В противном случае еще перед началом суда на столе Кагановича должен был лежать список очередных «жертв» и заготовленный текст сообщения для печати. Ибо иначе – для кого подсудимые называли в ходе процесса имена своих единомышленников? Для судей? Для НКВД? Или для Сталина? Зачем это было нужно? Пригласить на суд иностранных корреспондентов и не позаботиться о том, чтобы объяснить новые аресты населению страны, – это абсурд: советский обыватель иностранных газет не читал.
Подсудимые признались, что они принадлежали к плохой компании. В заключительном слове Зиновьев заявил: «Мой дефективный большевизм превратился в антибольшевизм, и я через троцкизм пришел к фашизму. Троцкизм – это разновидность фашизма, и зиновьевщина – разновидность троцкизма».
Названные участниками процесса поименно, но еще остававшиеся на свободе заговорщики были потрясены. Они чувствовали себя преданными сообщниками и не скрывали своего возмущения. Пятаков с гневным пафосом писал в газетной публикации: «После чистого, свежего воздуха, которым дышит наша прекрасная, цветущая социалистическая страна, вдруг потянуло отвратительным смрадом мертвецкой. Люди, которые уже давно стали политическими трупами, разлагаясь и догнивая, отравляют воздух вокруг себя… Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны…».
Письмо Пятакова заканчивалось словами: «Хорошо, что Народный комиссариат внутренних дел разоблачил эту банду… Честь и слава работникам Народного комиссариата внутренних дел». Не менее воинственно отреагировал Карл Радек: «Из зала суда… несет на весь мир трупным смрадом. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину».
Еще во время процесса, на основе показаний Каменева, Зиновьева, и Рейнгольда, 21 августа Вышинский выступил с заявлением: «Я считаю необходимым доложить суду, что мною вчера сделано распоряжение о начале расследования в отношении Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Радека и Пятакова…Что касается Серебрякова и Сокольникова, то уже сейчас имеющиеся в распоряжении следственных органов данные свидетельствуют о том, что эти лица изобличаются в контрреволюционных преступлениях, в связи с чем Сокольников и Серебряков привлекаются к уголовной ответственности».
Узнав об этом, Томский на собрании в ОГИЗе признал, что имел тесные оппозиционные контакты с Каменевым, а на следующий день он покончил жизнь самоубийством. Перед смертью он оставил записку Сталину, в которой свои ошибки объяснял влиянием Каменева и Зиновьева. Он написал: «Я глубоко презираю эту подлую банду!»
В этот же день Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Чубарь, Ежов телеграфировали Сталину: «Передаем Вам шифром текст приговора, опустив формальную часть – перечисление фамилий. Просим сообщить Ваши указания».
Сталин ответил 23-го числа. В ответе он обратил внимание на психологические моменты: «Первое, проект по существу правилен, но нуждается в стилистической отшлифовке. Второе, нужно упомянуть в приговоре в отдельном абзаце, что Троцкий и Седов подлежат привлечению к суду, или находятся под судом, или что-либо в этом роде.
Это имеет большое значение для Европы, как для буржуа, так и для рабочих. Третье, надо вычеркнуть слова: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Эти слова излишние и производят плохое впечатление». Конечно, он не мог не учитывать реакцию на процесс внешнего мира, как и допустить, чтобы деятельность советского правосудия истолковывалась превратно, и его «поправки» только доказывают, что сам процесс не режиссировался.
Тем временем лица, названные на процессе обвиняемыми в качестве сообщников, ближайшие сподвижники Троцкого спешили продемонстрировать свою лояльность власти. «Правда» 21 августа опубликовала статьи Х. Г. Раковского «Не должно быть никакой пощады» и Г.Л. Пятакова «Беспощадно уничтожать презренных убийц и предателей». «Отмыться» спешили многие. В этот же день «Известия» поместили материал Карла Радека «Троцкистско-зиновьевско-фашистская банда и ее гетман Троцкий», а 24-го числа в «Правде» появилась статья Преображенского «За высшую меру измены и подлости – высшую меру наказания».
Нет, все развивалось не по обдуманному сценарию. Об этом свидетельствовала и последующая переписка. Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и Ежов телеграфировали 24 августа в Сочи: «Политбюро предложило отклонить ходатайство и приговор привести в исполнение сегодня ночью. Завтра опубликуем в газетах об отклонении ходатайства (о помиловании) и приведении приговора в исполнение». В этот же день, фактически присоединяя свой голос к общему решению, Сталин ответил лишь кратким заключением: «Согласен». Мог ли он поступить иначе? В принципе мог. Но чем он должен был объяснить такой либерализм? Как аргументировать противостояние большинству? И главное – во имя чего?
Конечно, состоявшийся процесс вызвал бурную реакцию не только внутри страны, но и за границей. Тем не менее уже через два дня после приведения приговора суда в исполнение тема процесса исчезла со страниц печати. Однако она потеряла актуальность не для всех. В числе названных Каменевым и Зиновьевым на процессе соучастников прозвучали фамилии пяти членов и кандидатов в члены ЦК.
Карл Радек тоже посетил наркома НКВД еще в момент разворота операции. Он спросил, как далеко Ягода пойдет в ликвидации организации? Тот признался: «Положение таково, что придется далеко идти, возможно, и до полной ликвидации, и тут я ничем не смогу помочь, так как я нахожусь под строгим контролем Ежова». Процесс действительно уже пошел. Заместителя наркома легкой промышленности Г. Сокольникова (Гирша Янкелевича Бриллианта) арестовали 26 июля, а в ночь на 28 июля, при аресте бывшей жены Пятакова, была изъята принадлежавшая ему переписка, включавшая и материалы, относящиеся ко времени его участия в оппозиции. Кроме того, Ежов познакомил Пятакова с показаниями, поступившими на него в ходе следствия 10 августа. Одновременно Председатель Комиссии партийного контроля сообщил ему о смещении с поста заместителя наркома тяжелой промышленности и назначении начальником Чирчикстроя.
17 августа арестовали начальника Главного управления шоссейных дорог НКВД СССР Л. Серебрякова. 12 сентября под арестом оказался заместитель наркома тяжелой промышленности Пятаков, а 16-го числа – заведующий бюро международной информации ЦК Радек. В кабинетах следователей появились и ранее задержанные чиновники: заместитель наркома путей сообщения Я. Лифшиц, начальник Главхимпрома Л. Ратайчик и первый секретарь ЦК компартии Армении А. Ханджан. Заместителя командующего Ленинградским военным округом украинца В. Примакова арестовали 14 августа, 20-го числа взяли военного атташе в Великобритании литовца В. Путна. В число арестованных попали заместитель командующего Харьковским военным округом Семен Абрамович Туровский, комдив Дмитрий Аркадьевич Шмидт и командир 8-й механизированной бригады, комендант Летичевского укрепрайона Юрий Саблин.
Заговорщики исчезали из общественной жизни так же незаметно, как высыпается мелочь из прохудившегося кармана. Еще до этого состоялись аресты командира дивизии Михаила Осиповича Зюка, начальника штаба 66-й стрелковой дивизии, полковника Исая Львовича Карпеля и начальника штаба 18-й авиационной бригады Бориса Кузьмичева. Все они подозревались в подготовке убийства наркома обороны. На допросе 13 мая 1937 года Ягода так прокомментировал эти аресты: «…В протоколах по делу троцкистской организации уже появились первые данные о наличии троцкистов в составе Шмидта, Зюка, Примакова и других. Вскоре я вынужден был пойти на аресты, сначала, кажется, Шмидта и Зюка и в дальнейшем и самого Примакова. Таким образом, линия связи Примаков – Волович механически была оборвана.
Примаков после его ареста долгое время не давал показания, даже после признания Шмидта и Зюка… Когда мне об этом докладывали, причины запирательства Примакова были для меня совершенно ясны. Примаков знал, что в НКВД «свои люди», и он предполагал, что его как-нибудь выручат. <…>
Вопрос: «А Примаков знал о существе заговора в НКВД, о вашей роли?
Ягода: Кое-что он, несомненно, знал, знал от Воловича, но в какой мере и что именно, я сказать не могу».
Однако, произведя аресты троцкистов, Ягода предпринял меры, чтобы скрыть заговорщицкую деятельность правых, с которыми имел личные связи. Поэтому через две недели после завершения процесса 16-ти террористов, 10 сентября 1936 года Прокуратура официально сообщила, что «следствием не установлено юридических данных для привлечения Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращено».
