Выше всех советских военачальников при Сталине поднялся маршал Жуков. Сталин заметил его еще в 1939 году во время боев с японцами на Халхин-Голе в Монголии. Там японцы были разбиты нашими войсками под руководством Жукова. Тогда он привлек внимание вождя беспощадностью и жестокостью не только к врагу, но и к своим подчиненным. С жертвами он никогда не считался, что не раз подтверждалось в ходе Великой Отечественной войны. После Монголии Сталин вызвал его в Москву и приблизил к себе, назначив начальником Генерального штаба. Жуков был типичным для того времени боевым командиром. В отличие от таких профессионалов, какими были Шапошников и Антонов, он не имел никакого отношения ни к военной науке, ни к штабной работе и на своем новом посту наломал немало дров. За плечами у него были… курсы кавалерийских унтер-офицеров еще при царском режиме. Многие специалисты считают, что именно Жуков (вместе со Сталиным, разумеется) повинен в нашей военной катастрофе в начале войны, поскольку лично отвечал тогда за мозг армии — ее Генеральный штаб. Похоже, Сталин понял его непригодность к штабной работе и затем использовал на фронте. Поскольку настоящая история Великой Отечественной войны у нас еще не создана, то и подлинная роль Жукова в ней тоже еще не обрисована. Это не входит в нашу задачу ни в малейшей степени, но все же можно вспомнить только два факта из его биографии, которые к тому же говорят и о его непосредственном начальнике — Сталине.
В 1945 году при взятии Берлина Жуков погнал пехоту через минные поля, поскольку Сталин очень спешил первым войти в германскую столицу. Похоже, что сам Жуков считал этот факт абсолютно нормальным, одним из многих таких же в жестокой войне, и даже похвастался той атакой перед американским командующим генералом Д. Эйзенхауэром, который, понятное дело, был поражен таким откровением и впоследствии написал: «Мне даже трудно себе представить, что могло бы произойти в нашей армии с генералом, если бы ему пришло в голову отдать подобный приказ». Эйзенхауэра понять можно. Но Жуков его изумления не понял бы! В сентябре 1954 года (то есть после смерти Сталина) Жуков приказал нашей пехоте идти не через минные поля, а через эпицентр атомного взрыва на Тоцком полигоне под Оренбургом. В таких случаях принято говорить, что комментарии излишни…
Как бы то ни было, но судьба сделала Жукова главным героем Великой Отечественной войны, после Сталина, разумеется, тогда ставить кого-то хотя бы в один ряд с вождем было святотатством. Сталин знал о популярности Жукова в народе и, наверное, поэтому не поручил ему самой завершающей операции той войны — не назначил маршала координировать действия трех наших фронтов в битве за Берлин. Сталин оставил выполнение этой задачи за собой, а Жукова направил командовать 1-м Белорусским фронтом. А вскоре после завершения войны Сталин решительно отдалил Жукова от себя, маршалу пришлось командовать второстепенными военными округами.
Тем временем в подвалах Лубянки бериевские костоломы уже выбивали показания против Жукова у арестованных генералов из ближайшего окружения прославленного маршала. Без ведома Сталина Берия на это не пошел бы. Но завистливый вождь все же не посмел расправиться с маршалом, ставшим всенародным героем.
Мне трудно писать о войне. О Великой Отечественной. О том, что я на самом деле о ней думаю. Куда как легче рассказывать о том, что творили тогда Сталин и Гитлер, но ведь в заголовок этой книги входит и местоимение «мы», то есть и я в том числе…
Самое странное наследие войны в том, что она продлила и до сих пор продлевает главное зло, породившее ее — сталинщину.
Про войны говорят — вранье,
Но знает правду воронье.
Не помню, кому принадлежат эти строки. Чем больше война, тем чудовищнее ложь по ее поводу. И чем ужаснее бойня, тем дольше живет ее приукрашенная, фальсифицированная история. Да и вряд ли она бывает прояснена до конца. Потому что война — это преступление, а самым главным последствием любого преступления является попытка его участников уйти от ответственности, скрыть или приуменьшить свою вину, свалить ее на других.
Великая Отечественная война оказалась самой трагичной и кровавой в истории. Но не только поэтому ее окутала такая ложь. Дело в том, что она стала логичным продолжением злодеяний преступной сталинской диктатуры, основанной на терроре, страхе и лжи.
