бы то ни было, она достаточно честна, чтобы не дать проникнуть ни проблеску надежды или оптимизма в это захолустье, где ни тому ни другому нет места [Eder 2008].
Остается, однако, еще вопрос о выборе названия: если городок Улетово как микрокосм России – только средство для того, чтобы критически показать положение в стране, то зачем подчеркивать провинциальность места действия? Разве жизнь травмированных героев была бы менее тяжелой, если бы они жили в столице? Название и место действия фильма «Однажды в провинции» позволяют режиссеру достичь большего, чем просто резкая критика современной российской действительности. Екатерина Шагалова, так же как и Кирилл Серебренников, едко высмеивает тенденцию провинциального мифа идеализировать или демонизировать такие захолустные городки. Более того, упоминание о провинциальности в названии – ловушка для близоруких зрителей и критиков, повод дистанцироваться от этой мрачной картины, успокаивая себя тем, что все это происходит где-то далеко, в каком-то «захолустье» (по выражению Эдера).
Как бы то ни было, Улетово – это все же «провинция», а значит, Россия. Ряд деталей подтверждает эту точку зрения: например, акцент на полиэтничности города – это хоть и не проговаривается открыто, но постоянно бросается в глаза. Однако самая интригующая деталь – постоянные разговоры о фэн-шуй, китайской философии, придающей первостепенное значение окружающей среде и физической обстановке. Впервые эта тема звучит в начале фильма, в эпизоде, полном многозначительных деталей, когда две сестры встречаются с сотрудницей местной полиции Леной. Лена – единственный персонаж, который, по всей видимости, способен хоть как-то контролировать свою жизнь и, по словам Мак-Косленда, «очевидно, живет ответственно, заботится о семье и не теряет чувства собственного достоинства». Важная роль Лены в повествовании подчеркивается самим ее появлением во вступительной сцене. Спустя несколько мгновений, когда другие персонажи еще едва представлены, она уже встречает Настю и Веру. Они беседуют об искусстве, о сострадании, о фэн-шуй и о Лениных белых сапогах на высоком каблуке. Это, как она с гордостью заявляет, шагая по грязной дороге, ее кредо фэн-шуй: «Будешь в белом ходить, грязь тебя испугается». Когда Вера начинает размышлять, не купить ли и им с Настей такие же сапоги, Настя отвечает полушутя: «А что? Может, и правда к лучшему сработает». Разительно, до абсурда контрастирующие с окружающей обстановкой Ленины сапоги служат неправдоподобным, но мощным символом решимости не поддаваться обстоятельствам [89]. Однако по ходу фильма становится ясно, что грязь окружающей героев обстановки не так-то легко отпугнуть.
Лена деловито и без цинизма выполняет свои служебные обязанности и помогает Вере дельными советами. Помимо всего прочего, она пишет стихи и украшает свой дом в восточном стиле, и это, как ни странно, выделяет его как единственное уютное жилище среди прочих, изображенных в фильме. Все это, казалось бы, подтверждает Ленину веру в то, что жизнь человека можно организовать так же, как и его физическое окружение, что счастья и самоуважения можно достичь, просто обзаведясь необходимыми для этого инструментами: в случае Лены – белыми сапогами, стихами и чувством собственного достоинства. Однако фильм начинается с того, что эта привлекательная, собранная и аккуратная женщина ссорится со своей юной дочерью-алкоголичкой, одновременно пытаясь успокоить плачущего внука. Очевидно, не все в жизни можно контролировать. И в самом деле – несмотря на все усилия Лены, жизнь молодых людей вокруг нее выходит из-под контроля. Получается, ее способность противостоять окружению по меньшей мере имеет свои пределы. Ее старания, как и физическая красота героев, только еще пронзительнее оттеняют безнадежность их положения.
Примечательно, однако, что эти неудачи все же не сводят на нет ни ее усилия (не опускать же руки, в конце концов?), ни важность философии фэн-шуй для послания фильма. Напротив, роль фэншуй как доктрины, согласно которой гармоничная и осознанная жизнь достигается за счет контроля над окружающей обстановкой, подтверждается в фильме двояким образом: во-первых, дает Шагаловой повод для иронического комментария к марксистскому постулату о том, что бытие определяет сознание; во-вторых, напоминает о том, что винить среду в убогости своего существования столь же соблазнительно и столь же бессмысленно, как привязывать социальные проблемы к некоему абстрактному, исключительно ужасному, но далекому провинциальному городку. Верить в безоговорочную важность географического положения, полагать, что жизнь в любом большом городе, включая Москву, автоматически лучше, чем в малом, – все равно что однобоко применять принципы фэн-шуй ко всей стране. Таким образом, название фильма одновременно утверждает и отрицает возможность восприятия событий и обстановки в нем как досадного исключения; полное отсутствие надежды и оптимизма в шагаловской провинции распространяется на всю современную Россию.
Статус и богатство с географической точки зрения
К концу 2000-х тема провинции прочно вошла в дискурс о том, что определяет Россию и русскость. Предмет моего анализа перечисленных далее кинематографических текстов – именно распространенность провинциального топоса и то, с какой легкостью его, как и любые культурные мифы, можно использовать для решения множества проблем, в данном случае – проблемы социальных различий, включая статус и богатство.
В фильме «Про любой?» (2010) Ольга Субботина использует банальный мотив провинциальной Золушки как структурный прием: она выстраивает сюжет по готовому клише провинциальной девушки, ищущей любви и успеха в Москве, а затем, в середине фильма, меняет перспективу с целью деконструировать это клише. В фильме показаны две провинциальные девушки, каждая со своей сюжетной линией. Одной из них, Рите, персонажу второго плана, удается выйти замуж за богатого человека, в результате чего она «покоряет Москву» и продолжает «исследовать» преимущества своего новообретенного статуса.
Тем временем главная героиня Даша начинает работать логопедом у богатого бизнесмена, который решил заняться политикой. У них завязывается роман. Для Даши это шанс найти любовь и войти в мир новых богатых, но вдруг этот роман резко обрывается, и история рассказывается заново – на этот раз с точки зрения бизнесмена и его жены. Такой поворот раскрывает истинную сущность бизнесмена и в числе прочего обнаруживает, что Даша ничего для него не значит – она нужна ему только в спальне и в роли полезной пешки для его политической пиар-кампании. Что особенно важно, вторая половина фильма акцентирует шаблонную посылку его первой части, в которой Рита, в полном соответствии с клише провинциальной Золушки, находит своего богатого принца. Даша своего принца не находит, но и вырваться из этого клише не в силах: она позволяет затуманить свое сознание надеждой на развитие знакомого сюжета и финал, в котором она завоюет сердце миллионера.
Примечательно, что фильм, в котором раз за разом подчеркивается материальная бедность подруг, не делает акцента на том,
