Как в воду глядел буревестник революции!
14 января 1918 года расстреляны рабочие в Туле, собравшиеся «для обсуждения вопроса об убийстве большевиком Кожариным двух железнодорожников — Сошникова и Илларионова». Собрание разогнано и расстреляно Красной гвардией, находящейся в распоряжении тульского городского ревкома.
5 мая 1918 года расстреляны рабочие Березовского завода на Урале, вся вина которых заключалась в том, что они решили переизбрать Совет рабочих депутатов. Поняв, что их в Совдепе может уже не оказаться, большевики открыли огонь на поражение. Документы эпохи свидетельствуют:
«Минут десять спустя после возвращения из Совета делегации на собрание явился отряд вооруженных красногвардейцев во главе с пьяным одним из членов Совета, и без всякого предупреждения было сделано в толпу несколько залпов. Пятнадцать человек остались на месте убитыми — совершенно безвинных людей, — остальные бросились бежать, а залпы гремели один за другим. Кровь пролилась… Судорожно корчились на земле тяжелораненые, а пьяный предводитель таких же пьяных красногвардейцев приказал ловить и арестовывать убегающих от расстрела рабочих. Несколько человек были схвачены и посажены в арестантскую при Совете. К вечеру того же дня Совет издал и расклеил по заводу следующее обстоятельное постановление: «Ввиду открытого бунта, направленного к ниспровержению существующей советской власти, с сего числа на приисках Березовского завода вводится военное положение. Выход на улицу разрешается с 6 часов утра до 7 часов вечера. Лица, агитирующие против советской власти, а также и задержанные после 7 часов вечера на улице, будут расстреляны без всякого снисхождения. Совет».
В тот же вечер арестованные без суда и следствия были расстреляны около здания Совета. А на завод прибыл карательный отряд красногвардейцев.
Еще нет никакой гражданской войны. Россия еще может, избрав через «Учредиловку» новую законную власть, приступить к мирному строительству. Но нет — «Октябрь уж наступил». На горло стране…
Рабочие поняли, во что они вляпались с этой «народной» властью, как окрестили сами себя самозванцы-большевики. Рабочие принимают резолюции:
«На улицах и в домах днем и ночью ежедневно происходят убийства. Убивают не только грабителей и не только грабители, но и ответственные агенты советской власти. Убивают под видом борьбы с контрреволюцией, убивают не врагов народа, а честных мирных граждан, рабочих, крестьян, студентов, солдат. Убивают без суда и следствия, рассчитанно и хладнокровно. Убивают нашим именем, именем революционного пролетариата. Мы, представители рабочего класса, перед лицом всей России заявляем, что эти убийства позорят честь революции и демократии. Мы с отвращением и негодованием отметаем от себя ответственность за кровавые дела. Мы призываем всех рабочих и всех честных людей присоединиться к нашему возмущению и протесту и требуем открытого суда над всеми зверствами и убийствами».
Поздно, ребята. Кровавая красная хунта начинает красный террор против населения страны в полном соответствии с указаниями международного террориста Ленина «навести тотчас массовый террор».
В том же месяце (май 1918 года) состоялся расстрел рабочих Ижорского завода, что в Колпино. Потому что рабочим, представьте себе, захотелось есть, а есть было нечего («нечего жрать» — это общий рефрен всей советской власти, начиная с голодного 1917 года и заканчивая голодным же 1991 годом). После первого залпа по женщинам и детям из толпы выкрикнули: «Ты заместо хлеба даешь пули, этого даже царское самодержавие не делало!..»
Узнав о расстреле в Колпино, поднялись рабочие на заводе Речкина, на Арсенале, на заводе Сименс-Шуккерта, на Руссо-Балте, на Путиловском, на Обуховском, на Вагоностроительном, на писчебумажной фабрике… Рабочие полагали, что родная рабоче-крестьянская власть должна если уж не защищать их интересы, то хотя бы не убивать их. Святая простота! Никогда большевистская власть не была ни рабочей, ни для рабочих, о чем мы еще серьезно поговорим, исследуя мифы красного проекта.
