Ларчик открывается просто. В обыденной жизни мы выплескиваем свою агрессивность в перманентных и незначительных конфликтах с окружающими, а небольшой изолированный коллектив, вынужденный вариться в собственном соку, этого начисто лишен. Именно поэтому специалисты так озабочены вопросами психологической совместимости своих подопечных, которые обречены в течение многих месяцев мозолить глаза друг другу. И совершенно не важно, где это происходит — на дрейфующей полярной станции или в орбитальном комплексе: перечень проблем, стоящих перед психологами, в общих чертах останется тем же самым. Отсюда следует важный вывод: при известном усердии мы можем кое-как научиться регулировать свою агрессивность, но вымарать ее напрочь не в силах, ибо это один из основных инстинктов, составляющих стержень нашего поведения.
Надо сказать, что вдумчивый анализ поведения высших животных, в особенности стадных, дает богатую пищу для размышлений относительно природы власти, законотворчества и многих социальных институтов. Мы об этом непременно поговорим, но сначала следует разобраться с механизмами торможения агрессивности. И в самом деле: раз уж природа не может обойтись без агрессии как универсального регулятора социальных связей, она должна выставить рогатки на пути ее безудержного раскручивания. Другими словами, у стадных животных должен существовать своеобразный моральный кодекс, который минимизирует агрессию и вводит ее в некое приемлемое русло. Такой кодекс, порой весьма жесткий, при ближайшем рассмотрении без труда обнаруживается у многих видов.
Дуэль двух зайцев — уморительное зрелище. Она напоминает карикатурный боксерский поединок. Стоя на задних лапах, животные с необычайной быстротой колотят друг друга передними, подпрыгивают высоко в воздух, сталкиваясь с пронзительным визгом, и вновь обрушивают на противника град ударов. Еще более безобидно выглядит голубиная стычка. Мягкие, почти нежные удары хрупкого клювика, ленивые толчки крылом — все это кажется постороннему наблюдателю забавной игрой.
А вот схватка двух взрослых волков едва ли вызовет улыбку. Процитируем Лоренца.
«Не поладили двое — старый огромный волк и другой, не столь внушительной внешности, очевидно, более молодой. Они ходят друг за другом маленькими кругами, демонстрируя превосходную "работу ног". Обнаженные клыки щелкают непрерывно, это целый каскад символических укусов, следующих друг за другом с такой быстротой, что глаз просто не в состоянии уследить за ними. Пока это и все. Челюсти одного волка рядом, совсем рядом с блестящими белыми зубами противника, который настороже и готов отразить атаку. Только на губах по одной-две маленьких ранки. Молодой волк постепенно начинает сдавать. Видимо, старик сознательно оттесняет его к изгороди. Затаив дыхание, ждем, что случится, когда теснимое животное окажется "у каната". Вот отступающий ударился о забор, споткнулся… и старый волк уже над ним. И тут случилось невероятное, как раз противоположное тому, что мы ожидали. Неистовое кружение двух серых тел внезапно прекратилось.
Плечом к плечу, в напряженных, одеревеневших позах оба зверя остановились вплотную друг к другу, обратив головы в одну сторону. Оба свирепо ворчат: старик — глубоким басом, молодой — тоном выше, и в его рычании проглядывает глубоко запрятанный страх. Но посмотрите внимательнее, как стоят противники. Морда старого волка рядом, совсем рядом с загривком врага, а тот отвернул морду в противоположную сторону, подставив неприятелю незащищенную шею, свое наиболее уязвимое место. Клыки старика блестят из-под злобно приподнятой губы, они в каком-то дюйме от напряженных шейных мышц соперника, как раз в том месте, где под кожей проходит яремная вена. Вспомните — в разгар битвы оба волка подставляли друг другу только зубы, наименее уязвимую часть тела. Теперь же потерпевший поражение боец намеренно подставляет врагу свою шею, укус в которую, несомненно, окажется смертельным. Говорят, что первое впечатление обманчиво, но на этот раз пословица не оправдывает себя».
Как вы полагаете, читатель, будет ли нанесен роковой удар? Можете не переживать. Собака или волк, признавшие свое поражение и подставляющие врагу шею, никогда не будут укушены всерьез. Дело ограничится глухим ворчанием победителя, звучным клацаньем челюстей в миллиметре от шеи соперника, иногда даже ритуальным встряхиванием невидимой жертвы. Но кровопролития не произойдет. Просьба о милости будет обязательно удовлетворена. Совершенно очевидно, что одержавшее верх животное просто не в силах нанести последний удар. Врожденный запрет на убийство себе подобных у волков необычайно силен. Потерпевший в конце концов спасается бегством, а победитель оставляет на поле боя свою метку, точным движением подняв заднюю лапу.
