Его не останется ни капли. Чтобы достичь Рейна, им потребуется всего один миллион галлонов, то есть то самое количество, которое было израсходовано из-за преждевременного освобождения Парижа. Когда к концу сентября горючее поступит, противостоящие им немецкие части будут усилены, перегруппируются и займут оборону на линии Зигфрида. Паттон доберется до Рейна лишь через семь долгих месяцев — 22 марта 1945 года.
Уже во второй раз менее чем за сутки генерал-оберст Альфред Йодль буквально не мог устоять под потоком гневных слов, которые извергал Адольф Гитлер. Весь день телеграфные аппараты ОКВ докладывали об ухудшении ситуации в Париже. В своем последнем бюллетене фон Хольтиц был, наконец, вынужден признать, что «террористы» ведут «интенсивные боевые действия» по всему городу. Эти сообщения вызвали у Гитлера запомнившийся многим приступ бешенства. Злополучный генерал Бюле, эксперт по артиллерийско-техническим вопросам, подлил масла в огонь, объявив, что жестокие налеты авиации союзников парализовали работу всего железнодорожного транспорта вокруг Парижа. Отчаянные призывы Жака Шабан-Дельмаса своевременно сослужили хорошую службу. Мортира «Карл», нехотя признался Гитлеру Бюле, за весь день не сдвинулась ни на дюйм.
Обращаясь к Йодлю, Гитлер кричал, что если вермахт не сможет «сокрушить ничтожных бунтарей» на улицах Парижа, то «покроет себя самым страшным позором и бесчестием за всю свою историю». Модель, заявил он Йодлю, должен направить в город все имеющиеся танки и бронемашины. Что касается фон Хольтица, то Гитлер приказал ему собрать бронетанковые части и артиллерию в специальные штурмовые отряды, чтобы «безжалостно уничтожить очаги восстания». Затем люфтваффе нанесет бомбовые удары, в том числе фугасами, чтобы полностью уничтожить те кварталы Парижа, которые еще будут угрожать его войскам.
Генералу Вальтеру Варлимонту безудержная ярость Гитлера в ту среду вечером навсегда запомнилась как один из самых страшных припадков, которые он видел у фюрера в этом бункере. Когда Варлимонт быстро заносил слова Гитлера в свою записную книжку, у него промелькнула мысль, приходившая в голову столь многим французам. «Париж, — сказал он себе, — станет второй Варшавой».
* * *
На подземном командном пункте группы армий «Б» в Марживале генерал-фельдмаршал Вальтер Модель изучал вечерние сводки о положении на Западном фронте. Они не давали никаких оснований подозревать, что вскоре по его войскам, стоявшим на подступах к городу, будет нанесен удар, который преднамеренно вызвал на себя командующий Парижским округом. Как и все последние четыре дня, в вечернем докладе штаба Западного фронта говорилось лишь о «незначительных прощупывающих танковых ударах» на подступах к столице. В нем даже оптимистически утверждалось, что союзники вынуждены будут «ввести новые подразделения», прежде чем смогут начать крупное наступление на город. Никто в штабе Моделя не заметил быстрого продвижения 2-й бронетанковой и приготовлений 4-й пехотной дивизии американцев.
Тем не менее Модель, очевидно, сутки назад решил, что достаточно долго тянул время на подступах к Парижу. Вероятно, сыграл определенную роль вежливый, но настойчивый звонок Варлимонта по приказу Гитлера. Гитлер желает знать, сказал ему Варлимонт, почему не сделано большее. «Скажите фюреру, — со злостью ответил Модель, — я знаю, что делаю». Но после этого он начал собирать все имеющиеся части и направлять их для укрепления линий обороны фон Аулока на подходах к столице.
В среду вечером, поняв, что из-за налетов авиации союзников 26-я и 27-я бронетанковые дивизии могут продвигаться только по ночам и не скоро прибудут в Париж, Модель попытался найти временное средство укрепить свои части в районе города. Он предпринял три шага. Во-первых, приказал 47-й пехотной дивизии собраться в районе Меру-Нейи, к северу от столицы, и приготовиться занять позиции на северо-западном фланге. Первой армии он приказал собрать 47 танков в Mo, что в 26 милях от Парижа, для немедленной переброски в город. Наконец, он направил в город 11-ю бригаду штурмовых орудий. Он предполагал, что эти части будут готовы к боевым действиям через 36–48 часов, то есть 25 или 26 августа. В крайнем случае, они помогли бы Хольтицу продержаться до прихода 26-й и 27-й бронетанковых дивизий. А уж потом, имея в своем распоряжении более трех дивизий, герой Севастополя смог бы — Модель был в этом совершенно уверен — подарить Гитлеру такую кровавую и упорную битву за город, какую только мог вообразить его воспаленный мозг. Все, что нужно было Моделю сейчас, это чуть больше времени, ровно столько, чтобы выделенные им части заняли позиции. Фактически ему нужно было еще двое суток.
