В случае с «мыслите позитивно», think positive, на первый план снова выходит словесная ассоциация. Глагол «мыслите» может превратиться в «ум», «мозг» и т. п., что ведет к «голове», head. «Позитивно», после исключения нескольких других вариантов, становится right – в значении «уверенно», «правильно», «определенно». Итоговая фраза гласит: HEAD RIGHT, «СВЕРНИТЕ НАПРАВО».
Теперь я точно видел перед собой набор указаний. К несчастью, как мне стало ясно впоследствии, я не додумался посмотреть под тем же углом на использование в составе псевдонима слова «плетеный», Wicker. Однако следующее выражение в постскриптуме я разгадал: единственным словом, с которым Сын Сэма играл в «отрывайте свои задницы от стульев», get off your butts, было butts. Используя ассоциативный подход, оно превращается в ash, «пепел» – как в окурках сигарет, cigarette butts. Переделанная фраза, таким образом, гласила: GET OFF ASH, «СОЙДИТЕ С ЭШ».
В заключение, путем многих проб и ошибок, мне удалось превратить «стучите по гробам», knock on coffins в «ПОСТУЧИТЕ ПО СОСНЕ» или «ПОСТУЧИТЕСЬ НА ПАЙН», поскольку распространенный синоним «гроба» – это «сосновый ящик».
После того как я уловил систему, процесс расшифровки пошел довольно быстро и занял всего пять часов. Сев за кухонный стол, я записал полученное печатными буквами: «ИЩИТЕ МЕНЯ ДОМА… СЕВЕРНЫЙ ПРОСПЕКТ (улица, авеню и т. д.)… СВЕРНИТЕ НАПРАВО… СОЙДИТЕ С ЭШ… ПОСТУЧИТЕСЬ НА ПАЙН».
В десять вечера я позвонил Сигелу и Каруччи. «Это должно быть правильно, наверняка все так и есть», – настаивал я. И стоило мне объяснить свой ход мыслей, как оба они согласились, что такая расшифровка имеет смысл.
Я сказал им, что собираюсь изучить карты улиц всего столичного региона, чтобы попытаться подтвердить свои выводы и составить список возможных адресов. Однако, едва повесив трубку, впал в уныние. Меня одолели сомнения. Я подумал, что нью-йоркская полиция, в распоряжении которой имеются лучшие специалисты по дешифровке, наверняка проделала весь этот путь до меня.
За следующий час я, несмотря на уговоры Линн, убедил себя, что ошибся. Памятуя о том, что полицию без конца заваливают всякими советами из лучших побуждений, я буквально видел, как мое имя и идеи отправляются в папку с пометкой «чокнутые».
* * *
Теперь, спустя двенадцать часов после ареста Берковица, я сел изучать карту Йонкерса. Я нашел Пайн-стрит и провел пальцем по странице: Северный Бродвей… Эшбертон-авеню. Все было как на ладони. Однако вместо восторга я испытал разочарование от собственной тупости. На протяжении многих лет я ходил по этим улицам Йонкерса, но даже не вспомнил о них во время своих изысканий.
Карта четко показывала весь путь: чтобы добраться до квартиры Дэвида Берковица из Нью-Йорка – места проведения расследования – по любому из основных маршрутов, нужно было в какой-то момент съехать с парквея или автомагистрали, проехать по Эшбертон-авеню, свернуть с Эш направо на Северный Бродвей и добраться по нему до Пайн-стрит. По карте все было видно, но сама идея того, что я разгадал некий код, выглядела так странно, что мне требовалось подтверждение. И где же его взять?
Повторюсь, мне очень хотелось понять, насколько я со своей разгадкой близок к истине. Я связался с Бенуа Мандельбротом [74], авторитетным доктором наук, и спросил его, какова вероятность того, что результаты моего анализа верны. Не желая пугать его, я не стал говорить, что вопрос касается Сына Сэма. Вместо этого я просто спросил, какова вероятность того, что пять фраз приводят к новому смыслу, если их автор не собирался использовать подобный трюк.
