Во всяком случае, одно не вызывает сомнений — в предстоящие годы семейство Кеннеди, его представители будут еще играть чрезвычайно большую роль не только в американском деловом мире, но и на политической арене. Пожалуй, нет в Америке сейчас ни одного политического наблюдателя, который решился бы утверждать, что в списке хозяев Белого дома никогда больше не повторится фамилия Кеннеди, что прежде всего и предопределяет особый интерес к членам этой богатейшей семьи.
Я не собираюсь на этих страницах подробно исследовать деятельность президента Джона Кеннеди или обсуждать политический гороскоп его родственников. Здесь ведется рассказ о богатейших семьях Америки, вершащих дела в этой стране. В число таких семей входят и Кеннеди. Но когда речь идет о Соединенных Штатах, подчас бывает просто невозможно отделить биржевую игру от дипломатических комбинаций, политиканские ходы от экономической конъюнктуры, бизнес от политики.
Правда, Роберт Кеннеди в разговоре с нами категорически и очень настойчиво это отрицал. Он стремился всячески подчеркнуть, что ни его деятельность, ни деятельность его старшего и младшего братьев ни в какой степени не связаны с предпринимательством. Было видно, что его тревожит этот вопрос, и он настойчиво к нему возвращался, стараясь быть доказательным и убедительным.
— Ни покойный президент, ни мы с Тэдди, — медленно говорил он своим глуховатым голосом, внимательно глядя на нас и словно бы проверяя, правильно ли мы понимаем его изысканно гарвардскую речь, — не имели и не имеем никакого отношения к деловым операциям нашего отца. Он никогда не предназначал нас для деловой карьеры, не посвящал в свои операции.
— А кто же сейчас руководит вашим огромным семейным бизнесом? Ведь полумиллиардный капитал — дело нешуточное, требующее внимания, руководства?
— Наш отец. Он полный хозяин.
— Но ведь ему уже скоро восемьдесят. И мы слышали, что в последнее время, особенно после гибели вашего брата, он много болеет.
— Он опытный человек.
Захожу с другого бока.
— Простите, сенатор, но мне приходилось читать, что несколько лет назад большую роль в управлении делами вашей семьи и, в частности, в принадлежащем ей крупнейшем торговом центре Чикаго играл Серджент Шрайвер, который затем стал членом семьи Кеннеди, женившись на вашей сестре Юнис.
— Это правильно. Но с тех пор как Джон пригласил Серджента в Вашингтон (в правительстве Кеннеди С. Шрайвер занимал важный пост директора «Корпуса мира»), он действует на поприще политики.
Затем, почувствовав, быть может, по возникшей паузе некоторую неудовлетворенность собеседников, сенатор несколько приоткрывает завесу.
— Сейчас отцу помогает муж другой сестры нашей — Стивен Смит. Он бизнесмен.
У меня нет оснований усомниться в правдивости того, на что напирал Р. Кеннеди в разговоре с нами. Насколько известно, действительно, ни Джон Кеннеди, ни его братья прямого участия в деловых операциях, во всяком случае в зрелом возрасте, не принимали и не принимают. И тем не менее, несмотря на внешнюю весомость своих аргументов, Роберт Кеннеди не убедил нас в том, что бизнес, деловые интересы, в том числе и семейные, не имеют какого-либо отношения к политической деятельности братьев Кеннеди.
Наивно было бы воспринимать связь между такими интересами и этой деятельностью как нечто прямолинейное и непосредственное. Дескать, кто-либо из Кеннеди пришел в Белый дом или на Капитолий и, пользуясь властью, начал обделывать личные делишки, предоставляя, скажем, папаше выгодные правительственные заказы или еще что-либо в этом роде. Так ситуация выглядит лишь в вульгарных псевдомарксистских исследованиях (они появлялись, к сожалению, иногда в минувшие годы), а в реальной жизни все обстоит значительно сложнее.
Ну, прежде всего, как бы ни открещивался Роберт Кеннеди от причастности к папиным сотням миллионов, он не мог уйти от того, что и он, и его братья всю свою жизнь жили как сыновья не чистильщика сапог и не мелкого клерка, а миллионера. Они росли и воспитывались в обстановке богатства и роскоши. Они учились в самых аристократических колледжах, у самых лучших учителей. По окончании частных, заметьте — частных, школ и колледжей родители отдали их в Гарвардский университет — самый аристократический в Америке, предназначенный для публики избранной.
