Ходорковский
«Вся история отношений Ходорковского и Путина — это драма двух героев: блестящего, умного, талантливого человека… с широким взглядом на государственные задачи во благо миллионов… и его антипода: человека системы. внутренне неинтеллигентного, из которого. так и лезет злобность и мстительность. Подлость, с которой была разворована в пользу друзей Путина бизнес-империя Ходорковского, беспрецедентна. Именно на Ходорковском он показал, кто он есть.»
Автор этого страстного пассажа, защищающего Михаила Ходорковского и одновременно обличающего Владимира Путина, в России не живет и никогда не жил. Он англичанин. А дети Туманного Альбиона люди особенные. Они очень чувствительные и потому редко бывают объективными. И все же противостояние этих двух героев было реальным или надуманным?
Прежде всего, перефразируя известное выражение, зададим главный вопрос: «Кто вы, мистер Ходорковский?» Робин Гуд от бизнеса? Талантливый предприниматель первой волны? Крутой делец? Олигарх? Или все же обычный правонарушитель, который отличается от многих других только масштабами преступлений?
Сам он уже не один раз пытался ответить на этот вопрос. Десять лет размышлений в местах лишения свободы давали ему такую возможность. Вот что он не один раз писал: «Мы начинали с торговли компьютерами (тогда это делалось без пошлин и налогов, то есть сверхрентабельно. — С. П.), потом хорошо заработали на обналичивании, на эти средства открыли практически первый кооперативный банк, который вскоре сделали уполномоченным на размещение бюджетных средств. А потом, когда поняли, что бизнес — это игра с властью, обществом, все пошло как по маслу. Прикупив по дешевке на залоговых аукционах крупнейшую нефтяную компанию ЮКОС, благополучно «играли» дальше вплоть до дефолта. И вот 1998 год. Сначала весело — переживем! А потом — август. Катастрофа. И нет денег на зарплату, и нет денег, чтобы отдать кредиты. А нефтяникам реально нечего жрать, и это уже не игра, а моя личная ответственность. И вот тут мои жизненные установки начали меняться. Я не мог быть просто «директором». То есть Ходорковский понимает, что пора выходить на свет и действовать по четким, но им же установленным правилам. Для этого надо было искать новых влиятельных партнеров в верхах российской власти, в зарубежных финансовых и деловых кругах. А это уже явные признаки олигархии.
Президент британского нефтегазового гиганта «Бритиш петролеум» Джон Браун наконец-то уступил просьбе приятеля, который от имени главного раввина Москвы и председателя правительства Касьянова просил принять нефтепромышленника из России Михаила Ходорковского. В один из февральских дней в небольшом уютном доме Брауна в Кембридже встреча состоялась. Тихий голос гостя, мягкие несуетные манеры, золотые очки на красивом, с редкими для семитского лица тонкими чертами производили, как потом выяснилось, ложное впечатление скромной персоны. Знакомство и обед проходили в самой приятной атмосфере. Но после обеда беседа пошла в непривычной для британца манере. Ходорковский заговорил о таких подробностях внутренней российской политики и бизнеса, о которых Браун предпочитал бы не знать. Британцы не позволяют говорить очень откровенно о многих вещах даже с очень близкими людьми. Так легче не потерять лицо. Ходорковский, наоборот, подробно и охотно рассказывал, как он покупает депутатов, как те принимают выгодные олигархам законы, как много влиятельных людей он контролирует и что вскоре у него получится изменить Конституцию страны и превратить президентский строй в парламентский.
Браун забеспокоился: «Больше или меньше это делается во всех странах. Но зачем об этом говорить вслух, да еще с малознакомым человеком и возможным будущим деловым партнером. Неужели только для того, чтобы таким сомнительным способом набить цену себе и своим коммерческим предложениям?» А предлагал российский олигарх президенту мирового гиганта купить у него 25 процентов акций своего основного актива — «Юганскнефтегаза». Что стояло за этим предложением? Может, чувство опасности и желание заиметь солидную иностранную «крышу»? Ясности не было.
Чем больше они разговаривали, тем больше Браун нервничал. «На мой вкус, — вспоминал он впоследствии, — Ходорковский хотел казаться, а может и был действительно, слишком могущественным, неуместно влиятельным. Он явно не видел границы, которую не может переступать даже самый успешный бизнесмен. И когда впоследствии через несколько лет мы говорили о Ходорковском с Путиным, мне были очень понятны слова российского президента, сказавшего: «Я слишком долго его терпел».
