Этот родительский интерес может преследовать разные цели. Некоторые ищут для своего ребёнка щадящее пространство, желая, чтобы у него было поменьше «стрессовой нагрузки» и как можно более поздний выбор путей образования. Другие хотят, чтобы их ребёнок как можно больше учился, и стремятся, чтобы он посещал лучшую школу, что практически всегда означает гимназию, пока нехватка способностей ребёнка не станет слишком очевидной. На практике те родители, которые верят в своего ребёнка и соответственно развивают в нём честолюбие, почти всегда выбирают гимназию. Каждая попытка вывести образование на путь большей интеграции вызывает затем острую борьбу за направление – с непредсказуемым результатом, как показывает успешная гамбургская народная инициатива против местной школьной реформы{264}.
Различные точки зрения в дебатах можно показать на двух сопоставимых гамбургских семьях. Одна семья считает, что выставление оценок наносит детям травму, и хотела бы ликвидировать родительское право выбора на посещение школы повышенного типа, чтобы создать для детей большее равенство шансов. Другая, приехавшая из Южной Германии, в ужасе от гамбургского школьного уровня и спрашивает: неужели так уж высоки требования, чтобы дети к концу начальной школы знали таблицу умножения и могли написать бабушке письмо без ошибок? Эта семья хочет отдать своего ребёнка в частную школу, если школьная реформа сделает невозможной переход из школы в гимназию после четвёртого класса{265}.
В вопросе «общего обучения», который также подразумевает и вопрос о целесообразности и справедливости раздельной школьной системы, сталкиваются друг с другом совершенно различные интересы, жизненные установки и политические позиции. Есть идеалисты, в том числе и среди родителей, придающие большое значение образованию, и они воспринимают необходимое при совместном обучении внутреннее дифференцирование преподавания вовсе не как тяготу для более способных учеников, а как дополнительный шанс{266}. Для консервативного понимания совместное обучение, напротив, представляет собой посягательство на возможности образования элиты. Ограничение или устранение гимназий подпадает в этой группе под идеологическое подозрение{267}. Эгалитаристы, в свою очередь, видят в раздельной школьной системе атаку на их понимание равенства шансов{268}.
Никакое взаимопонимание, кажется, так до сих пор и не возникло между заинтересованными педагогами и реформаторами, которые хотят стимулировать необразованных и менее одарённых учащихся посредством ежедневного школьного контакта с одарёнными и стремящимися к образованию, и теми родителями, которые видят себя защитниками интересов своих детей. Их позиция тем более элитарна и склоняется в пользу гимназий, чем выше они оценивают потенциал успеваемости своих детей.
Давно ясно, что развитие каждого ученика ограничено его собственным потенциалом. «Общие школы – следствие постулатов образования, которые хоть и имели благие намерения, но исходили из ложной предпосылки, что различная успеваемость есть лишь следствие неправильной структуры и что можно, так сказать, из любого ребёнка сделать гимназиста, если будет подходящая среда. Но это, к сожалению, иллюзия»{269}. Гораздо больше сюда подходит уже цитированная фраза Эльсбет Штерн, что «оптимальное стимулирование каждого ученика ведёт не к большему равенству, а к большему неравенству».
С эмпирической точки зрения на вопрос, ведёт ли совместное обучение к лучшей реализации потенциала одарённости, нет убедительного ответа. «В принципе исследование показывает, что школьные структуры играют подчинённую роль при объяснении школьных успехов… Современная школа – та, которая в первую очередь радеет за развитие преподавания», – говорит директор института развития качества в образовании Олаф Кёллер{270}.
