Главный (печальный) результат многолетней школьной подготовки к ЕГЭ – отлично сформированный навык игры в "Угадайку". Абсолютное большинство учеников уверены в том, что нужно попасть в некий ключ (как с поиском проблемы при написании рецензии в тесте), который заранее известен. То есть буквально угадать, какие аргументы (которые связаны с конкретными художественными произведениями) нужно привести. Это странное ощущение сформировано четырнадцатилетним тестовым экспериментом, в ходе которого обычной практикой стало выписывание и заучивание аргументов под ту или иную проблематику: проблема утраты духовных ценностей – «Людочка»; взяточничества – «Ревизор»; предательства – «Тарас Бульба» и т.д.
И ещё одна проблема, которая со всей остротой проявилась в этом году: ученики 11-го класса, семнадцатилетние ребята, каждый день сталкивающиеся с большими объёмами информации, не способны понять тему сочинения. Пример – накануне декабрьского испытания на курсах разбираю тему: «Какие проблемы, поднимаемые М.Ю. Лермонтовым, прошли сквозь время и актуальны сегодня?», делаем наброски. На следующий день получаю панические сообщения: «Что делать? Тема совершенно другая!» По первому направлению предложили сочинение: «Чем творчество М.Ю. Лермонтова может быть интересно современному читателю?»...
Осваивая правила игры в ЕГЭ, мы добились больших успехов на пути отлучения молодых людей от традиций русской гуманитарной культуры, к которой они приобщались на уроках русского языка и литературы. Принадлежность к которой (нельзя не отметить) продемонстрировало профессиональное сообщество, предложив точные, оригинальные, глубокие, разнообразные темы по заявленным направлениям.
Наталья КИРИЛЛОВА , кандидат филологических наук, учитель, ТАТАРСТАН
Теги: филология , ЕГЭ , сочинение
"Критика в некрологе недопустима. Никакой критики, даже намёка на критику. Не упрекать умершего человека. Тем более не злорадствовать по поводу его смерти".
Из правил написания некролога
«Порой мне кажется, что нет на свете ничего более искреннего, чем некролог».
Густав Шпет
Год назад умер Геннадий Исаакович Беленький, член-корреспондент Российской академии образования, автор учебных пособий, которые прокладывали новые пути в преподавании литературы, и глубоких теоретических исследований. Говоря попросту, мэтр отечественной методики преподавания литературы.
В журнале «Литература» был напечатан некролог. Его написал Борис Ланин. И кому же, как не ему, писать его? Это Беленький привёл Ланина в педагогическую академию, а потом передал своё место - заведующего лабораторией литературного образования Института содержания и методов образования РАО. Кому, как не Ланину, доктору филологических наук, приглашённому профессору Хоккайдского университета (Япония), Института Кеннана и Военной академии (США), Университета Бен-Шева (Израиль), Университета Бат (Великобритания) – и далее по списку: член редколлегии международного журнала, член диссертационного докторского совета, соредактор, судья, член учёного товарищества[?] К тому же очень, очень обязанный Беленькому в решении того жилищного вопроса, который, по словам Воланда, нас испортил.
Начинается некролог чинно и благородно. «Всё, что касалось Великой Отечественной войны, для Г.И. Беленького было святым. Он участвовал в Сталинградской битве, стал прототипом персонажа знаменитого советского романа Юрия Бондарева «Горячий снег». Он был командиром артиллерийского взвода, служил вместе с Бондаревым. На передовой он провёл одиннадцать дней, а за всё это время состав взвода обновлялся два раза. Две недели не выживал никто. К счастью, на 11-й день войска фельдмаршала Паулюса капитулировали». (Примечание: я знал Беленького чуть ли не полвека, но никогда он мне не рассказывал ничего о войне.) «Беленький, конечно, был именно выдающимся учёным. Его начитанность была потрясающей. Читал Беленький быстро, память была великолепной даже в очень почтенном возрасте. Всё это сложилось в редкую эрудицию, помноженную на уникальную работоспособность».
А вот потом – потом – Ланина понесло. Чтобы понять характер того, что произошло, я процитирую, что писал о своём шефе Ланин при его жизни, в 2003 году: «Прекрасный знаток литературы, весь свой огромный научный потенциал он обратил на исследование вопросов преподавания литературы в школе. Крупнейший современный методист, внёсший значительный вклад в продолжение и развитие традиций отечественной методики преподавания литературы».
