без дальнейшей воздушной поддержки. Даллес тут же отправился к президенту Эйзенхауэру с просьбой выслать еще два самолета. Эйзенхауэр с готовностью согласился. Позже он сказал своему помощнику, что не видел иного выхода. «Если становишься на путь насилия или его поддерживаешь, – говорил он, – то идти нужно до конца, передумать уже нельзя».
Арбенс, ничего об этом не знавший, продолжил дипломатическое наступление. Он отправил Ториельо в Нью-Йорк, где министр иностранных дел побудил Совет Безопасности сразу же отправить в Гватемалу исследовательскую комиссию. Как раз этого американцы и пытались не допустить. Новый посол США в ООН – не кто иной, как бывший сенатор Генри Кэбот Лодж – яростно работал за кулисами, и в решающий день, двадцать пятого июня, Совет Безопасности проголосовал против расследования событий в Гватемале.
Пока Лодж удерживал дипломатический форт, Хейни послал в бой новые самолеты. Если первые авианалеты создавали психологический эффект у населения, то теперь ситуация стала серьезней. Три дня и три ночи истребители били по военным лагерям и топливным хранилищам и сбрасывали зажигательные снаряды на склады боеприпасов. Атаки вызвали панику. Сотни людей оставили дома и бежали. В день голосования Ториельо отправил Даллесу последнюю, горькую телеграмму:
«С прискорбием довожу до сведения вашего превосходительства, что вчера на мирное население Чикимулы безжалостно сбросили тротиловые бомбы, как и на города Гуалан и Сакапа… Гватемала в срочном порядке обращается к вашему превосходительству с просьбой принять во внимание эту трудную ситуацию и к вашему просвещенному правительству, которое всегда уважает права человека и является их блюстителем, любезно выступить перед Советом Безопасности в пользу Гватемалы».
Даллес проигнорировал обращение. Он мог себе позволить подобное – события разворачивались в его пользу. Никто из чужаков не раскрыл хитроумную операцию «Успех». Большинство гватемальцев верили «Голосу Свободы»: что Кастильо-Армас ведет повстанческую армию, что многие гватемальские солдаты к нему присоединились и что правительство не в состоянии противостоять этой неумолимой силе.
Когда авианалеты усилились, Арбенс начал терять хватку. Он вознамерился было призвать крестьян к вооруженному сопротивлению, однако военные командиры и слышать этого не желали. У Арбенса оказались связаны руки. В полдень двадцать седьмого июня он отправил Ториельо в американское посольство, чтобы обсудить условия его сдачи.
Пьюрифой, который привык носить лётный костюм и размахивать пистолетом, сообщил Ториельо, что, если в правительстве пройдет «чистка рядов», возможно, он сумеет убедить «повстанческие силы» окончить свою кампанию. Через несколько часов командующий армией полковник Карлос Энрике Диас пригласил Пьюрифоя к себе домой. Там американского посла ждали еще четверо старших офицеров. Первым делом Диас зло высказался о том, что США творят в его стране. По словам самого Пьюрифоя, он «тут же отрезал, что, если Диас привел меня в свой дом, чтобы обвинять мое правительство, я развернусь и уйду». Гватемальцы сразу вспомнили, кто находится в более выгодном положении. Они неохотно согласились выступить против Арбенса и потребовать его отставки, однако с возмущением заявили, что ни при каких условиях не собираются вести переговоры с Кастильо-Армасом или помогать ему прийти к власти в новом правительстве.
В четыре часа того же дня военные командиры предстали перед Арбенсом. Они сообщили, что теперь являются военной хунтой и смещают его с поста президента. Арбенсу оставалось лишь согласиться. Его товарищи пообещали две вещи: что они никогда не станут связываться с Кастильо-Армасом и что позволят Арбенсу выступить по радио с прощанием. В пятнадцать минут шестого он в последний раз обратился к своему народу:
«Рабочие, крестьяне, патриоты, друзья мои, народ Гватемалы. Наша страна проходит тяжелейшее испытание. Уже пятнадцать дней идет жестокая война. За наши страдания ответственна компания „United Fruit“ совместно с правящими кругами Соединенных Штатов…
Я не отступился от веры в демократические свободы, независимость Гватемалы и светлое будущее человечества…
Я всегда вам говорил, что мы будем бороться, чего бы это ни стоило. Но мы не должны платить тем, что наша страна окажется в руинах, а богатства отнимут. А это может произойти, если мы не выполним требования нашего могущественного врага.
