– Чем кончится эта борьба, сказать трудно. Я бы не взялся предсказывать детали.
– Ладно, тогда вернемся к временной форе, которая может быть у некоторых цивилизаций. Другими словами, теоретически кто-то в нашей Галактике этот кризис уже преодолел. Неужто они нам по-братски не помогут?
– А почему же мы их не видим? Космос молчит, – печально сказал Панов.
Я его печали не разделил:
– Да по той же причине мы их не видим, по которой ребенок в утробе матери не видит свою маму. Просто рано еще.
– Есть и другое объяснение: эволюция после кризисной точки развивается по интенсивному сценарию – не путем внешней экспансии, а как бы внутрь. То есть цивилизация не стремится в космос, а остается на своей планете. Например, уходит в виртуальную реальность. Или же вырабатывает такие этические принципы существования, которые запрещают ей вмешиваться в жизнь на других планетах.
– Даже у нас на планете такая тенденция прослеживается, – поддержал я мысль Панова. – Смотрите, первые колонисты Америки начали массовую охоту на бизонов и индейцев. Первых истребили всех, вторых – почти всех. Сейчас происходит ровно наоборот! Бизонов хотят восстановить с помощью беловежских зубров, индейцам платят пособие и поддерживают их народные промыслы, а аппараты, которые отправляются на Марс, стерилизуют, чтобы не повредить возможной жизни на Марсе…
– хотя эта жизнь если и есть, то представлена лишь примитивными одноклеточными. Рождается экологическое миропонимание. Так что на колонизацию дальнего космоса цивилизацией может быть наложен самозапрет. Такой же сильный, как наложила наша цивилизация на каннибализм. Хотя, с другой стороны, я не могу исключить, что за нами втихую присматривают, в этой гипотезе нет ничего ненаучного. Лев Гиндилис – старший научный сотрудник Государственного астрономического института имени Штернберга и директор научно-культурного центра «SETI» – полагает, что с нами не вступают в контакт, чтобы не лишать собственной истории.
…Последние слова требуют обратить на них особое внимание. История нашей планеты знает множество «цивилизаторских контактов», которые плохо кончались для цивилизуемых. Что стало с историей американских индейцев после того, как они познакомились с более развитой цивилизацией Европы? Дело, конечно же, не в том, что их стреляли и нещадно завоевывали: стрелять или закармливать пирогами – всего лишь разные формы ознакомления «дикарей» с плодами более высокой цивилизации. Результат в любом случае один – конец аборигенской цивилизации. Так что, возможно, с нами не вступают в контакт, просто жалеючи – чтобы не превращать нашу планету в индейскую резервацию – сборище ленивых деградантов…
Однажды на досуге я подумал: если завтра прилетят братья по разуму, что я буду делать? И понял, что послезавтра на работу не пойду. И мало кто пойдет: у людей случится подъем и воодушевление, ожидание огромных перемен, перед лицом которых работать – просто грех. Да и зачем корячиться на службе, если с нами теперь поделятся техническими новациями и завтра все будет делаться само собой? Нас накормят, как зверей в зоопарке. И тогда действительно конец нашей истории, полное вырождение. Чтобы ребенок научился ходить, он должен ходить и больно падать. А если ребенка от падений уберегать, он всю жизнь проведет в коляске. Инвалидной.
Впрочем, никто не сказал, что контакта не будет вовсе. Детей в мир взрослых допускают только после взросления. И, возможно, сингулярность истории, о которой идет речь в этой главе, и есть критическая точка взросления. Которая поразительно совпадает с так называемым демографическим фазовым переходом (стабилизацией численности населения на земном шаре). И с переходом цивилизации в постиндустриальное общество. На эту мысль меня наводит следующий вопрос, который почему-то редко кому приходит в голову: если Они нас так сильно обогнали в технологическом развитии, почему же Они не могут следить за нами незаметно? Почему там и сям разные люди наблюдают разные проявления явной техногенной деятельности, которую невозможно свести к человеческой? И наблюдений этих даже не десятки, а сотни.
Очень правильный вопрос. И у меня есть версия, почему происходит именно так. Действительно, наблюдений НЛО-подобных объектов и следов непонятной техногенной активности так много, что инопланетяне как персонажи давно и плотно вошли в нашу культуру. О них снимают фильмы, рассказывают анекдоты, пишут книги, рисуют карикатуры. К ним привыкли. Вот это и есть цель «проколов видимости»!
Если ребенку можно спать до будильника еще целый час, мама будет ходить по квартире как можно тише. Но если до звонка осталась минута-другая, она уже не станет ходить на цыпочках. Она может даже присесть на кроватку и, улыбаясь, потрогать чадо за носик. Потому что все равно уже пора вставать.
Вот в чем дело! Действительно, то там, то сям на нашей планете кто-то видит что-то необыкновенное, удивляется, рассказывает другим, терпит насмешки, пополняя копилку историй, из которых потом вырастает культура привычки, осознание возможности, допустимости. Нас просто за носик трогают. Потому что пора просыпаться.
Скоро звонок.
Глава 1 Отовсюду повылезло…
У нас в Шкатулке, если вы помните, осталась еще целая группа историй, которые не относятся ни к особенностям функционирования человеческой психики, ни к НЛО. Они – о реликтовых тварях – снежном человечке, странном существе (существах), описанном(-ых) в истории № 7 про съеденных чекистов. Я мог бы бросить в Шкатулку еще пару-тройку историй про неведомых озерных и морских тварей, но подобных рассказов каждый из нас слышал или читал косой десяток.
Напомню договоренность, которую мы приняли в самом начале книжки: как бы фантастически не выглядела история, считаем ее правдивой. И начинаем искать объяснения. Ибо даже исходя из предположения о нелживости свидетеля, для всех описанных историй можно найти вполне реалистические объяснения. Пускай и выглядящие совершенно фантастическими! Помните, что говаривал Шерлок Холмс? Отбросьте все невозможные версии, Ватсон, и в итоге останется истинная, как бы невероятно она ни выглядела. Как-то так. Короче говоря, неведомые твари.
Могут ли на нашей планете в XXI веке еще оставаться не открытые учеными виды живых существ? А почему нет, если до сих пор на Земле есть места, где не ступала нога человека? И это на суше! А дно океана исследовано не более, чем на 5 %. Глупо думать, что, обследовав 5 % из 100 %, мы узнали все.
В мире описано больше 150 000 видов бабочек. И каждый год энтомологи открывают все новые и новые виды. Причем открывают не только где-нибудь в Амазонской сельве, но и в перенаселенной Европе! А совсем недавно, в 2004 году, на филиппинском острове Калайлан открыли новый вид птиц – калайланский поганыш.
«Да бабочки – мелочь, а вот что касается крупных животных, то шанс их обнаружить стремится к нулю!» – скажут мне противные скептики. И будут правы: зависимость тут обратно пропорциональная – чем мельче размер зверя, тем больше шансов найти что-то новенькое. Каждый год открываются сотни новых видов животных, растений и насекомых. И, кстати, не только видов! Открываются новые роды, семейства, отряды, классы и даже типы. Мало кто знает, но в XX веке было открыто три новых типа (!) животных.
Мне как-то встретились расчеты о том, что зоологам известны не более 10 % видов, существующих на нашей планете. Наверное, эта цифра чересчур радикальна, но. Всего-то немногим больше ста лет прошло со времени открытия тапира и карликового бегемота. Для справки: масса тапира около 200 кг, длина тела около 2 м, а у бегемотика – 250 кг и 1,5 м. Трудно не заметить. До недавнего времени и рассказы о кракене – гигантском кальмаре – ученые относили к выдумкам.
Кстати, о морских обитателях. Биологи знают, что в океане описаны далеко не все виды даже таких гигантов, как китообразные! За последние 25 лет открыто шесть новых видов китообразных, в том числе один довольно крупный – длиной пять метров (гинкозубый ремнезуб). А, скажем, боливийская иния – амазонский дельфин – был открыт только в 1976 году. Скажу больше – по сию пору непонятно, сколько же видов голубых китов живет в океане. Некоторые считают, что не один, а два.
Американский биолог Райфинес видел однажды странных китов с двумя плавниками. Позже в районе Сандвичевых островов было замечено целое стадо этих животных. Наблюдавшие их зоологи Гаймар и Куа назвали удивительных существ рогатыми дельфинами: «Все на борту были немало удивлены, когда увидели у них спереди рог или загибающийся назад плавник, такой же, как на спине…». Случилось это в 1919 году, и с тех пор такое животное ни разу не попалось в сети.
Необычный вид кашалота наблюдали у Шетлендских островов. Этот кашалот отличается необычайно высоким плавником. Здесь пикантно то, что необычных зверей увидел не какой-то полуграмотный матрос, а сам Роберт Сибальд – основатель науки о китообразных. А английский натуралист Филипп Госс наблюдал в Атлантике стадо неизвестного вида дельфинов с длинными розовыми мордами. Длина этих существ была около 8—10 метров… В антарктических водах морские биологи видели китообразное животное, похожее на касатку, но не касатку (у той спинной плавник гораздо меньше, а у этих черно-белых «псевдокасаток» – больше метра).