Мандельброт, имеющий репутацию человека чрезвычайно доброжелательного и терпеливого по отношению ко всем непосвященным, объяснил, что набор фраз можно сравнить с математической прогрессией. Вероятность того, что одна фраза окажется точной, невелика, но она резко возрастает с двумя попавшими в цель, еще более – с тремя, и так далее. В итоге вероятность того, что все пять фраз – в точном порядке – приведут к верному адресу, почти невозможно оценить как случайное совпадение или непреднамеренное событие.
– Итак, – нараспев произнес Мандельброт, – это не совпадение. То, что у вас получилось, верно. Если бы вы послали мне обычное письмо, безо всяких намеков, как вы думаете, какова вероятность того, что я смог бы получить из пяти последовательных фраз в нем точный маршрут до вашего дома?
Проще говоря, Мандельброт считал, что я попал в точку – во всех смыслах.
В ближайшие месяцы давний друг Берковица Джефф Хартенберг скажет прессе: «Дэвид всегда любил игры в слова». Сам Берковиц в беседах с врачами и прочими будет утверждать, что в этих двух письмах содержались «скрытые сообщения» и «намеки» на то, где можно найти Сына Сэма. Однако он не раз откажется отвечать на вопрос, кто на самом деле написал письмо Бреслину или, по крайней мере, подготовил для него текст. В конечном итоге именно эта тема послужит одним из главных доказательств существования заговора. Однако пока все еще впереди. 11 августа я всего лишь обдумывал последствия присутствия в тексте «кода».
* * *
Дэвид Берковиц 11 августа почти ничего не обдумывал. Вместо этого он спустя несколько часов после ареста поразил помощников окружных прокуроров своей «энциклопедической» памятью, с готовностью признавшись во всех нападениях Убийцы с 44-м калибром. Он также признался в том, что в Йонкерсе ранил женщину из винтовки. У полиции отсутствовала информация о подобном инциденте. Такое развитие событий должно было вызвать вопросы и к другим его откровениям, но этого не произошло.
«Его показания изумляли, – сказал помощник окружного прокурора Квинса Херб Лейфер три года спустя. – Они выглядели так, словно их подготовили заранее; и, вероятно, так оно и было. Если сравнивать с установленной по делу информацией, то в его заявлениях имелись пробелы. Окружному прокурору [Сантуччи из Квинса] это сразу не понравилось, но он не заявил об этом официально, а впоследствии у обвинения уже не было доступа к Берковицу. Его передали психиатрам. И, конечно, Сантуччи никак не мог повлиять на Бруклин или Бронкс. В общем, мы видели, что Дэвид разыгрывает представление по чьим-то указаниям, но они все равно хотели верить всему, что он говорил».
Лейфер упомянул несоответствия и противоречия, которыми изобиловали признания Берковица. В первую очередь, они касались его версии стрельбы по Роберту Виоланте и Стейси Московиц в Бруклине, а также нападений в Квинсе – на Джоанн Ломино и Донну ДеМази, Кристин Фройнд и Вирджинию Воскеричян.
Возможно, существовали и другие спорные моменты, в том числе в отношении стрельбы в Бронксе. Но поскольку там не имелось свидетелей и доказательств, противоречивших первоначальным заявлениям Берковица, с уверенностью опровергнуть его слова нельзя.
В целом признание расходилось с собранными доказательствами примерно в половине случаев нападений Убийцы с 44-м калибром – поразительный факт в свете того, что полиция Нью-Йорка и окружные прокуроры Бронкса и Бруклина не стали предпринимать после ареста никаких действий для продолжения расследования, за исключением прояснения, как выразилась полиция, «пары мелочей».
В этой книге признание Берковица публикуется впервые, включая все важнейшие фрагменты – особенно те, что касаются инцидентов, в описании которых возникли противоречия.
Вы сами можете найти в них немало несоответствий и заметить – по вопросам, которые задавались Берковицу, – те проблемные моменты, что уже тогда беспокоили помощников окружных прокуроров.
* * *
Допрос начался вскоре после 3:30 утра 11 августа. Берковиц, который к тому времени бодрствовал около двадцати одного часа, против ожидаемого не проявлял никаких признаков замешательства или усталости. Все будет происходить в конференц-зале главы детективов в штаб-квартире Департамента полиции Нью-Йорка, в присутствии большого числа детективов, а также помощников окружных прокуроров.