24 августаКапрал Гельмут Майер плавно двигался по длинному, устланному красным ковром коридору отеля. Одной рукой он удерживал в равновесии поднос с завтраком, который состоял из неизменных: чашки черного кофе, баночки английского мармелада и четырех ломтиков хлеба. В другой Майер сжимал черную папку. Несколько минут назад ему передал ее граф фон Арним. В ней лежали поступившие минувшей ночью телеграммы на имя коменданта Большого Парижа. Майер обратил внимание, что это была самая толстая пачка бумаг, которую ему доводилось носить по этому коридору с момента прибытия в Париж.
У комнаты 238 Майер остановился, открыл дверь, поставил поднос и раздвинул шторы. Как только первые лучи света прорезали темноту, Хольтиц пошевелился, открыл глаза и посмотрел на Майера. Затем, как он это делал почти каждое утро за последние семь лет, Хольтиц спросил добродушного капрала: «Какая сегодня погода?»
День выдался пасмурным и серым; было ровно семь утра, четверг, 24 августа, и в этот день капрал Майер последний раз в своей жизни принес завтрак Дитриху фон Хольтицу.
Фон Хольтиц взял с ночного столика монокль и одну за другой пролистал телеграммы, сложенные в черной папке Майера. В первой был варварский приказ Гитлера, продиктованный Йодлю накануне вечером и требовавший от Хольтица «сокрушить центр восстания… и уничтожить бомбовыми ударами и зажигательными средствами все городские кварталы, в которых оно будет продолжаться». Под ней были копии приказов генерал-фельдмаршала Моделя 47-й пехотной дивизии, первой армии и 11-й бригаде штурмовых орудий о направлении в Париж подкреплений. Но самым важным содержимым черной папки была телеграмма из оперативного отдела группы армий «Б» с той самой информацией, которую Модель дважды отказывался предоставить своему парижскому командующему, а именно новость о том, что 26-я и 27-я бронетанковые дивизии СС вошли во Францию и направляются в Париж в распоряжение Хольтица[28].
Долгое время генерал лежал в постели неподвижно. Дилемма, угнетавшая его многие дни, теперь была решена. Хольтиц надеялся на другое решение. Но за те 36 часов, что прошли с момента отъезда Рольфа Нордлинга, ни Хольтиц, ни кто-либо еще в Париже о шведе ничего не слышали. Коменданту Большого Парижа было ясно: союзники либо не хотят, либо не могут воспользоваться его широким жестом. Они не собирались ворваться в зияющую брешь в обороне Парижа, прежде чем подкрепления от Моделя ее ликвидируют. Таким образом, он получит свои подкрепления и будет вынужден оборонять город. Бесполезная битва в уже проигранной войне. Она позволит Германии выиграть всего несколько дней, а ценой ее будут горы обломков, которые мир не скоро забудет, а Франция никогда не простит. Но Хольтица загнали в угол. Его чувство долга, кодекс солдатской чести не оставляли ему иного выхода. Он вынужден будет сражаться.
Это был первый случай за всю его военную карьеру, когда завоеватель Роттердама и Севастополя ждал предстоящую битву без всякого энтузиазма. Но каковы бы ни были его собственные соображения относительно разумности такого сражения, он даст его без малейшего колебания. С грустью и вместе с тем с растущей решимостью Хольтиц залпом выпил кофе и босиком направился в ванну, которую ему только что приготовил капрал Майер.
* * *
На третьем этаже дома по улице Анжу, едва ли в пятистах ярдах от ванной комнаты, где в клубах пара размышлял над только что полученными сообщениями немецкий генерал, молодой француз с изумлением слушал сидевшего напротив немца. Удобно развалившись в кресле у постели больного генерального консула Швеции Рауля Нордлинга, агент абвера Бобби Бендер сообщал представителю французского Сопротивления суть секретных телеграмм, только что прочитанных комендантом Большого Парижа.
Пользуясь чрезвычайной свободой передвижения, которая была ему предоставлена в отеле «Мёрис» в последние 10 дней, Бендер зашел в гостиницу и детально изучил содержание телеграмм, дожидавшихся подноса с завтраком для коменданта Большого Парижа. Бендер знал, что через полчаса у него будет встреча с Лорреном Крюзом, помощником генерала Жака Шабан-Дельмаса.