Это было впечатляюще подчёркнуто новым исследованием, проведённым по заданию Конференции министров культов, «Сравнительные языковые компетенции по землям»: земли Бавария и Баден-Вюртемберг с их «традиционной» раздельной школьной системой имеют не только самый высокий уровень знаний, но и самые низкие расхождения в успеваемости, а также самую высокую успеваемость в нижних группах по компетенции{271}. Как раз самые слабые по успеваемости ученики там хорошо стимулируются. Правда, доступ в гимназию затруднён по сравнению, например, с Берлином, зато преподаётся большой объём учебного материала. Насколько сложны взаимосвязи, видно по тому, что средний уровень языковой компетенции и процентная доля девятиклассников в гимназиях по землям коррелируют друг с другом отрицательно. Это значит: в среднем дети учатся в конкретном регионе тем меньше, чем выше в нём доля гимназий{272}. Этот парадоксальный результат (которому тоже нельзя придавать слишком большого значения) должен послужить предостережением для тех, кто именно в реформе школьной структуры видит основное звено и центральную точку для улучшения результатов образования.
Короче говоря, системные сравнения исследования образования свидетельствуют о том, что дело заключается не в структуре системы образования, а в её качестве. Это немного напоминает о результатах исследования здоровья: нет корреляции между различными системами медицинского обслуживания и состоянием здоровья или ожидаемой продолжительностью жизни населения. Хотя немецкий чиновник, как частный пациент, устроен комфортабельнее, чем британский государственный служащий в National Health Service[49].
Для оптимальной самооценки школьника может быть лучше либо вовсе неизбирательная, либо малоизбирательная система образования, потому что необходимое внутреннее дифференцирование в общей школе не связано с видимыми социальными градациями и принадлежностью к разным группам. «Хорошему самочувствию и ощущению собственной ценности ребёнка наносит урон не только слабость или сила, но и недостаточное приспособление среды к его индивидуальным особенностям». Из этого могут следовать вторичные особенности поведения{273}.
Наблюдаемые в каждой возрастной группе различия в знаниях, достигающие 4–6 школьных лет, решительно не могут быть устранены в совместном обучении, и в первую очередь это касается основных предметов: математики и немецкого языка. Внутреннее дифференцирование требует, попросту говоря, распада классов – по крайней мере, в интеллектуально определяющих основных предметах – и введения школьников в разновозрастные группы знаний. Мучить биномиальными формулами ученика, у которого ещё остались проблемы с письменным умножением и делением, просто не имеет смысла. И не имеет смысла читать «Вильгельма Телля», если чтение и понимание текста у ученика находится на уровне восьмилетнего ребёнка.
Однако разумное разновозрастное дифференцирование наталкивается на границы в отношении практической осуществимости и допустимости: вряд ли можно рекомендовать помещать 15-летнего подростка, находящегося в процессе полового созревания, на уроки немецкого и математики к 11-летним детям, где ему вообще-то самое место. Но и сталкивать его с уровнем преподавания, за которым он не может поспевать из-за нехватки знаний или умственных способностей, не имеет смысла. Поэтому часто случается так, что напряжения, возникающие в малогомогенных учебных заведениях, устраняют снижением уровня преподавания. Но нельзя допускать, чтобы дифференцирующие педагогические усилия, направленные на тех, кому трудно удерживать внимание, приводили к тому, чтобы школьники со средней и высокой одарённостью так и не раскрыли свой потенциал. Действует общее правило: эффективность преподавания и учебные успехи возрастают при том же качестве преподавания по мере роста гомогенизации учебной группы. В негомогенной учебной группе менее одарённые хотя и могут иметь некоторый выигрыш от уровня более одарённых учеников, но лишь до тех пор, пока не теряют нить урока. Правда, сопоставимого выигрыша для более успевающих, если они учатся вместе с менее успевающими, не существует.
Образование и происхождение, равенство и справедливость шансов
Сильное сопротивление созданию групп высокой успеваемости вполне понятно, поскольку каждой государственной системе образования присущи эгалитарные стремления. Но если такие стремления гипертрофированы, это стимулирует тенденцию эмиграции из государственной системы, поскольку образованные слои выбирают для своих детей то обучение, которое считают лучшим.
Успех в системе образования определяет в конечном счёте получение жизненных шансов и перспективы занять влиятельную позицию, добиться благосостояния или даже богатства. То, что это распределение должно происходить по справедливости, есть легитимное основное требование всякой демократии.
В соревновании за лучшие стартовые позиции ребёнок из образованной семьи имеет преимущества в трёх аспектах:
