кончается, потому что тринадцатого месяца нет. Так что мы с вами прожили, может быть, того не зная, уникальный период.
* * *
У меня был довольно длинный новогодний отпуск, отсутствовал я долго, и я знаю, что мою персону довольно много обсуждали.
И по этому поводу я хотел бы сказать следующее. Я в одной программе допустил оговорку и извинился. Искренне извинился. И снова за эту оговорку приношу извинения. И только за эту оговорку.
* * *
Я недавно вернулся из Германии, где мы завершали съемки документального фильма, который, я надеюсь, выйдет через несколько месяцев. Пять месяцев мы работаем над этим фильмом, многократно приезжали в Германию и, конечно, разговаривали с большим количеством немцев. И, пожалуй, не было человека, которому я не задавал один определенный вопрос, а именно в связи вот с чем. Ведь почти ровно восемьдесят лет тому назад (только немного раньше – 30 января) к власти в Германии пришел Гитлер вместе с его Национал-социалистической немецкой рабочей партией. И я спрашивал немцев: как случилось так, что народ Баха и Бетховена, Гете и Шиллера, Канта и Гегеля пошел за этим усатым малосимпатичным человеком? И, кстати, этот же вопрос я задаю по поводу и русского народа: как он мог пойти тоже за усатым и, на мой взгляд, малосимпатичным человеком? Правда, это вопрос другой.
Так вот, в Германии многие пожимали плечами и говорили: «Не знаю, не понимаю, как это случилось». У других были другие ответы. В частности, что Гитлер избавил страну от безработицы, что были стройки, огромные стройки национал-социализма, кстати, очень похожие на некоторые другие стройки. Строили автобаны, избавились от безработицы. Всякие такие вещи. И, наконец, были четырехлетние планы развития народного хозяйства – тоже ведь на что-то похоже, правда?
Вот. Хотел вам сказать, что, уже сидя в тюрьме, Герман Геринг (я надеюсь, что вы знаете, кто это) дал интервью некоему господину Гилберту. И вот я хотел вам зачитать часть этого интервью. Геринг говорит следующее: «Ну конечно, народ не хочет войны. Конечно, никто не хочет войны ни в России, ни в Англии, ни в Америке, ни даже в Германии. Это понятно. Но в конце концов политика определяется лидерами страны. И заставить народ поддержать политику – это дело плевое, будь то демократия или фашистская диктатура, или парламент, или коммунистическая диктатура». На что Гилберт ему возражает: «Но в демократии есть одно отличие – у народа есть возможность высказаться через своих избранных представителей. И в США только Конгресс имеет право объявить войну». На что Геринг говорит: «Ну, это, конечно, все прекрасно, но имеют они или не имеют они голоса, народ всегда может быть приведен к послушанию. Это просто: надо только сказать ему, что на него нападают. И при этом обвинить пацифистов в отсутствии патриотизма и в том, что они подвергают страну опасности. Это срабатывает в любой стране». Любопытно, правда?
* * *
Я хочу сказать несколько слов по поводу страстных дебатов вокруг возвращения городу Волгограду названия Сталинград. Нет сомнений, что Сталинградская битва была решающей в победе над Гитлером. Даже Черчилль, который не сильно любил Советский Союз, назвал ее «петлей судьбы». И нет сомнений в том, что эту героическую и судьбоносную победу одержал народ. И точно так же нет сомнений в том, кто виноват, что вермахт дошел аж до Сталинграда – как раз тот человек, чье имя хотят вернуть Волгограду.
Примерно то же самое можно было бы сказать о Ленинграде, подвиг народа которого ничуть не меньше сталинградского. Ленинграду, правда, вернули его изначальное имя Санкт-Петербург. Так, может быть, надо поступить так же с Волгоградом и вообще вернуть его начальное имя – Царицын? Или же вновь вернуть Санкт-Петербургу имя вождя мирового пролетариата?
Вообще переименование городов – дело скользкое, особенно когда это имя еще живого человека. А то его после смерти осудят, как-то потом неудобно будет. В этом деле полезно знакомиться с мировой практикой. Взять, например, Францию, какие там есть политические герои? Наполеон, де Голль. Во Франции нет ни одного города, который назывался бы де Голлем или Наполеоном, в Англии нет ни одного города, который назывался бы Черчиллем. Вы можете мне сказать: «Но в Америке зато есть город Вашингтон». Да, он есть, но он изначально назывался Вашингтоном, он всегда так назывался.
Вообще в советское время, как вы, наверное, знаете, многие десятки городов были переименованы и названы фамилиями вождей, членов Политбюро и так далее. Молотов, Куйбышев, Киров, Свердлов, Андропов, ну и другие. Правда, многим вернули свои изначальные названия, но не всем. Вообще, может быть, следует ценить свою историю, уважать свое прошлое, помнить его, то есть быть патриотом своей страны? Может быть, хватит с историей играть в жмурки? Разумеется, все сказанное – это мое личное мнение. Удачи вам и приятных сновидений.
* * *
Где-то я прочитал, будто роман Сервантеса «Дон Кихот» был опубликован 17 февраля 1605 года. Ну, за день и месяц не ручаюсь, а вот год 1605. И я подумал: ведь большинство людей (давайте честно признаемся) никогда «Дон Кихота» не читали. Тем не менее роман вышел более четырехсот лет назад и все еще продолжает жить сегодня. По этому роману ставятся мюзиклы, пишутся пьесы, снимается кино.
И вот я себя спрашиваю: почему? В чем причина того, что этот роман остается абсолютно современным? Я думаю, что ответ кроется в стремлении, в тяге к прекрасному, к идеалу, к тому, какими бы мы на самом деле хотели быть. И мне кажется, это как раз делает нас людьми в отличие от всех остальных живых существ.
И думая об этом, я вспомнил знаменитую речь американского писателя Уильяма Фолкнера при получении Нобелевской премии. Он завершил ее такими словами: «Я отказываюсь принять конец человека. Легко сказать, что человек бессмертен просто потому, что он выстоит, что когда с последней ненужной твердыни одиноко возвышающегося в лучах последнего багрового и умирающего вечера прозвучит последний, затихающий звук проклятья, что даже и тогда останется еще одно колебание, колебание его слабого неизбывного голоса. Я отказываюсь это принять. Я верю в то, что человек не только выстоит, он победит. Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности, и терпению. Долг поэта, писателя и состоит в том, чтобы писать об этом. Его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, возрождая в них