На могилы убитых были возложены венки с надписями «Жертвам произвола — защитникам голодных», «Жертвам голодных — погибшим от сытой власти». На митинг протеста против «революционной власти» рабочие вышли, распевая революционные песни. Однако большевики уходить были не намерены, они знали один-единственный метод управления — насилие, и потому выпустили манифест, в котором пообещали «беспощадно подавлять»…
После месяца мая следует месяц июнь. И в нем не обошлось без пулеметов. В той же Туле советские власти выслали «вооруженные отряды с пулеметами и броневиками» для подавления рабочей стачки.
Работать на «народную» власть рабочие совершенно не желали! И это не моя выдумка. И не выдумка врагов советской власти, проклятых белогвардейцев и прочих наймитов капитала. Это сказал, выступая на I съезде Совнархоза в мае 1918 года, видный революционер Алексей Гастев: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным, миллионным саботажем. Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа указывают как на саботажника. Мы имеем саботаж национальный, народный, пролетарский».
Выше я вкратце упомянул подавление большевиками только массовых выступлений и только рабочих, не касаясь ежедневного «бытового» террора, сопровождавшегося грабежами населения и геноцидом целых социальных слоев. Так называемые большевистские «чрезвычайки», превратившиеся тогда в «человеческие скотобойни», внушали народу страх и ненависть к новой власти, которая поставила бессудные казни без вины на поток. Это сейчас геноцида в приличном обществе стыдятся. А тогда большевики им хвастались. Вот какие инструкции давал своим подчиненным крупный чекист М. Лацис:
«Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».
Чуяли большевики, что не понравится народу их власть. Поэтому, едва придя к власти, сразу стали строить не заводы и фабрики, а концлагеря. Даже начавшаяся война им в этом не мешала. Через два года после октябрьского путча в России уже было два десятка концентрационных лагерей, в которых находилось 16 тысяч заключенных. Строительство идет нарастающими темпами, и ровно через год лагерей уже 86, в них заключено 59 тысяч человек. Это немного. Но только потому, что большевикам больше нравится казнить, а не сажать: убивать проще: закопал — и никаких хлопот.
В одной только Одессе, едва придя к власти, коммунисты всего за несколько месяцев расстреляли и перевешали 25 тысяч человек, в Севастополе — 29 тысяч. Иван Грозный устроил массовую бойню только в Новгороде. Большевики — по всей стране…
Удивительно ли после этого, что в армии Колчака дрался с большевиками Рабочий стрелковый корпус численностью 150 тысяч человек? Это были уральские и ижевские рабочие, на своей шкуре испытавшие и чекистскую избирательную мясорубку, и совсем неизбирательные массовые расстрелы рабочих.
Ладно, с рабочими ясно. А что с крестьянами? Большевики обещали им землю. Свободу не обещали, свобода у крестьян уже была аж три поколения. Поэтому обещать свободу большевики не могли, а вот отнять могли. И отняли. А взамен свободы дали расстрелы, грабежи и голод.
В чем же была проблема с селом? Проблема с селом была ключевой! Именно проблема деревни помогает понять весь кафкианский абсурд той античеловеческой власти, которая воцарилась в октябре 1917-го. Почему-то на это мало кто обращает внимание, а стоило бы.
Вот смотрите. Крестьяне пашут. Все последние годы перед революцией производительность их труда растет, а земля постепенно переходит от коллективов к единоличникам (это и есть главная причина роста). Крестьяне дают продукт. Много продукта. Те мегатонны зерна, масла, яиц, которые до Первой мировой Россия экспортировала, теперь оставались на родине. Их можно было скушать. Почему же большевики начали говорить о голоде и недостаче хлеба в городах? Почему в деревню вдруг потянулась большевистская продразверстка? Зачем большевики уморили голодом более трех миллионов крестьян, силой отняв у них хлеб?
Потому что они не хотели покупать у крестьян хлеб. Большевистская власть — власть изначально преступная; власть, которая возвела грабеж и отъем ценностей граждан в свою идеологическую базу. Есть два пути для одного человека взять у другого нужное — купить или отнять. Больше никаких путей человечество не изобрело. Капитализм — это когда «купить», то есть осуществить обмен на взаимовыгодной основе. Социализм — это «отнять». Первый способ основан на добровольном согласии. Второй — на принуждении силой. Первый способ взаимовыгоден обеим сторонам. Второй — только одной стороне, отнимающей. Именно поэтому политическая система социализма неизбежно выстраивается как тоталитарная. Именно отсюда лагеря и репрессии. Система, основанная на принуждении, не может иметь другого политического облика.
