Дед взял четыре кусочки картошки.
– Видишь, если все кусочки картошки будут вместе, то тепло держится между ними, а когда они по отдельности, то остывают быстрее!
– Ух, дед, точно, ты прав
– Да.
И я собрал всю картошку обратно, чтобы есть ее, как он предлагал. Хороший совет для жизни в холодной России!
Кроме этого разговора, состоявшегося, когда мне было лет шесть или семь, я помню его рассказы о войне. Конечно, будучи наивным ребенком, я хотел узнать, убивал ли он людей. Сейчас ответ кажется мне очевидным, война и убийство как сэндвич без хлеба – не бывает войны без убийств.
– Тим, на войне надо было убивать немцев, я был бомбардировщиком. Я сидел внизу самолета, ждал, когда надо было начинать бомбить и лично сбрасывал наши бомбы вниз.
– Дед, а ты чувствуешь себя виноватым?
– В отношении немецких солдат нет, это была война и они врагами, но когда мы бомбили Дрезден, я сам сбросил очень много бомб на мирных граждан. Там военных объектов не было, только дома, и я их бомбил своей рукой.
– Как же так? Зачем ты это сделал, дед?!
Было очень трудно поверить, что мой добрый дедушка повинен в смерти сотен гражданских людей.
– Мы все знали, что это было неправильно и чудовищное преступление. И когда мы вернулись, весь наш экипаж блевал от стыда. Мы чувствовали огромную вину за то, что делали. Никто не мог ни есть, ни говорить пару дней, всех натурально рвало. Понимаешь, война это не смешно, я убил сотни людей, таких как ты и бабушка.
– Но дед, как ты мог убивать детей и женщин? (Я был достаточно холодным ребенком и в убийстве солдат не видел ничего страшного, но убийство детей и женщин представлялось мне чем-то ужасным).
– Потому что если бы мы не полетели убивать, то полетели бы другие, а нас поставили бы к стенке и расстреляли.
Расстрел решает все моральные вопросы. Дед был достаточно смелым человеком, но когда нам приставляют дуло пистолета ко лбу, мы часто забываем о своих моральных ценностях.
Будь я на его месте, я бы тоже бомбил мирных немцев, даже не буду врать – я ужасный трус. Иногда я представляю, как сказал бы приставленному к моей голове пистолету «иди на х**, я не буду этого делать», но, наверное, я просто себя обманываю.
Дедов рассказ сделал меня отличным от большинства американских детей. Для них Америка не могла совершить ничего плохого. Америка – это вечная правда и источник доброты во всем мире, а я с юных лет знаю, что наше общество и вооруженные силы могут причинять зло.
Друзья моего отца относились к такому типу американских патриотов, которые ненавидят американское правительство, но любят конституцию и саму Америку. Я знаю, что это трудно понять русским, но они любили дух Америки, а не войны, которые ведут правительства. Они были ветеранами войны во Вьетнаме или просто выступали против правительства, и поэтому я часто слышал такие разговоры: «Сынок, наша Америка – самая лучшая страна, но в ней очень много зла». Я не исповедую философию исключительной роли Америки в мире и человеческой истории[4].
Как-то один русский сказал мне, что «для чтобы стать русским надо ненавидеть и правительство, и ментов». Кажется, у нас есть больше общего, чем я ожидал, потому, что я слышал очень много критики в адрес правительства от взрослых в детстве. Традиционные американцы, такие как друзья моего отца, любят повторять цитату президента Рейгана: «Самые страшные слова – «Я из правительства, я пришел вам помочь».
Разговор с дедом про войну стал первым моментом в моей жизни, когда я осознал, что Америка, возможно, не является такой, какой ее представляют наши собственные СМИ.
И еще один важный факт от воевавшего деда. Дедушка рассказывал, что он и его товарищи не носили свои бронежилеты во время боевых вылетов, а сидели на них. Они больше боялись получить пулю в пенис, чем в сердце. Для них было лучше погибнуть, чем потерять своего «лучшего друга» и жить дальше. Мужской менталитет.
Часть пятая
Обыск без ордера
Однажды, подъехав к дому, я увидел на нашей подъездной дорожке полицейские машины с включенной мигалкой. Мне было шестнадцать или семнадцать лет, а с шестнадцати лет в Огайо можно получить права. Я помню, что вернулся домой от друга, с которым мы частенько смотрели «американскую борьбу» (Pro Wrestling). В те времена считалось вполне нормальным смотреть на мужиков в трусах, делающими вид, что они дерутся.
Я подумал, что не дай бог у мамы случился инфаркт или какие-то грабители застрелили моих родителей, но нет, полицейские пришли не за какими-то преступниками, а за мной.
Если бы русские только могли понять, что сериал «Южный Парк» – это жестокая пародия на американское общество, то они увидели бы, что в каждой серии глупые жители Южного Парка массово впадают в панику в любой ситуации, потому что американские СМИ любят делать из мухи слона, а, возможно, американцы просто любят паниковать. Я не имею в виду, что существует какой-то тайный заговор с целью запугивать население, но вечерние новости действительно культивируют чувство страха. Местные новостные каналы любят пугать нас каждый год смертельными вирусами, новоиспеченными злодеями-диктаторами, которых мы должны захватить, пока они не добрались до нас, и репортажами об убийствах в гетто.
В тот момент, когда случились описываемые в этой главе события, американское общество было охвачено паникой по поводу стрельбы в школе «Колумбайн». Если передавать суть дела кратко, то в этой школе была группа белых школьников, любителей хеви метал, тихих и асоциальных подростков, которые носили тренчкоты. Однажды они пришли в школу с оружием и начали стрелять во всех подряд. В то время я тоже слушал хеви метал, не высовывался, был асоциальным элементом, белым и тоже носил тренчкот. Этого, по мнению полиции, оказалось достаточно, чтобы выдвинуть против меня обвинение…
– Что вы здесь делаете? – спросил я у полицейских.
Я видел, что мою маму трясло от страха, а мой папа крепко обнимал ее. Перед ними стояли трое полицейских, один из которых, главный, почему-то был не в униформе.
– Мы ждали тебя. В твоей школе составили список потенциальных террористов, которые могут открыть массовую стрельбу. Ты в этом списке, поэтому мы будем искать оружие в вашем доме.
– Но у вас нет ордера! – сказала мама.
– Мэм, нам не нужен ордер, мы будем обыскивать ваш дом.
Как гражданин Америки я знал свои права, и я наивно полагал, что могу напомнить об этом полиции:
– Эй, вам вообще-то нужно разрешение на обыск. В конституции сказано, что вы не можете проводить обыск без разрешения.
– Слушайте, у вас есть выбор. Или вы разрешаете нам провести обыск сейчас, или мы вернемся назад с ордером и устроим тут погром. Разломаем абсолютно все, что есть у вас в доме.
На этом начался обыск. Они соврали нам, что будут аккуратно обращаться с нашими вещами, если мы позволим им обыскать дом. Они яростно швыряли на пол все вещи из наших шкафов и ящиков. В итоге они нашли официально зарегистрированное оружие и много носков. Когда вся наша жизнь лежала на полу перед ними, они дали нам подписать какие-то документы и ушли.
Русским также трудно понять, что США – это страна-контракт. До четвертого июля 1776 года Америки и американцев просто не существовало. Они появились после этой даты. Почему? Потому, что в тот день «основатели США» подписали документ, созданный Томасом Джефферсоном – «Декларацию независимости». Затем после многих лет работы и одной неудачной попытки был создан финальный вариант конституции США, другим словами – контракт между народом и правительством, который и породил Америку как нацию. Это сакральный документ – без конституции не существует американцев!
Попробую объяснить это по-другому. Вы же знаете, как сильно древние евреи верили, что они заключили договор (контракт) с Богом. И как серьезно они относились к каждому слову Ветхого завета. Именно так отцы-основатели относились к американской конституции. Именно так политически активные американцы до сих пор относятся к этому документу – как к священному договору, обязательному для всех и основанному на высших принципах. Поверьте, я знаю, что русским тяжело это понять: ваша конституция была переписана предателями в 90-е годы.
Полицейские, стоящие перед мной, нарушили четвертую поправку конституции, которая гласит: «Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков, и арестов не должно нарушаться. Ни один ордер не должен выдаваться иначе, как при наличии достаточного основания, подтвержденного присягой или заверением; при этом ордер должен содержать подробное описание места, подлежащего обыску, лиц или предметов, подлежащих аресту».
Опять же, если Америка основана на договоре, то, когда полицейские решили разорвать этот контракт прямо у меня на глазах, я больше не мог быть полностью американцем. Они расторгли сделку.