Уж лучше другое правительство, отличное от моего, однако вдохновленное нашей Октябрьской революцией, чем двадцать лет кровавой фашистской тирании под руководством банд, которые Кастильо-Армас привел в нашу страну».
Окончив прощальную речь, Арбенс покинул студию и в отчаянии направился в мексиканское посольство, где получил политическое убежище. Слово взял полковник Диас. Он официально принял бразды правления и пообещал гватемальцам, что «борьба против вторгшихся в страну наемников не утихнет». Пьюрифой, слушавший радио, стиснул зубы. Когда Диас умолк, посол грохнул рукой по столу.
«Ладно, – рявкнул он. – Придется заняться этим сукиным сыном».
Радиотрансляция взволновала еще двух ведущих сотрудников ЦРУ: начальника резидентуры Джона Доэрти и агента Энно Хоббинга, которых прислали из Вашингтона для контроля хода операции «Успех». Они поняли, что работа еще не окончена, и решили той же ночью свергнуть Диаса. Вместо полковника они планировали посадить знакомого и проверенного офицера, полковника Эльфего Монсона.
Доэрти и Хоббинг отправились к Монсону. Обрадовав его, что вот-вот он станет президентом, они усадили полковника на заднее сиденье машины и отправились в штаб Диаса. Когда они приехали, уже была полночь.
Диас, пришедший к власти лишь несколько часов назад, опасался худшего. Он попытался защитить реформы Арбенса, но Хоббинг его перебил:
«Позвольте-ка вам кое-что объяснить, – сказал он. – Вы совершили огромную ошибку, когда встали во главе правительства».
Диас долго молчал, переваривая услышанное.
«Полковник, – снова заговорил Хоббинг, – вы просто не отвечаете требованиям американской внешней политики».
«Но я договорился с вашим послом!» – возмутился Диас.
«Ну, полковник, есть дипломатия, а есть реальность. Наш посол представляет дипломатию, а я – реальность. И реальность такова, что вы нам не нужны».
«Могу я услышать это от посла?» – жалобно спросил Диас.
Злой, Пьюрифой прибыл в четыре утра. Разговор был напряженным. Диас настаивал, что не уйдет в отставку без гарантии того, что Гватемала не попадет в руки Кастильо-Армаса. Пьюрифой отказывался давать подобные гарантии. В конце концов он в гневе выскочил из штаба. Вернувшись в посольство на рассвете, Пьюрифой отправил Хейни краткую телеграмму:
«Нас обманули. БОМБИТЕ!»
Уже днем, на тайном аэродроме в Гондурасе, пилот ЦРУ по имени Джерри Деларм шагнул в кабину самолета «Р-47». В сопровождении других истребителей он взлетел в сторону столицы Гватемалы и там сбросил две бомбы на плац главной военной базы и еще несколько на правительственную радиостанцию.
Полковник Диас столкнулся лицом к лицу с реальностью. В предрассветные часы вторника двадцать девятого июня он вызвал Пьюрифоя. Как только они начали говорить, Диаса вызвали в смежную комнату для совещания с другими офицерами. Через пару минут он появился, но уже под прицелом – в ребра ему смотрел пистолет-пулемет Томпсона.
«Мой коллега Диас решил подать в отставку, – вежливо сообщил Монсон. – Я займу его место».
Монсон сформировал хунту из трех человек и спустя несколько дней вылетел в Сальвадор на переговоры с Кастильо-Армасом. Они прошли под наблюдением Пьюрифоя. Благодаря его влиянию стороны быстро договорились. Еще через несколько дней двое вспомогательных членов хунты – по сообщениям, щедро получивших по сто тысяч долларов каждый, – заняли дипломатические посты за рубежом. Пятого июля должность оставил и Монсон. Сменивший его Кастильо-Армас провозгласил себя президентом Гватемалы. Вскоре Госсекретарь Даллес обратился к американцам по радио и объявил о грандиозной победе над коммунизмом:
