громко, по-боцмански, выругаться. От досады он ударил кулаком по капоту машины.
Почти все воинские части уже получили пакеты, где им предписывалось идти на погрузку в Купеческую гавань. Теперь можно легко предположить, что произойдет. Придя в Купеческую гавань и не застав там никого, все бросятся в Минную, создавая хаос и неразбериху, в которой невозможно будет найти нужные транспорты. И как их найти, если они будут стоять на рейде?!
Близким взрывом снаряда адмирала и Смольникова засыпало комьями земли. Надо было возвращаться на «Виронию», чтобы успеть отдать необходимые распоряжения...
С мостика «Виронии» в Минной гавани было хорошо видно горящий арсенал и слышен жуткий гул беснующегося пламени. И в довершение всего ещё и прямые попадания в лидер и эсминец.
Вскоре, однако, оба корабля семафором доложили о полученных повреждениях. Адмирал с трудом подавил вздох облегчения. К счастью, всё обошлось более-менее благополучно. На «Минске» были повреждены кормовые орудия главного калибра. Четверо ранены. Ремонт займет несколько часов. На «Скором» также незначительные повреждения от попадания двух 75-мм снарядов. Один человек ранен. Но всё же, куда пропал транспорт «Тобол»?
Капитан транспорта «Тобол» Борис Виноградов понял, что ему не только не удастся подойти к причалам Купеческой гавани, но и не войти в саму гавань, засыпаемую немецкими снарядами. Взрывы разрушали береговые постройки. Было непонятно: работают ли это наши подрывники, или свирепствует немецкая артиллерия. Рушились здания, взлетали вверх обломки. Снаряды падали в опасной близости от бортов транспорта. Виноградов решил вернуться на рейд и встать там на якорь. После чего доложить о невозможности подхода к причалам. Развернувшись, «Тобол» встал чуть мористее «Луги» и «Эллы», покинувших Купеческую гавань из-за артобстрела.
Капитану Виноградову было всего 30 лет. Уроженец сибирского города Кургана он в семнадцатилетнем возрасте уже участвовал в гидрографической экспедиции, проводящей научные исследования в Тихом океане. Позднее он плавал штурманом на знаменитом пароходе «Челюскин», чья попытка в 1933 году пройти в одну навигацию трассу Северного морского пути закончилась катастрофой, ловко превращённой пропагандой в триумф. Вместе с остальным экипажем «Челюскина» в составе 105 человек Борис Виноградов провёл два месяца на плавающей льдине, за что впоследствии был награжден орденом Красной Звезды. В последующие годы Виноградов много плавал на разных судах и перед самой войной был назначен капитаном грузового парохода «Тобол», имевшего 2758 тонн водоизмещения и скорость 10 узлов.
Пароход был построен в Германии в 1911 году и, плавая под немецким флагом, назывался «Росток». В 1934 году был куплен СССР для БГМП. С началом войны «Тобол» перекрасили в шаровый цвет и присвоили бортовой номер 512. ВТ-512 «Тобол».
Встав на якорь, Виноградов приказал поднять на мачте свой опознавательный флаг и пытался связаться по радио с береговыми службами, ведающими распределением войск и грузов по транспортным судам.
Большой океанский пароход величественно раскачивался, стоя на якоре. Транспорт «Тобол» был одним из немногих торговых судов, на которых с началом войны помимо перекраски в шаровый цвет и присвоения бортового номера были установлены и крупнокалиберные пулемёты, чтобы отбиваться от авиации противника. Участвуя в эвакуации продовольствия из Таллинна в Ленинград в июле, зенитчики «Тобола» уже имели немало случаев ими воспользоваться. Хотя ни одного самолёта при этом сбить не удалось, но и немцам пока не удавалось повредить транспорт атаками с воздуха...
Вскоре с подлетевшего катера МО в мегафон передали приказ идти к острову Аэгна и принять на борт грузы и личный состав береговых и зенитных батарей.
Капитан Виноградов удивился. Всю предыдущую ночь он простоял у острова Аэгна, а потом получил приказ встать под погрузку в Купеческую гавань. Теперь нужно было возвращаться к Аэгне.
Снявшись с якоря, «Тобол», грузно вздымаясь и опускаясь в килевой качке, дал ход, держа курс к острову Аэгна.
Маршал Шапошников, прочтя проект телеграммы об уничтожении кораблей и инфраструктуры Балтийского флота в Ленинграде и Кронштадте, недоуменно развёл руками и с удивлением взглянул на адмирала Кузнецова.
— Что вы, голубчик, — в своей мягкой манере сказал начальник Генерального штаба. — Это дело чисто флотское. И я своей подписи под этим документом ставить не буду.
Мудрый маршал не первый день работал с вождём всех народов.
— Но это указание товарища Сталина, — попытался возразить нарком ВМФ. — Он мне прямо так и приказал идти к вам, чтобы вы подписали эту телеграмму.
— Вы, видимо, просто не поняли слов Верховного, — ответил Шапошников. — Я просто не имею права подписывать подобных документов, поскольку не являюсь Верховным главнокомандующим. Извольте убедиться: флот оперативно подчинен Главкому Северо-западного направления. А Главкому, фактически командующему флотом, директивы может направлять только Верховный главнокомандующий.
— Но товарищ Сталин явно дал понять, что он не желает подписывать подобной директивы, — продолжал настаивать адмирал. — Он приказал, чтобы под документом стояла ваша подпись, товарищ маршал.
— Надо попытаться убедить его в том, — продолжал терпеливо учить Кузнецова придворным манерам начальник генштаба, — что необходим именно его авторитет для подготовки к выполнению и выполнения подобных директив. Так что отправляйтесь к Верховному и доложите ему мое мнение.
— Я думаю, — твердо ответил адмирал, — что нам следует отправиться к товарищу Сталину вдвоём. Мне одному его не убедить.
Всем, кто работал в близком контакте со Сталиным, было известно, что светлое время суток из-за постоянных воздушных тревог, Верховный главнокомандующий проводит на одной из станций метрополитена, имевшей выход в небольшой особняк. Когда же немцы сменили время налётов на Москву, распорядок жизни и местонахождения вождя также соответственно изменился. Утренние часы примерно до полудня Сталин проводил в своем кремлёвском кабинете, а потом исчезал неизвестно куда, будоража наркомов и главкомов неожиданными звонками из своей таинственной Ставки.
На этот раз Сталин ещё находился в своем кабинете, и Шапошников, созвонившись с Поскрёбышевым, попросил приема по срочному делу. Маршалу и самому хотелось сбросить с себя новую обузу.
С первых же слов начальника Генерального штаба Сталин понял, что никто не хочет брать на себя ответственность за авторство подобных документов. Но и Сталину в равной степени не хотелось брать авторство на себя. Прочитав текст подготовленной телеграммы, вождь приказал оставить документ у него.
— Мы подумаем, — заявил он, а затем поинтересовался у адмирала Кузнецова на чье имя эту телеграмму дать.
— На имя адмирала Трибуца, конечно, — подсказал нарком ВМФ.
— Думаю, нецелесообразно, — засопел в усы Верховный. — Дадим на имя адмирала Исакова, а тот уже спустит