С точки зрения эволюции, это оптимальное решение. Челюсти матерого волка — страшное и сокрушительное оружие. Одним неуловимым ударом, за которым грубый человеческий глаз даже не может уследить, волк вспарывает брюхо оленю. А в ритуальном поединке укусы наносятся в губы и челюсти, что, конечно, болезненно, но почти никак не отражается на состоянии здоровья тяжущихся сторон. Предусмотрительный отбор наделил опасных хищников мощными сдерживающими механизмами, которые строго-настрого запрещают им применять свое тяжелое вооружение друг против друга. И это понятно: если бы не надежные тормоза, волков на планете давным-давно бы не осталось. Исключений из этого правила природа почти не знает. Среди хищных зверей не обладают инструментами торможения агрессии всего несколько видов, ведущих одиночный образ жизни. Они встречают себе подобных только в сезон размножения, когда их сексуальная активность находится на пике и превалирует над всеми другими эмоциями. В первую очередь это ягуар и белый медведь, прочно удерживающие пальму первенства по убийству своих собратьев, особенно в условиях неволи. Лоренц справедливо пишет, что основательное знакомство с поведением волков помогло ему понять евангельскую мудрость, сплошь и рядом трактуемую неверно: «Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую». Не для того вы должны подставлять другую щеку, чтобы вам врезали еще раз, а для того, чтобы не смогли этого сделать.
Подобного рода жесткие ограничители наследственно закреплены отбором и называются естественной моралью. Так что мораль — это отнюдь не человеческое изобретение, природа озаботилась ее внедрением еще в незапамятные времена. Знаменитая пятая заповедь «не убий» была реализована эволюцией задолго до Моисея, причем ее КПД у многих животных не идет ни в какое сравнение с жалкими потугами Homo sapiens. Понаблюдайте за дракой двух котов. Стоя на напружиненных лапах и выгнув спину, они душераздирающе вопят, почти соприкасаясь носами. Такой психологический поединок может продолжаться довольно долго и далеко не всегда кончается реальной схваткой. Эрнест Сетон-Томпсон замечательно описал этот ритуал в «Королевской аналостанке». За неимением первоисточника под рукой, процитирую одну только строчку по памяти: «— Уау! — сказал желтый, пододвигаясь вперед на одну шестнадцатую дюйма». Если дуэль все-таки переходит в активную фазу, удары сыплются градом, шерсть летит во все стороны, а соперники целы и невредимы. У бродячих котов-драчунов уши изодраны в клочья, а вот одноглазые среди них попадаются крайне редко. Между тем кошачьи когти — серьезное оружие; отбиваясь от собаки, кот целит врагу в глаза и часто достигает успеха. Сетон-Томпсон рассказывает, как обыкновенная домашняя кошка, защищая котят, обратила в бегство взрослого медведя. Хозяин леса позорно бежал, прикрывая морду лапой, а кошка упорно его преследовала, пока обезумевший от страха зверь в панике не взобрался на дерево.
Выяснение отношений у многих животных часто выливается в ритуал, ограничивается только демонстрацией силы (зубов, когтей или рогов) без реального ее применения. Тот, кто проиграл психологический поединок, принимает позу подчинения, и победитель постепенно умиротворяется. А у некоторых видов отсутствует даже демонстрация — например, у ядовитых змей. Малейший намек на применение силы, робкая попытка обнажить оружие могут стать смертельно опасными в столь щекотливой ситуации. Мудрый отбор прав как всегда, ибо непреднамеренное, случайное прикосновение ядовитых зубов к шее соперника быстро приведет к весьма плачевным последствиям. Поэтому змеи даже рот не открывают, а меряются ростом, вытягиваясь как можно выше. Кто сумел унизить противника, взглянув на него свысока, тот и победитель. Поединки ядовитых змей кажутся настолько безобидными, что многие зоологи принимали их за брачные танцы.
А вот наши милые голубки, тюкающие друг друга хилыми клювиками, врожденных запретов за душой не имеют. В естественных условиях тормоза голубю не нужны, поскольку он не в состоянии убить противника одним ударом, а проигравшая сторона может без особого труда спастись бегством, точнее улететь. Победитель не преследует побежденного. Но если голубей запереть в тесной клетке, это почти неизбежно обернется трагедией. В книге «Кольцо царя Соломона» Лоренц рассказывает, как он необдуманно оставил в клетке на целые сутки двух совершенно ручных горлиц и что из этого вышло. Зрелище ему открылось жуткое: одна птица, распластавшись, лежала на полу, а ее темя, шея и спина были не просто ощипаны, но превратились в сплошную кровоточащую рану. Другой же голубь сидел на поверженном враге, как стервятник на своей добыче, и продолжал слабым клювом методично ковырять израненную спину жертвы. Когда пострадавший попытался встать, соперник опрокинул его легким толчком крыла и вернулся к прерванной работе. «Не вмешайся я, — пишет Лоренц, — птица, несомненно, прикончила бы собрата, хотя она была настолько усталой, что у нее почти слипались глаза».
