Дмитрий Калюжный - Страна Тюрягия

Нам важен следующий пассаж:

«Осуществить необходимые мероприятия, направленные на улучшение работы по подбору кадров отрядов специального назначения, обеспечить своевременное направление принятых на службу сотрудников на сборы первоначальной подготовки, закрепить за ними опытных наставников.

В целях выполнения программы по служебной и боевой подготовке использовать по согласованию с соответствующими начальниками (командирами) спортивные базы и возможности учебных заведений, воинских частей и подразделений внутренних войск МВД России.

…Внести предложения в органы исполнительной власти республик, краёв, областей, автономных образований, городов Российской Федерации о выделении для отрядов специального назначения служебных помещений, земельных участков и ассигнований для строительства городков постоянной дислокации, создания учебной базы.

…НИИ… Академии… ГУИН… ГУЛИТУ[17]… МВД России… направить по заявкам МВД, ГУВД, УВД, УЛИТУ и Дубравного УИД учебно-методическое пособие, видеофильм по тематике пресечения в ИТУ и СИЗО групповых неповиновений, хулиганских действий, массовых беспорядков, а также обезвреживания вооружённых лиц, совершивших преступлений».

О «подборе кадров» позже скажем особо, а что касается тренировок на спортивных базах, то такими «базами» стали для бойцов-удальцов российские колонии, а куклами для тренировок – заключённые. «Новая газета» процитировала как-то письмо одного начальника: «Ну, а где же им ещё тренироваться?» – наивно вопрошал начальник.

Чтобы не повторять многих и многих авторов, исследовавших этот вопрос, приведём названия статей в газетах:

«Зоны смертельного ужаса…»; «Сегодняшний ГУЛАГ – грядущая катастрофа России»; «Мы не груши для битья спецназа» – Новая газета. «Обреченные на бунт» – Московский комсомолец. «Кровавая баня в «придворной» зоне» – Комсомольская правда.

Михаил Ш. (Пермская обл., Чердынский р-н, пос. Ныроб, учр. Ш-320, ЕПКТ), пишет нам:

«Так уж сложилось, что полтора года назад я попал в молох ментовского произвола и до сих пор эта война не утихает. В данное время мне опять сварганили, внаглую сфабриковали постановление на 12 месяцев ЕПКТ. Но перед этим дважды подвергнули избиению. Причина простая, не могу превратиться в бессловесную скотину и требую соблюдения законов и прав человека.

Многие мне говорят, что я самоубийца, связавшись с ними. Но я так не считаю! Кто-то должен бороться за свои, пусть и ограниченные права. Одно плохо, что не нахожу понимания в местной прокуратуре. Увы, создаётся впечатление, что местные прокуроры связаны и морально, и материально с администрацией лагеря. Когда я подал им жалобу по поводу моего избиения, при их обходе – меня попросту упрятали в ПКТ. Ход делу не дали, хотя я требую возбуждения уголовного дела и судебного разбирательства. Пусть это прецедент, но он должен произойти в этом печально известном Ныробском управлении.

Вы себе представить не можете, как мне трудно; если уж сам прокурор рассуждает, что в каждом лагере и каждой камере «свои законы», то чего же ждать от полуграмотных пинкертонов и опричников? А где же главный Закон, который писан и обязателен для всех?

Я обращаюсь за поддержкой ко всем банкирам, предпринимателям, журналистам, потому что ВСЕМ стоит задуматься, как живут в российских тюрьмах, как соблюдаются права заключённых. Ведь в нашей непредсказуемой стране любое политическое колебание, любой крен может повлечь какую угодно кампанию по борьбе с чем-либо, и многие даже честные граждане могут оказаться в застенках, не все же успеют уехать за границу! И тогда уже поздно будет думать: А почему такой произвол? Потому что промолчали СЕЙЧАС».

До 1992 года ввод войск в зону был событием чрезвычайным. Для такой акции необходимо было не меньше, как разрешение Москвы. Но когда местные власти унесли «столько суверенитета, сколько смогли» (Б.Н. Ельцин), то прежде всего утащили они из Центра право на насилие. Теперь каждый губернатор – сам себе бог, царь и воинский начальник. Разумеется, ему надо где-нибудь тренировать свои «войска». Заключённые колоний – не его люди, они в подвластьи Федерального центра, отчего же их не побить?

С 1992 года расползание права на насилие в органах внутренних дел приобрело катастрофические размеры. Как никого уже не удивляет, что имеющие хоть минимальную власть воруют, так же не удивляет, что – бьют.

И сегодня, через десять лет после событий 1992 года, положение не улучшилось. Может, меньше стало убийств, а бьют еще интенсивнее.

