Но чаще всего мы просто не реагировали на такого рода публикации, ибо опыт показал, что опровержения лишь подогревают слухи. По вопросу о том, реагировать или не реагировать на особо деликатные публикации, я, как правило, советовался с В. В. Илюшиным, иногда с А. В. Коржаковым. Их мнения часто расходились. Коржаков считал, что всякий раз, когда затрагивается «честь мундира», нужно бить наотмашь. Виктор Васильевич обычно поддерживал меня, полагая, что лишний шум только повредит. Совершенно бесполезно было отвечать на явно инспирированные публикации, поскольку их авторы только и ждали, чтобы мы отозвались на них.
Эта тема то утихала, то возникала снова и позже. Помню, какая волна публикаций по поводу здоровья Б. Н. Ельцина прокатилась по европейской прессе в преддверии визита в Москву американского президента Клинтона в январе 1994 года. Думаю, что и она была не случайна, а связана с усердно насаждаемым имиджем Клинтона как самого молодого и самого энергичного политика мира. Окружению американского президента, видимо, казалось выгодным представить своего лидера на фоне «увядающего» Ельцина. 10 января в ежедневной газете «Экспресс», издаваемой в Кельне, появилась совершенно жуткая публикация, утверждающая (со ссылкой на безымянного врача Кремлевской больницы), что «Ельцин, пьющий водку, страдает, возможно, болезнью печени, которая уже не в состоянии перерабатывать кровь». И что «президента часто доставляют в больницу с острыми приступами и делают переливание крови». В публикации утверждалось, что личный лимузин Ельцина представляет собой скрытый санитарный автомобиль с оборудованием для оказания срочной помощи.
Я хорошо знал и автомашины, и личных шоферов Бориса Николаевича и готов, что называется, на Библии поклясться, что эти утверждения чистейшей воды вымысел. Даже в Кремле около кабинета Ельцина в мою бытность пресс-секретарем не было никакого специального помещения для экстренных случаев, что, на мой взгляд, не правильно. Однажды я обошел все эти помещения и ничего, кроме самой простенькой санитарной комнаты, не обнаружил. В этой комнате, находившейся метрах в десяти от кабинета Ельцина, имелся лишь медицинский топчан, на котором при необходимости можно было делать массаж. Борису Николаевичу, действительно, время от времени делали массаж ног. Личный врач президента иногда проводил эту процедуру в самолете. Но никаких излишеств в медицинском обслуживании Ельцина не было. Он вообще не любит врачей. Утверждения о том, что в поездках Ельцина сопровождала целая команда докторов и специально оборудованный автомобиль для реанимации — одна из легенд, выдуманных зарубежными журналистами. Даже в дальние поездки по стране президент брал всего двух докторов: общего терапевта и специалиста-кардиолога.
В поездках президента, действительно, обслуживают два автомобиля ЗИЛ, оборудованные закрытой правительственной связью. Но один из лимузинов является резервным. На моем «веку» его действительно несколько раз приходилось задействовать: один раз из-за прокола шины, а другой — из-за перегрева двигателя основной машины в поездке по одной из республик Средней Азии. Два автомобиля отправляют на самолетах и в заграничные поездки.
В поездки личный врач президента Анатолий Григорьев (ныне уже бывший) брал обычный маленький чемоданчик с набором основных лекарств — от головной боли, от сердца, от сосудов. Мне неоднократно приходилось прибегать к услугам этого чемоданчика, особенно после того, как просидишь ночь, готовясь к пресс-конференции или оказывая посильную помощь группе спичрайтеров.
Что касается нас, работавших с Борисом Николаевичем, то, конечно же, здоровье президента волновало нас не меньше, чем главного редактора «Советской России» или депутатов непримиримой оппозиции. И когда волна публикаций по поводу его здоровья стала напоминать «девятый вал», у нас состоялся довольно откровенный разговор с лечащим врачом президента Анатолием Григорьевым, который старался, как мог, успокоить нас. Меня, в частности, успокаивало то, что я неоднократно видел президента и на теннисном корте, и купающимся в холодном море или в ледяной воде Енисея, и на небольшом футбольном поле, в воротах. Спортивности фигуры Ельцина — с учетом, разумеется, возраста — могли бы позавидовать и более молодые люди. Еще несколько лет назад его физические проблемы не выходили за пределы обычных для людей его возраста недомоганий. Я знаю, что у Ельцина частенько побаливали «разбитые» ступни ног, поскольку в молодости он очень увлекался волейболом. По этой причине обувь он носит размера на два больше, чем надо. Давали о себе знать и проблемы кровообращения, следствием чего была известная одутловатость лица. Сказывалась и травма позвоночника, которую он получил в Испании.
Но ничто, пожалуй, так не изнашивает человека, как власть и борьба за нее. И это проблема не только Ельцина. Касается она практически всех российских политиков. Вспомните лица Горбачева, Руцкого, Хасбулатова, Станкевича, Собчака, Шумейко — какими они были «добрыми молодцами», когда только входили во власть, и как подизносились при «хождении по власти». Утраты здесь неизбежны. Я наблюдаю их и на лицах своих друзей из команды президента. Сказываются колоссальные нервные нагрузки, нарушающийся, как правило, сон. Безусловно, отрицательно сказывается и дефицит позитивных эмоций — следствие работы в условиях кризиса и нестабильности.
Мне однажды пришлось разговаривать с Борисом Николаевичем на тему о здоровье, что называется, с глазу на глаз. Разговор был предельно откровенный и для меня очень значительный с точки зрения работы с президентом. Мне важно было понять, насколько моя служба, с учетом и без того большой психологической нагрузки президента, могла посягать на его время.
Видимо, в моих словах прозвучал упрек, что он недооценивает важности «отношений с общественностью» (помнится, я применил фразу: «надо стараться, Борис Николаевич»). Президент посмотрел на меня с укоризной.
— Если бы вы знали, Вячеслав Васильевич, как я устал. Десять лет непрерывной борьбы…
В другой раз мне, действительно, стало стыдно за мою настойчивость, хотя исходил я из лучших побуждений. Дело было уже после октября 1993 года. В одном из разговоров я напомнил Борису Николаевичу о той поддержке, которую ему оказала столичная интеллигенция, в особенности писатели, в трудные октябрьские дни. «Готовьте встречу. Надо поговорить… Поблагодарить…» — сказал он.
Я занялся рутинной подготовкой. В. В. Илюшин нашел в президентском расписании необходимую нишу. Был назначен день. Оповещены участники, подготовлен зал. Написаны тезисы к выступлению. Словом, сработал весь механизм политической и протокольной подготовки.
В день встречи во время утренней «тусовки» у дверей президентского кабинета, куда собирались все или почти все помощники, Илюшин, выйдя от президента, сказал мне, что встреча переносится. Он и сам был огорчен этим обстоятельством, а я, готовивший встречу, был раздосадован вдвойне. Президент, на плечах которого лежит тяжкое бремя власти, просто не имеет возможности вникать во все нюансы ведущейся вокруг него и для него работы. Он отменяет встречу, часто не задумываясь о том, какое это произведет впечатление. Хотя при этом нередко задевается гордость людей, которые знают себе цену и болезненно воспринимают ущемление достоинства. В данном случае на встречу были приглашены такие люди, как А. Адамович, Б. Окуджава, Ф. Искандер, Б. Васильев, Д. Гранин, Б. Ахмадулина, Ю. Нагибин, М. Дудин, Р. Рождественский, академик Д. С. Лихачев и другие.
— Попробуй переговорить с шефом сам. Я попытался настаивать, но не получилось, — сказал мне В. Илюшин.
В тот день с утра было назначено заседание Совета Безопасности. И когда время подходило к концу, я спустился этажом ниже и стал терпеливо поджидать выхода президента. Обычно он уходил в сопровождении А. В. Коржакова или кого-то из «прикрепленных» через заднюю комнату. Так называемые «прикрепленные», люди из самой ближней охраны президента, сопровождающие его домой и остающиеся в качестве дежурных адъютантов на ночь, хорошо чувствуют настроение президента Бориса Николаевича. При случае переговорив с ними (тут тоже нужно поддерживать товарищеские отношения), можно уточнить «диспозицию». В этот раз «диспозиция» была самая неблагоприятная. «Не советую подходить, Василич», — сказал мне «прикрепленный».
Но выбор у меня был таков: либо уговорить президента провести встречу, либо обзванивать участников и извиняться, придумывая какой-то благовидный предлог.
В нормальном настроении президент всегда подает руку или останавливается, чтобы сказать несколько слов для передачи журналистам. Откликается он и на шутку, с удовольствием выслушает какую-нибудь байку из последних газет. Коридоры в Кремле длинные и, пока президент идет своим неспешным шагом, с ним можно многое обговорить. Иногда он любит остановиться у окна и, как кремлевский узник, посмотреть «на волю».
