Калифорнийские либералы в сандалиях со своими сопливыми чувствами убили мою Америку. Это те самые люди, которые всегда готовы помочь африканцам или русским почувствовать блага свободы и цивилизации, в то время, когда сами они не рожают детей и сидят всю жизнь на антидепрессантах.
Однако никто не хочет их помощи. Я уверен, что в глубине души и русские, и африканцы, и ребята из Ржавого пояса мечтают об одном: чтобы такие люди оставили их в покое.
И знаете, несмотря на то, что меня выгнали из школы на несколько дней, я все равно ходил на занятия. Видите ли, в Америке очень важно соблюдать правила, и представители школы были на 100 % уверены, что, получив запрет посещать школу, я там не появлюсь. Им и в голову не могло прийти, чтобы ребенок все равно придет на урок. Да и что они могли со мной сделать? Пристрелить к черту?
Часть четвертая
Польский дед настоящего американца
Я мало что помню о своем дедушке, но я точно никогда не забуду, как он сажал меня в тачку и бежал с ней, когда отвозил выбрасывать траву из газонокосилки. Он толкал тачку на полном бегу, наклоняя вправо и влево, как будто тачка была самолетом.
Они с бабушкой жили на улице, заканчивающейся участком ничейной пустой земли. Это были 80-е годы, тогда Америка была еще немного похожа на свободную страну, тогда можно было выбрасывать траву на пустую землю и катать ребенка бегом в тачке.
Если бы это происходило в наши дни, то дедушку бы оштрафовали за выброс травы в неположенном месте, а органы опеки забрали бы меня из семьи по причине подвергания ребенка опасности.
Дед, мамин папа, был сильный как конь и темный как африканец. Он так много работал под солнцем, что в детстве я по-настоящему верил, будто он негр. Бабушка из-за этого часто подсмеивалась надо мной. Хотя у деда была кожа цвета звезды Болливудского фильма, он носил прическу популярную в 50-х, примерно, как у Элвиса Пресли. Я помню его одетого чаще – в униформу механика, реже – в классический костюм. Он работал на АЗС под солнцем целыми днями, хотя, тут вы удивитесь, сам был владельцем этой самой автозаправки.
Униформа – для работы, потому что это грязь, масло и бензин, а костюм – для общения с другими предпринимателями и друзьями после мессы в церкви. Вот это и есть настоящий американец, трудящийся предприниматель.
Я не знаю, какую одежду он носил, когда перевозил наличные для зарплаты своим работникам. Тогда в Кливленде преступности вообще не было, или СМИ не писали об этом, и народ меньше ее опасался. Дед, все же, на всякий случай, всегда носил под курткой пистолет Кольт 32 калибра 1903 года выпуска. Его пистолет – теперь мой пистолет, он всегда ждет меня, когда я возвращаюсь к родителям в США.
Я делаю пятьдесят выстрелов по пластиковым бутылкам, чищу его и кладу обратно туда, где мои родители хранят его тоже «на всякий случай», в старый шкаф-холодильник XIX века.
Люди, которые смотрят мои видео и приглашают меня читать лекции в разных городах России, иногда интересуются, как так получилось, что мои взгляды на мир настолько отличаются от взглядов большинства американцев. Для таких как я в английском языке есть очень хорошее слово contrarian[3]. Это человек, который занимает позицию, противоположную мнению большинства, какой бы непопулярной она не была. В истории подобная позиция часто ассоциируется с радикализмом и инакомыслием.
Это значит, что человек не боится выступать против всех или, грубо говоря, он посылает большинство с его стереотипами на хрен. Сложившаяся ситуация вовсе не доставляет мне удовольствие и не веселит меня. Я не тролль и никоим образом не провокатор. Но когда вы не согласны с обществом по всем пунктам, от А до Я, трудно не стать a contrarian. Моя мама часто «тепло» вспоминает, как я бывало сидел на диване и ругался на то, что показывали по ящику. Хотя мой менталитет и изменился за прошедшие годы, мой взгляд на мир никогда не совпадал с мнением большинства американцев.
В Америке две партии, каждая со своими представлениями о жизни, но ни одна из них не подходит для меня.
Когда американцу нужно принять решение в области морали и нравственности, он чаще всего думает о своих индивидуальных правах. По сути дела, нравственность начинается с его «я»: «Этот закон нарушает мои права», «У меня есть право сделать это» и т. д. В этом и заключается западный образ мыслей. Однако я часто встречал в сочинениях русских студентов, пишущих на английском, фразу «every man should…» (каждый человек должен…), что являет собой пример совершенно иного, коллективного образа мыслей (коллективная ментальность).
Русский взгляд на мир, где «каждый человек должен…» или, еще лучше, «чтобы построить сильное общество, мы должны…» ВСЕГДА соответствовал моему мировосприятию, даже когда я был маленьким американским мальчиком. А это означает, что мой взгляд на мир В КОРНЕ ОТЛИЧАЛСЯ от взглядов большинства американцев.
Живя там, я чувствовал себя в меньшинстве и изоляции. В России я СОГЛАСЕН с большинством и вижу здесь много деятелей и мыслителей, которые говорят то, что сказал бы и я. Это прекрасное чувство – понимать, что ты частица общества. Я всегда говорю людям, которые пытаются убедить меня, что во Франции – полная свобода, а в России ее НЕТ ВООБЩЕ, что чувство свободы – это насколько ты согласен с обществом. Вот почему российским либералам кажется, будто их подавляют, хотя не существует политических механизмов их сдерживания.
Они могут писать блоги, выступать в телевизионных шоу, владеть радиостанциями. Но при этом они остаются крошечным меньшинством, большинство населения не поддерживает их, и они чувствуют себя как будто в тюрьме. Все против них, и их, должно быть, бесит, что обычный человек не может понять их точку зрения. Мне это легко представить, потому что именно так я и жил – в полном разочаровании, абсолютно подавленный. В России же я согласен с обществом, и поэтому я чувствую себя невероятно свободным и терпеть не могу российских либералов, потому что они хотят изменить российское общество и таким образом забрать мою свободу, которую я обрел с таким трудом.
Но остается вопрос, что важнее – быть в согласии с обществом или жить в комфорте и носить дешевые шмотки из «ВолМарта»? В Америке есть много людей, которые чувствуют себя за бортом общественной жизни, но никуда не уезжают. Почему же я не такой? Наверно, это генетика. Все мужики по маминой и папиной линии в нашем роду живут под девизом «не говори мне, что надо делать, и я не скажу, куда тебе идти», и мой дед не был исключением.
Дед был бомбардировщиком во время Второй мировой войны. Дважды его самолет был подбит и падал. В первый раз в Нидерландах, во второй раз, кажется, в Бельгии (я забыл точно где, но не на немецкой территории). Дед дважды был ранен и дважды за это был награжден медалью Пурпурное сердце, как все раненые солдаты военных сил США. После войны, вернувший домой, он хотел стать инженером, но столкнулся с одной большой проблемой – его преподаватель и потенциальный начальник оказался немцем.
Дед в типичном для мужчин нашей семьи стиле решил: «Я воевал против немцев столько лет не для того, чтобы им подчиняться», и с этой мыслью послал всех куда подальше и бросил учебу. Ему было очень противно, так сказать, «служить фашисту» и, отказавшись от этого жизненного пути, он выбрал физический труд под солнцем на заправке. Он выбрал путь, следуя которому он чувствовал уважение к себе, он выбрал достоинство и принципиальность вместо денег и комфорта. Если бы он выбрал фашиста, то мог бы толстеть, сидя в офисе и зарабатывать деньги бумажной работой. У деда было хорошо с математикой, он легко бы мог заниматься ростовщичеством. В Российской Империи и СССР такое занятие шло вразрез с православной и государственной моралью, в СССР за ростовщичество полагалось суровое наказание. Неприятно, что быть мошенником стало модным и даже правильным в России 90-х. Когда я приехал в Россию, я совсем не ожидал этого. Я полагал, что красное государство имеет несколько иную точу зрения по этому поводу. Да, не все мои мечты о жизни в России соответствовали действительности.
Жалко, что я мало помню из того, что дед рассказывал мне и чему меня учил, хотя мы довольно много времени проводили вместе.
Однажды мы были в Макдональдсе и, как обычный ребенок, я вывалил всю картошку фри из коробки перед собой на поднос и стал есть.
– Зачем ты вывалил картошку из коробки, она так быстро остынет!
– Ну, не знаю, все так делают…
Дед взял четыре кусочки картошки.
– Видишь, если все кусочки картошки будут вместе, то тепло держится между ними, а когда они по отдельности, то остывают быстрее!
– Ух, дед, точно, ты прав
– Да.
И я собрал всю картошку обратно, чтобы есть ее, как он предлагал. Хороший совет для жизни в холодной России!
Кроме этого разговора, состоявшегося, когда мне было лет шесть или семь, я помню его рассказы о войне. Конечно, будучи наивным ребенком, я хотел узнать, убивал ли он людей. Сейчас ответ кажется мне очевидным, война и убийство как сэндвич без хлеба – не бывает войны без убийств.