Что касается предложения Ходорковского, то я ответил отказом по двум причинам. Во-первых, многолетняя долгосрочная и незыблемая стратегия ВР позволяет покупать чьи-либо активы в размере не менее 50 процентов плюс одна акция. Как говорится, положение обязывает. То есть речь могла идти не меньше чем о покупке контрольного пакета ЮКОСа. Во-вторых, совет директоров уже рассматривал перспективы выхода на российский рынок и признал такие шаги преждевременными. Но Ходорковский не хотел принимать отказ и опять стал говорить о своих больших возможностях и связях. И даже намекнул, что у ЮКОСа в кармане даже руководство правительства. Имел ли он в виду самого Касьянова, сказать трудно».
Впоследствии «Бритиш петролеум» практически незаметно пришла на российский рынок. Но в союзе с Тюменской нефтяной компанией касьяновского знакомца Михаила Фридмана. Они создали на паритетных началах совместную компанию ТНК-ВР, которая успешно работала на российском рынке десять лет. Теперь куплена Роснефтью. Так захотели оба акционера. И так делается солидный бизнес. Как говорится, «без шума и понтов».
С Фридманом тоже совсем без шума не обошлось. Но по другому поводу. Втянул-таки нефтепромышленник премьера в сомнительную «дачную» сделку. А ведь Путин предупреждал:
«Держись, Михаил Михайлович, от них подальше!»
Как-то Путин пригласил Касьянова посоветоваться. Мол, лидер правых сил и руководитель их фракции в Госдуме Борис Немцов попросил встретиться с капитанами российского бизнеса. Они обеспокоены наездами правоохранительных органов на бизнес и уровнем коррупции. Хотят просить защиты у президента и правительства. Что скажете, они же ваши друзья? Касьянов уже знал о таких планах от Ходорковского и посоветовал встречу не откладывать.
В назначенный день двадцать самых крутых предпринимателей появились в Кремле. От имени всех слово взял Ходорковский. Он долго и обстоятельно приводил примеры того, как милиция, налоговики и другие госструктуры «жрышуют» бизнес и что главные коррупционеры сидят в их центральных органах. Но в качестве самого вопиющего примера почему-то назвал покупку госкомпанией Роснефть компании «Северная нефть». На вопрос Путина о том, что разве Роснефть не может приобретать другие активы, он ответил, что, конечно, может. Но не по такой явно завышенной цене. Видимо, это обстоятельство и задело его как возможного соперника на торгах. А возможно, и побудило в очередной раз напомнить о себе. Ведь те, кто стал неожиданно богатым, постоянно нуждаются в их признании окружающими и властью.
— Михаил Борисович, — продолжил разговор Путин, — все, что вы сказали от имени коллег, мне и правительству очень важно. Но поясните, почему сделка Роснефти по покупке профильного актива вызвала у вас такое возмущение? Вы тоже хотели его приобрести? А вам кто-то помешал? Может, правительство вмешалось? Что произошло?
— Владимир Владимирович, «Северная нефть» куплена по явно завышенной цене. И куплена не частной, а государственной компанией. Поэтому сделка имеет запах коррупции. С этим нельзя мириться. Посмотрите, что у нас делается с конкурсами при поступлении в вузы. Там, где готовят госслужащих, они в несколько раз больше, чем в производственных институтах. Даже в «керосинке», извините, в Институте нефти и газа всего один человек на место. То есть мы уже послали сигнал молодежи о том, что выгоднее идти не на заводы и промыслы, а в налоговые и таможенные органы.
— Это плохой сигнал. И все же. Во-первых, не стоит ставить под сомнение презумпцию невиновности всех абитуриентов. И во-вторых, разве предприниматели не развращают служащих госструктур разными благами? Кто им дает взятки? Может, надо начинать с себя? Мне докладывали, что у вашей компании тоже есть проблемы с налогами. Правда, вы там пытаетесь все отрегулировать. Это хорошо. Но почему такое допустили?
— Мы действовали в рамках закона. А нам говорят, что закон плохой и не надо было им пользоваться. Речь идет про закон о зонах с льготным режимом налогообложения. Нас убеждают, что этот закон не распространяется на такие компании, как наша. А мы просим, покажите, где это сказано. Нам показать не могут. И мы такого не находим. Вот в этом проблема.