Великой Отечественной предшествовали: революция, гражданская война, послевоенная разруха и голод, военный коммунизм, разгром нэпа, голод 30-х годов, массовый террор, подневольный, в том числе рабский, труд миллионов, одичание культуры и быта, жизнь в нищенских условиях, девальвация общечеловеческих моральных ценностей, союз с Гитлером.
Война стала расплатой за все эти наши грехи. Не будь их, она сложилась бы совсем иначе, а то и вовсе бы не состоялась. Расплата наша в годы войны и после нее оказалась немыслимо тяжкой. Ее счет все еще не закрыт, потому что многого о войне мы не знаем до сих пор.
Обращаясь к этой теме, мы должны понять, что именно войну Сталин сумел поставить на службу своей главной цели, именно в военные годы он довел культ собственной личности до обожествления самого себя при жизни. Известный писатель и правозащитник Алесь Адамович писал: «Да, народу пришлось собраться с силами и побеждать великой кровью, величайшей кровью. И кто-то хочет славить за это не народ, а все его же?! Удивительные мы люди! Пора же и понять: пока он — „знамя победы“ в глазах значительной части населения, те, кто плоть от сталинской плоти, могут не пугаться никаких реформ, никаких революций».
Рухнули многие пропагандистские мифы сталинских времен, но Сталин как «знамя победы» в войне — последняя ставка его апологетов. Уже к началу войны Сталин обескровил интеллигенцию и сломал хребет крестьянству. Обездолил рабочий класс, обрек его на вечный страх и дефицит. Тем самым вождь уничтожил совесть народа, помрачил его разум, подорвал его жизненные основы. Поставив себе на службу и суровые законы военного времени, он смог приступить к завершающему этапу построения собственного культа — к обожествлению. В своей речи 3 июля 1941 года он сам дал команду, призвав «народ сплотиться вокруг партии Ленина — Сталина». Вокруг его собственной партии! Он уже начал говорить о себе в третьем лице. Как царь! И началось…
Мой первый политрук запомнился мне с 1941 года на всю жизнь тем, что в каждом своем выступлении перед нами, его подопечными и подчиненными, торжественно провозглашал здравицу в честь гениального полководца, отца и учителя всех народов, лучшего друга… и т. п. Он выкрикивал эти заклинания истошным голосом, с каким-то неистовством, как бы озлясь на нас за то, что мы не до конца разделяем его фанатизм. В результате такой вот абсолютно обязательной, принудительной, ежедневно сверху внедрявшейся религии и создавалась легенда о Сталине-полководце. Над всеми нами, миллионами людей в военной форме, такой его образ не витал. Был только страх перед ним. О нем как о личности, вожде, гении, полководце вообще не говорили. Это было просто очень опасно. Со случайного упоминания о нем в армии, на флоте, на гражданке и начиналось большинство страшных так называемых политических дел, в результате которых люди бесследно исчезали из жизни. Этот страх поселился в нашем обществе еще в 30-е годы и разъел, разрушил его на отдельные микрогруппки, только в них люди могли еще в какой-то мере оставаться людьми, сохраняя остатки чувства собственного достоинства и собственного мнения. Два-три друга, муж и жена (и то далеко не всегда) могли образовать между собой такую вот опасно независимую ячейку и за счет скрытого от посторонних глаз искреннего общения друг с другом сохранять остатки своей души. У меня, например, было два таких друга в моей роте, они остались со мной на всю жизнь.
До сих пор подлинная история войны так и не создана, но имеется много мемуарной литературы, начиная с воспоминаний Жукова и других маршалов и генералов — участников той войны. Но они недостаточно объективны, причем в большинстве случаев не по вине авторов. Не секрет, что мемуары Жукова создавались не без давления сверху, не без строгого редакторского карандаша. И при Сталине, и после его смерти не допускалось ничего, что могло бы бросить хотя бы малейшую тень на него как на полководца. Уже только в годы гласности стала доходить до народа кое-какая правда, например о том, что мы начали войну без миллионов лучших сынов Родины, уничтоженных сталинским террором или томившихся в ГУЛАГе. Тогда умудрились посадить за решетку даже ракетчиков во главе с Королевым! И даже трагедия первых месяцев войны не образумила вождя. Маршал Жуков так вспоминает о самых тяжких днях битвы за Москву в 1941 году: «Двести-триста человек высшего комсостава сидели с 1937 года в подвалах на Лубянке. Их не на чем было вывозить — всех расстреляли. Такие люди погибли! А на фронте в это время полками командовали лейтенанты».