Помилуйте, скажут нам, никаких ограничительных цензов в правилах приема в Гарвардский университет не имеется. Почему же для избранных? Бостонская газета «Глоб» писала недавно, что минимальная сумма, в которую семье обходится ежегодное пребывание студента в Гарвардском университете, составляет 3280 долларов.-Это минимальная. А можно и больше, если платить за лучшую комнату, за бассейн, питаться не в столовой и т. д. Вот вам и ценз. Ведь 3280 долларов — это сумма, равная примерно тому прожиточному минимуму, который, по подсчетам американских экономистов, необходим средней семье из четырех человек для того, чтобы просуществовать в течение года. Спрашивается, может ли эта самая «средняя семья» выложить такие деньги на обучение своего отпрыска в Гарвардском университете?
Сызмальства сыновья и дочери Джозефа Кеннеди-старшего приучались к мысли, что они не такие, как все, что они избранные. Это не обязательно шло при помощи назиданий и поучений. Просто они жили в роскошных домах, уезжали на лето на фешенебельные курорты, путешествовали на шикарных яхтах, ездили в автомобилях только самых дорогих марок, одевались у самых модных портных, обедали в наилучших ресторанах, лечились у врачей, одноразовый гонорар которых превосходит месячный заработок рабочего. К их услугам было все самое лучшее, самое дорогое, самое изысканное. Они заводили друзей и недругов, приятелей и соратников, выходили замуж и женились внутри узкого круга, куда вход посторонним заказан.
Мелкая, но характерная деталь: рассказывают, что в университетские годы Джон Кеннеди мог пригласить приятелей-однокурсников в дорогой ресторан и явиться туда самому без гроша в кармане. Причем делал он это вполне без задней мысли, не шутки ради и тем менее для того, чтобы поужинать на даровщинку. Просто сыну миллионера как-то не приходило в голову, что у его сотрапезников может не оказаться при себе такой мелочишки, как сотня-другая долларов. Ему-то ничего не стоило истратить за вечер и много больше. Наивность богача сродни той, которая продиктовала королеве Марии-Антуанетте ее трагикомический афоризм.
«Почему они бунтуют?
У них нет хлеба, ваше величество?
Так почему же они не едят пирожных?»
Круг, в котором отпрыски кеннедиевского семейства, как принято это говорить, вращались, — это вполне определенный круг. Колледж и университет, родительский дом и места, где они развлекались, отдыхали, сделали их людьми этого самого, вполне определенного и в достаточной степени узкого круга. И если они по соображениям политики, которая стала их профессией, выходили и выходят из этого круга, то делают они это не по любви, а по расчету, в силу необходимости.
Психология и привычки, предрассудки и фетиши, нравы и мифы своего класса, своего круга с самых ранних лет вошли в плоть и кровь нынешнего поколения Кеннеди. Это их жизнь, их натура, они сами. И разве может измениться что-либо оттого, что обосновались они не в деловых конторах, а выступают с политической трибуны или заседают в сенате!
Но не только воспитание и окружение определяют позицию каждого из Кеннеди в современном американском обществе. Пусть они не принимают непосредственного участия в деловых операциях. Но каждому из братьев было доподлинно известно, какое количество миллионов долларов является его собственностью, на какую долю наследства он мог претендовать в будущем...
29 мая 1962 года Джону Кеннеди исполнилось 45 лет. В день тезоименитства положено дарить подарки, и Джозеф Кеннеди не собирался нарушать традиции. Его скромный подарок сыну-президенту не был ни романтичным, ни символичным. Он преподнес ему вполне реальный, абсолютно прозаичный и очень весомый пакет акций различных семейных фирм стоимостью в пять миллионов долларов. Так сказать, на зубок мудрости.
Еще в те дни, когда папаша Кеннеди вел азартную и рискованную игру на бирже, он отделил неприкосновенную часть своего капитала — 9 миллионов долларов и, вложив их в государственные ценные бумаги, спрятал в банковский сейф на имя своих детей — по миллиону на каждого.
Злые языки говорят, что старым Кеннеди, помимо отцовского чувства, руководила свойственная роду Кеннеди трезвая осторожность. Он стремился оградить себя от весьма обычного для биржевых игроков разорения, отложив кое-что про черный день, — деньги, положенные на имя детей, даже в случае банкротства судом изъяты не будут.
По мере того как дети Джозефа Кеннеди достигали совершеннолетия, они получали от отца на обзаведение еще по миллиону долларов. Это не считая домов и машин, загородных вилл и всевозможной утвари.