И вот – после его смерти – он пишет следующее: «Беленький не создал своей научной школы, потому что всегда избегал конкуренции. Его никогда не беспокоила проблема смены поколений в главной методической лаборатории». Считаю унизительным заниматься опровержением. Скажу только вот что. Беленький был методистом в районе, где я начинал работать учителем в школе. Это он привёл меня в сектор литературы педагогической академии.
Я хочу спросить у Ланина: чьей конкуренции боялся Беленький? Сможет ли Ланин назвать мне хоть одного человека, который в последние 25 лет вошёл в методику и привлёк к себе всеобщее внимание? Или же он боялся конкуренции Ланина? Кстати, Ланину 53 года, 15 лет он в лаборатории. Ну и кого он воспитал, ввёл в науку? И что выпустила его лаборатория, не считая самсебяиздата учебников и (чем гордится Ланин) двухсот книг русских писателей, которые он «подготовил и откомментировал». Бедный, бедный Сергей Михайлович Бонди: он за всю жизнь только две книги подготовил и откомментировал для школьников: лирику Пушкина и «Евгения Онегина»!
Но главное в другом. Ланин пишет: «Докторская диссертация Г.И. Беленького «Теория литературы в средней школе (7–10 классы)» (1973) до сих пор оказывает влияние на методику, причём влияние неожиданное. Логика Единого государственного экзамена по литературе состоит в проверке знания терминологии и умении вкратце охарактеризовать предложенный литературный текст. Как раз вследствие внедрения методических идей Г.И. Беленького литературоведческая теория стала основой изучения литературы в школе. Если одной фразой охарактеризовать его идеал преподавания литературы в школе, то она звучала бы так: «Ученик – это литературовед». Может, Г.И. Беленький и возражал бы против такого девиза, но иначе не получится. Теория литературы стала главным стержнем изучения». Не забывайте, что я цитирую некролог!
Утверждать, что диссертация сорокалетней давности определила современный уровень преподавания литературы – дико. Тем более что сам Беленький за эти годы выпустил пособия и книги, направленные на то, чтобы донести до учеников литературу как живое слово. К тому же он был противником ЕГЭ по литературе. А в подготовленной Ланиным и его коллегами программе по литературе для старших классов однозначно сказано, что она «позволит успешно подготовить учащихся к единому государственному экзамену по литературе».
По долгу службы Ланин обязан знать, что происходит в современной школе: литература, оставаясь непрочитанной, стремительно уходит с уроков литературы. Что касается подчинения литературы терминам, вплоть до умения отличать реализм от социалистического реализма, то этого в программе Ланина полно.
И так во всём. Вот на «Родительском собрании» по «Эху Москвы» обсуждаются проблемы декабрьского сочинения одиннадцатиклассников. Тема эта вызвала обеспокоенность и учеников, и учителей, и родителей. Но выступает Ланин, для него всё просто: «Я не вижу большой проблемы. В наших учебниках после каждой темы есть задания, связанные с сочинением». Ну, если в их учебниках есть такие темы, о чём же речь! (О том, как на самом деле восприняли это сочинение учителя, читайте на страницах «Словесника».)
В своей программе Ланин предлагает ученику десятого класса на «минимально допустимом уровне» в течение одного учебного года прочесть более четырёх тысяч страниц художественного текста и ещё 3715 страниц «для самостоятельного чтения», что бы это ни значило. Но в интервью московской «Учительской газете» 19 марта 2013 года он заявил, что после начальной школы времени уже нет, чтобы читать сами книги – «Можно только разговаривать о какой-то книге. Поэтому нужно понимать, что мы говорим только о тех книгах, экзамен по которым придётся сдавать». Как говорится, умри, Борис, лучше не скажешь. Мы не книжки читаем – мы готовимся к экзаменам.
Некролог заканчивается на мажорной ноте: «Как-то году в 2005-м зашла к нам в лабораторию пожилая учительница. «А кто у вас сейчас работает? А то раньше я часто заходила, может, остался кто-то из знакомых…» Начали перечислять, дошли до Геннадия Исааковича. «А почему это Исаакович? Наверное, Геннадьевич? Или это уже внук?» А это был он сам, живой и регулярно печатающийся. В январе 2014-го его не стало. Методика живёт – и будет жить».