Бьют при задержании, бьют на допросах, бьют в колониях. Бьёт спецназ, бьют милиционеры, следователи, охранники. Бьют и рядовые необученные, и младший начальствующий состав, и офицеры.

Вячеслав Геннадьевич И., 1971 года рождения (Московская обл., г. Серпухов, ул. Калужская, СИЗО-49/3):

«За что я нахожусь в данное время в СИЗО-49/3, я и сам понять не могу. Мне приписывают такой бред и маразм, только из-за того, что я ранее судимый. Я вам моё дело напишу очень сокращённо.

На свободе я пробыл всего пять месяцев, когда освободился жил дома. Встретила меня мать, я сделал в квартире ремонт, и временно подрабатывал, начал встречаться с хорошей девчонкой. О своих криминальных делишках и друзьях – я с этим порвал окончательно. И как я ни старался обойти тюремные стены, всё равно я тут, но я надеюсь на справедливость, может, она есть на свете.

А приключилась со мной вот какая история. В один из январских дней (20.01.97) я встретил своего старого знакомого, за встречу мы с ним немного выпили, и по его инициативе решили взять еще самогону в одной из квартир г. Серпухова. Раньше я уже покупал там самогон и даже распивал с хозяином в квартире.

В этот раз нам открыл незнакомый мужчина, он находился в состоянии алкогольного опьянения. Когда я ступил на порог, мужчина резким движением вытащил из кармана пистолет и выстрелил мне в ногу. Я и приятель упали на пол, но мужчина ещё произвёл несколько выстрелов в потолок, стены и пол квартиры. После этого он размахивал пистолетом около головы, и, ругаясь нецензурной бранью и сильно крича на нас, представился нам, что он сотрудник милиции. А когда мужчина пришел в себя и немного протрезвел, то вызвал машину скорой помощи и милицию.

Моего приятеля забрали сотрудники милиции и увезли в отделение, через некоторое время его отпустили. А меня в городскую больницу, где удалили пулю из ноги. Когда меня доставили в операционную, несмотря на такое серьезное ранение, где кость была перебита в нескольких местах и раздроблена, мне вырезали пулю из ноги без наркоза, да ещё вдобавок пристегнули наручниками к операционному столу. После всей операции я потерял сознание, и меня сотрудники милиции в голом виде волоком тащили по всей больнице, отчего у меня все тело было в ссадинах. Сразу же меня доставили в отделение милиции, где меня били руками, ногами и резиновыми дубинками, то есть приводили меня в чувство.

После всей профилактики меня, окровавленного, и не оказав медицинской помощи, водворили в камеру предварительного заключения, КПЗ. Через некоторое время меня вызвал следователь и сказал мне, что я обвиняюсь по статье 145 ч. 2 в грабеже. Но я к этому преступлению не имел ни малейшего отношения и не представлял, о чём идёт речь. После этого прокурор г. Серпухова подписал санкцию на мой арест, и меня перевели в следственный изолятор. Просидел в СИЗО-49/3 почти два месяца, и мне закрыли дело. Но закрыли уже не по статье 145-2, а по 146-3, да ещё вдобавок возбудили мне уголовное дело по ст. 17 ч. 2, аж в трёх эпизодах, и по ст. 119 УК РФ.

А в подельниках мне шили по делу так следствием и не установленное лицо…»

Рамиль Альбертович ГАЛИМОВ[18] (Республика Татария, Пестреченский р-н, с. Поповка, учр. УЭ-148/3):

«Если Вы заинтересуетесь моим делом, то хочу Вас предупредить, что на Вас окажут давление как со стороны УВД и министерства МВД Татарии, т. к. преступление, совершённое в отношении меня опер. работниками УВД, пытаются любыми путями утаить и не дать огласки, т. к. это пятно на УВД и др. силовых структур. УВД РТ пользуются методами НКВД 37-го года.

19 мая 1995 года я был доставлен в УВД и был допрошен путём применения пыток. Одна из многочисленных травм, травма головы (после удара молотком опер. Горшковым), после чего они были вынуждены отвезти меня в травмопункт, т. к. сотрудники УВД, дежурившие у камер задержанных, не приняли меня в таком критическом состоянии. Адвоката ко мне не допускали, он пробился ко мне лишь через неделю после моего задержания.

23 мая 1995 года был ещё один допрос с применением побоев и пыток, на этот раз мне сломали нос и сместили позвоночник, я был также доставлен в мед. пункт и там мне зафиксировали травмы. С появлением моего адвоката я написал заявление в Прокуратуру города о пытках, применяемых ко мне.