Лобби также продолжало энергично распространять старые обвинения в геноциде и варварском отношении к чеченцам. Словом, говоря о кризисе с заложниками в Беслане, Дэвид Саттер из Гуверовского института и Хадсоновский институт заподозрили российские власти в «списании» жизней детей, находившихся в захваченной боевиками школе, и, «возможно, даже умышленном содействии террористам при захвате школы, чтобы получить оправдание их уничтожению»104. Введя в оборот предположение о тактике российского правительства, Саттер затем объяснил варварское решение российской политической культурой и «классической военной доктриной, предписывающей уничтожать укрепленные объекты, нимало не заботясь о жизни безвинных людей». По мнению Саттера, выход из кризиса заключался в принятии условий, выдвинутых лидером террористов Шамилем Басаевым. В этом Саттер видел «смысл», хотя условия Басаева включали предоставление Чечне формальной независимости и диктовались под угрозой уничтожения детей. Если Саттер обвинял российское правительство в создании бесланского кризиса и в манипулировании им, то «Американский комитет за мир в Чечне» опубликовал исследование о чеченских боевиках-смертниках. В этом документе Россию снова обвиняли в нежелании «вести переговоры с умеренными членами чеченского сопротивления»105. В качестве эпиграфа к исследованию выбрали слова Бжезинского: «Можно ли ожидать умеренных действий от людей, которым отказано в надежде?» В данном исследовании не содержалось ни малейшего морального осуждения взрывов, совершенных террористами-смертниками, чьи действия объясняли «асимметричной борьбой с русскими». Тем временем Human Rights Watch продолжала собирать документальные свидетельства нарушения Россией прав человека, отказываясь систематически расследовать такие же нарушения, свершаемые чеченскими террористами, и ограничиваясь лишь риторическим осуждением этих преступлений106. Наконец, в марте 2006 года группа общественных деятелей опубликовала в европейских и американских СМИ открытое письмо, где утверждалось, что «пожар» на Кавказе распространяется, а не затихает. В этом письме, подписанном в числе прочих бывшим президентом Чешской Республики Вацлавом Гавелом, бывшим президентом Ирландии и комиссаром ООН по правам человека Мэри Робинсон, а также основателем Института «Открытое общество» Джорджем Соросом, наступление российских войск на Грозный сравнивали с карой, которой Гитлер в 1944 году подверг Варшаву, и выражали глубокое сожаление по поводу «колониальных и уничтожающих авантюр», призывали к жестким действиям в отношении правительства России107.
Лобби развернуло согласованную атаку на проводимую Кремлем политику «чеченизации», дискредитируя ее как политический метод обострения кризиса, а не как его решение. Такой акцент сильно походил на интерпретации чеченских террористов-маргиналов вроде Ахмеда Закаева, называвшего «чеченизацию» единственным для России способом «избежать настоящих переговоров о мире»108. Поскольку ведущие органы печати вроде Financial Times и The New York Times начали сообщать об успехах политики России в Чечне109, лобби стремилось придать этим сообщениям антироссийский оттенок. Некоторые его представители энергично отрицали успехи российской политики и настаивали на том, что «это явление («чеченизацию») чеченское общество, в сущности, встречает тотальной враждебностью»110. Другие члены лобби считали «чеченизацию» путем к независимости Чечни111. Иные участники лобби признавали определенный прогресс в Чечне и отсутствие террористических актов в республике, но объясняли эти сдвиги изменением стратегии чеченских террористов, а не политикой Москвы112.
Чтобы оказать влияние на людей, определявших внешнюю политику США, лобби с особой яростью набрасывалось на Россию в моменты ее наибольшей уязвимости — сразу после крупных террористических актов вроде Беслана или намеченных накануне американо-российских саммитов, способствующих давлению на Кремль. Возможно, наиболее мощная волна обвинений на Россию и ее власти обрушилась сразу же после бесланской трагедии, что не могло не отразиться на официальной позиции США. Американские СМИ неожиданно заполнили статьи, где от Кремля требовали или начать переговоры с «умеренными», или «дать чеченцам их собственную землю», а также поддерживали ужесточение политики США в отношении России113. 30 сентября 2004 года в западных СМИ появилось «Открытое письмо главам государств и правительств стран Европейского Союза и НАТО». Письмо было инициировано группой «Проект нового американского столетия» и подписано 115 видными политиками и интеллектуалами США и европейских стран114. Авторы письма обвиняли Кремль в использовании бесланской трагедии для «дальнейшего подрыва демократии в России… и проталкивания мер, приближающих Россию к авторитаризму». Поскольку Масхадов одобрил убийство назначенного Москвой главы Чечни Ахмада Кадырова, лобби стало позиционировать Масхадова как законного представителя чеченцев. Масхадов говорил, что Кадыров «получил то, чего заслуживал»115, и угрожал преемнику Кадырова и его сторонникам, явно потворствуя лобби. Впоследствии лобби искало замену Масхадову среди других лидеров-террористов116. Получив поддержку в виде откликов сторонников радикальной вестернизации России и снова действуя в соответствии с ожиданиями чеченских террористов, лобби использовало бесланский кризис как повод для нападения на Путина117. Путина критиковали, называли набирающим силу автократом, неспособным к переговорам118 и стремящимся ликвидировать в России существующие сдержки и противовесы119. В прессе, отражающей господствующие взгляды, немногие обозреватели могли высказать возражения против такой интерпретации событий120.
Похожие волны нападок СМИ на Кремль произошли перед встречей глав государств «Большой восьмерки», состоявшейся в Санкт-Петербурге в июне 2006 года и во время парламентских выборов в декабре 2007 года. В обоих случаях правительство России было уязвимо для международной критики, потому что надеялось на продолжение сотрудничества с США, и в обоих случаях лобби активно пыталось добиться ужесточения позиции Белого дома. Помимо кампаний, развернутых в СМИ, конгресс США провел слушанья по России. На них выступили известные политики — Том Лантос, Джон Маккейн и Илиана Роуз-Лехтинен, резко осудившие президента Путина за авторитаризм, коррупцию, «таинственные взрывы домов в Москве» и за «вторжение в Чечню»121. Наконец, в многочисленных открытых письмах, заявлениях и политических документах, разработанных либеральными и консервативными научно-аналитическими центрами для того, чтобы оказать воздействие на администрацию Буша, постоянно присутствовал односторонний взгляд на события в Чечне. В общем, возникло крайне искаженное представление о политике России в Чечне, и оно определяло жесткую линию политики США, ставшую логическим выводом из общего неверного представления.
Несмотря на все усилия, лобби не смогло убедить должностных лиц США в необходимости проводить более воинственную политику в отношении России на Кавказе. Истории о заговорах, как бы объясняющих поведение России во время взрывов жилых домов в 1999 году, бесланская трагедия или версии причин отравления чеченских детей не привлекли особого внимания ни общественности, ни высокопоставленных политиков и не изменили отношение США к России. США не поддержали идеи предоставления независимости Чечне и со временем даже стали признавать определенный прогресс в восстановлении этой республики. Чеченские террористы и их западные сторонники не могли скрыть разочарования. Представитель чеченских боевиков в Лондоне Ахмед Закаев, обвинил США и европейские правительства в двойных стандартах, которым следовал Запад, добиваясь независимости для Косово, но которыми пренебрег в случае Чечни и ее права на самоопределение122. Доку Умаров, президент самопровозглашенной Республики Ичкерия, пошел еще дальше. В видеофильме Умаров, стоя на фоне черного флага с выведенными белой краской арабскими надписями, провозгласил себя «амиром Северного Кавказа» и заявил, что расширяет войну с Россией и объявляет «священную войну» США, Великобритании и Израилю123.
Впрочем, лобби оказало мощное влияние на восприятие политики России в Чечне должностными лицами и в определенной дискредитировало сотрудничество, установившееся между США и Россией после 11 сентября 2001 года. Лобби преуспело в формировании крайне искаженного образа России, который утвердился в американских СМИ. Россию изображали как безжалостную автократию, нисколько не уважающую жизнь гражданского населения и заинтересованную только в восстановлении своего господства на Кавказе. В этой картине отсутствовали «нюансы» вроде интересов безопасности России и ее оборонительной, по сути, политики в регионе, и официальная политика США четко отражала антироссийскую тенденциозность. Относительный успех лобби стал возможным, так как Белый дом, между прочим, определяющий американские интересы в мире, относился к любым намерениям России со все возрастающим подозрением, а лобби проявило изрядные тактические навыки в продвижении своих представлений. Эти ухищрения включали способность получать доступ к важным представителям политического истеблишмента, организовывать публичные антироссийские кампании в моменты особой уязвимости России и представлять Чечню в качестве части расширенного пакета внешнеполитических задач — так, словно Чечня имела такое же значение, как ядерная программа Ирана, энергетическая безопасность и политическая независимость бывших советских республик. Успех лобби стал возможен и потому, что его деятельность по искажению образа России не встречала сильного противодействия. Некоторые комментаторы выступили против хора враждебных России голосов и сформулировали альтернативную стратегию в чеченском вопросе124, но они были не в пример хуже организованы и не могли в должной мере повлиять на общественное мнение. Фактически лобби обладало такой властью, что смогло заставить замолчать некоторых критиков русофобии125.
