В учебнике истории издательства «Клетт», по которому учатся гимназисты земли Северный Рейн–Вестфалия, война как таковая – это лишь две главы из 14. Тема открывается полемикой: «Фашизм – выход из кризиса?» Далее следует анализ предпосылок прихода Гитлера к власти, путь к диктатуре, причины экономического подъёма, страшные последствия фашизма для общества. Отдельно выделен холокост. Глава «Завоевание – разорение – уничтожение» повествует о Второй мировой войне вплоть до Сталинградской битвы. События 1941–1943 годов представлены, естественно, очень сжато – наивно было бы ожидать от западногерманской традиции, довлеющей сегодня над немецким образованием, иного. В сухом, сжатом тексте существуют детали, примиряющие с его краткостью, но лишь отчасти. Война с СССР однозначно охарактеризована как война за территорию, война на уничтожение мирных людей, а не только на уничтожение государственного строя. Упомянуты и свыше 20 миллионов погибших, причём подчёркивается, что это был террор, направленный против мирного населения. На отдельной странице для обсуждения приводятся цитаты из исторических документов, как, например, записка Гиммлера от 25 мая 1940 года: «Для не немецкого населения восточных территорий не должно быть образования выше, чем 4 класса народной школы с целью обучения счёту – максимум до 500, написанию собственного имени, преподавания заповеди о том, что им богом положено подчиняться немцам и быть честными, трудолюбивыми и послушными. Не вижу необходимости обучать их читать».
Один из абзацев посвящён Сталинградской битве – переживания солдат вермахта, попавших в окружение, поражение как удар судьбы, от которого немецкая армия уже не смогла оправиться. Понятие «Сталинград» подобно «Ватерлоо» укоренилось в немецком сознании как символ разгрома. Однако мало кто в Германии, особенно в западных землях, осознаёт трагедию мирных жителей Сталинграда, словно они и не гибли десятками тысяч под немецкими ковровыми бомбардировками, как это потом произошло в Гамбурге, Дрездене вследствие бомбардировок союзников, – эти события представлены гораздо более развёрнуто.
Даже блокада Ленинграда, столь значимая для раскрытия сущности ведения войны с СССР, не удостоилась особого упоминания. Меж тем Санкт-Петербург является, пожалуй, самым упоминаемым русским городом, когда речь заходит о любом другом историческом периоде. Таким образом, говоря о жертвах среди советского мирного населения, учебник вроде бы ничего и не умалчивает, но и ничего не говорит. В следующей главе, посвящённой событиям 1943–1945 гг., приводятся свидетельства очевидцев прихода солдат союзных и Красной армий. Увы, но здесь оказался увековеченным наихудший стереотип немецкой коллективной памяти – англичане и американцы, раздающие шоколадки и жвачки, и советские солдаты, сначала отнимающие часы, а затем ищущие спрятавшихся под диваном немецких женщин. Конечно, заинтересованные ученики – по настоянию ли учителя, по собственному ли желанию – могут познакомиться с историей во всей совокупности фактов через Интернет, но сколько их?
На одном из интернет-сайтов для преподавателей я наткнулась на разработки серии уроков на тему «План «Барбаросса». Составители – специалисты Института педагогики мира города Тюбинген – отмечают, что до сих пор нельзя говорить о должном «адекватном отношении к войне на уничтожение» на территории СССР, и признают, что в школьных учебниках эта тема представлена сглаженно, «рудиментарно» и не вызывает внутреннего протеста и сочувствия к жертвам, что необходимо для формирования антифашистской позиции. Ведь в головах многих сегодняшних подростков существует культ уже не просто силы, а насилия, и именно план «Барбаросса» с ужасающей очевидностью демонстрирует, как легко инструментализировать готовность к насилию при помощи мифа о расовом превосходстве и приказов, гарантировавших солдатам вермахта полную безнаказанность.
Особый интерес вызывает ещё одна тема немецкого учебника – разбор пропагандистских приёмов национал-социализма и развенчание «мифологической» составляющей нацизма. В основе лежит идея о том, что нацистская пропаганда была настолько отработана, что до сих пор может быть опасна для окружающих, что, собственно говоря, и происходит не только в Германии. Как это ни прискорбно, неонацизм стал возможен в России, стране, где в каждой семье кто-то отдал жизнь за то, чтобы победить фашизм навсегда. Значит, что-то в последние десятилетия было не в порядке и в нашей системе образования.
Современная немецкая школа в силу исторических причин идёт путём обеспечения доступа к информации и не боится полемики, надеясь таким образом разбудить сознание школьников, но опасается при этом слишком сильно влиять на них. Русская традиция образования, напротив, всегда была нацелена именно на формирование личности. Между тем вопрос о том, как преподавать историю таким образом, чтобы научить подростков противостоять неонацистской и иным экстремистским идеологиям в эпоху информационных технологий, становится глобальным и требует педагогического сотрудничества уже на международном уровне, в том числе и в вопросах дидактики.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
Гуманитарий
Крыжовник, и не только
ДНЕВНИК УЧИТЕЛЯ
Инна КАБЫШ
Выпускной вечер мы отправились отмечать в Питер. Есть у нас в школе такая традиция – отмечать выпускные вечера в Северной столице.
Что поделать: Питер так Питер.
В автобусе мне досталось место рядом с пожилой учительницей литературы.
Видимо, дорвавшись до взрослого собеседника, моя соседка стала с упоением рассказывать о длившемся весь учебный год и только что завершившемся ремонте в квартире.
Из многолетнего опыта хождения в бассейн, когда волей-неволей слышишь, о чём разговаривают твои соседи по дорожке, я вычислила, что пожилые люди – не в обиду, а как констатация факта будь сказано – говорят на три темы: болезни, цены на коммунальные услуги и… ремонт.
«Мне ещё повезло», – подумала я в том питерском автобусе, слушая о плитке, ковролине, дверях, обоях и подвесных потолках.
Представив объём выполненных работ, коллега перешла к перепланировке. Я мирно дремала под рассказ о том, как кухня превращается в студию, и вдруг, словно автобус тряхнуло на ухабе, резко проснулась на фразе:
– …сделали гардеробную комнату.
Вот счастье!
– Что? – не поняла я.
– Я говорю: гардеробная комната, – коллега закатила глаза, – вот счастье…
Если бы рядом со мной сидела учительница физкультуры или домоводства, я бы подумала, что человек просто неточно выбрал слово: вместо «удобство», «комфорт» употребил слишком сильное – «счастье».
Но моей соседкой была учительница русского языка и литературы с сорокалетним стажем.
Она знала, что говорит.
И мне вспомнился чеховский герой, полагавший счастье в… крыжовнике, и слова его брата, поведавшего миру эту грустную историю: «Как в сущности много довольных, счастливых людей!»
Я знала, что моя соседка по автобусу недавно похоронила мужа, что у неё взрослая незамужняя и бездетная дочь, а она расписывала, какое счастье расположить по полочкам имеющиеся у неё двадцать пять шляп…
Став учителем литературы, я много раз ловила себя на мысли о том, что у детей хорошие книжки и высокие герои зачастую находятся в одной части головы (как бы на одной полке), а то, чем они руководствуются в повседневной жизни, – в другой.
А мне всегда хотелось, чтобы эта конструкция была чем-то вроде сообщающихся сосудов: наполняемость одного влияла бы на уровень другого.
Тем более грустно было видеть взрослого человека, учителя русской литературы, всю свою жизнь посвятившего проповеди высоких идеалов, а в повседневной жизни остававшегося простым обывателем.
Я не хочу никого ни клеймить, ни высмеивать, ни оплакивать. Но для меня, преподающей величайшую в мире литературу, это главный вопрос: способна ли она повлиять на человека, сформировать его душу, стать регулятором поведения? Или она просто один из школьных предметов, делающих человека более образованным? Я абсолютно не боюсь показаться кому-то наивной идеалисткой. Я прекрасно понимаю, что литература, как и всякое искусство, не средство, а цель. Что она красота. Но я так же глубоко убеждена, что это красота действенная, преображающая, «выпрямляющая». Красота, которой спасётся мир, а значит, и человек.
