на борт представитель советского консульства в Амстердаме официально узаконил этот поступок капитана.
Немцы в период страстной любви между Гитлером и Сталиным приняли все меры для скорейшего вывода «Аусмы» из блокированного порта. В конце 1940 года «Аусма» вернулась в Либаву. С началом войны пароход был превращён в военный транспорт, покрашен в шаровый цвет, а на его ветхом носу была нарисована цифра 546 (ВТ-546).
С трудом вырвавшись из горящего Вентспилса, Кунтсберг привел пароход в Таллинн. В ходе войны он совершил несколько рейсов на острова Моонзундского архипелага, хорошо понимая, что любое повреждение для дряхлого 50-летнего парохода будет последним.
С середины августа «Аусма» отстаивалась на Таллиннском рейде.
До Кунтсберга доходили слухи о репрессиях, принимаемых против латышских моряков, но он старался в это не верить, также как некогда старался не замечать депортаций и арестов десятков тысяч латышей с первых же дней оккупации его родины Советским Союзом.
Он не мог не заметить случая с «Атисом Кронвалдсом», когда трибунал приговорил к расстрелу весь комсостав парохода. Воспитанный отцом в духе классовой ненависти он готов был оправдать любые преступления режима. Однако события начинали принимать такой оборот, что заставляли задуматься даже его. На каждого человека действует всегда что-нибудь исключительно индивидуальное. Кунтсберга больше потряс не расстрел моряков «Кронвалдса», а известие о том, что хорошо ему знакомый капитан парохода «Сауле» Эмиль Смильтенс по прибытии в Ленинград был отстранен от должности и отправлен на Балхаш. Кунтсберг не поверил в это и пытался отправиться на «Сауле», чтобы самому проверить эту информацию. Но где находится «Сауле», он так и не выяснил. А его «Аусма» была направлена в Палдиски для эвакуации гарнизона.
Первый штурман парохода «Шауляй» Эдвардс Слисорайтис вздрогнул от ужаса и неожиданности. В огне и дыму страшного взрыва высоко в воздух взлетела броневая пушка одного из 12-дюймовых орудий, что составляли гордость системы береговой обороны главной базы КБФ. Артиллеристы, расстреляв по немцам все свои огромные запасы, принялись взрывать батареи.
Пароход «Шауляй» стоял у пирса острова Аэгна, ведя погрузку всего, что можно было вывезти с острова: запасы продовольствия, обмундирование, артиллерийскую оптику, прожектора, электродвижки и многое другое...
Одни орудия взлетали в воздух, другие ещё вели огонь.
Командир дивизиона майор Барановский и его военком Ечин несколько раз уже побывали на «Шауляе», заглядывая в трюмы, соображая, что ещё можно погрузить и доставить в Ленинград.
Старший штурман Слисорайтис нервничал. Никто не назначал его капитаном транспорта. Но капитан Мединьш ушёл позавчера в какой-то штаб и не вернулся. Слисорайтис нервничал. Он поделился своими опасениями со вторым штурманом Эриком Деетженсом и механиком Виктором Пушкатисом. Если на «Кронвалдсе» всех расстреляли за то, что у них пропал русский кочегар, то что могут сделать с ними за пропажу капитана? Слисорайтис доложил об исчезновении капитана русскому офицеру, который находился у них на борту с середины августа. Тот нисколько не удивился и сказал, что должны прислать нового капитана. Но того так и не прислали. Слисорайтису пришлось командовать самому, отводя глаза от молчаливых вопросов матросов. Литовцы обычно не очень разговорчивы. Они молчали и сейчас. У каждого своя судьба. Свой пароход первый штурман знал очень хорошо.
«Шауляй» был большим грузовым пароходом грузоподъемностью в 2500 тонн, построенным в 1920 году в Германии, где он назывался «Эбба». В 1937 году судно было куплено Литвой и переименовано в «Шауляй». Затем судно было национализировано Советским Союзом, а с началом войны переклассифицировано в военный транспорт с бортовым номером 550 (ВТ-550).
На «Шауляе» не знали, что делается в Таллинне, не знали даже в чьих он уже руках. За клубами дыма и всполохами огня не было видно ничего. Зловещая чёрная туча как траурное покрывало висела над городом.
Мичман Генрих Попенкер и двое его подчинённых: старшина 1-й статьи Ромадин и матрос Алексей Тряпкин сидели на каких-то ящиках в Минной гавани, и, невзирая на обстрел и царящую вокруг суматоху, уничтожали банку мясных консервов, запивая её кипятком из добытого по случаю чайника. Все трое были приданы в распоряжение механика дивизиона «морских охотников» военинженера 3-го ранга Серговского и имели боевую задачу привести на всех катерах двигатели в такое состояние, чтобы они без помех могли дойти до Кронштадта и ни один из них не был оставлен по этой причине в Таллинне. Общеизвестно, что судьба любого «морского охотника» почти полностью зависит от состояния машинной установки и компетенции личного состава БЧ-5.
С самого рассвета мичман Попенкер и двое мотористов подобно бригаде шабашников обходили все катера дивизиона, проверяя состояние двигателей, помогая в ремонте, консультируя механиков и мотористов. Почти все командиры предлагали им идти на прорыв именно на их катере.
Наконец мичман объявил «перекур» на обед. Перемазанные с головы до ног, промокшие от непрекращающегося дождя, механики присели перекусить. За этим занятием их и застал механик дивизиона Василий Серговский. Собранные в Таллинне на складах запчасти к двигателям и вспомогательным механизмам «морских охотников» до слёз было обидно бросать при отступлении. Потом, в Кронштадте и Ленинграде, ничего не найдешь и ничего не допросишься. А если кого и будут постоянно гонять в море — так это «морских охотников».
— Кончайте сачковать, — сказал военинженер, обращаясь к Попенкеру. — Пройдитесь по складам и мастерским, соберите все резервные моторы и запчасти. Всё погрузите на машину, отвезите в Русско-Балтийскую гавань. Там найдёте транспорт под названием «Лейк Люцерне» или просто «Люцерна». Всё на него погрузите.
Машину в Минной гавани было найти легко. Десятки их стояли в ожидании уничтожения. Специальная команда, ещё не начавшая действовать, должна была все их сжечь или сбросить в воду. С невероятным трудом на нее погрузили несколько здоровенных ящиков с двигателями для «морских охотников» и запчастями.
Перегруженная машина ехала медленно, как похоронный катафалк. Шофёр постоянно сигналил, пробираясь через несметные толпы, валящие по дороге к гаваням.
Никто их не проверял и не останавливал. Чувствовалось, что обстановка на пирсах во многом уже начала выходить из-под контроля.
«Люцерну» они нашли быстро. Сначала механики решили, что судно брошено, настолько странно оно выглядело. И главное — около него не было никого. В отличие от других транспортов, у трапов которых бесновались толпы народа.
Вахтенный у трапа объяснил им, что транспорт повреждён, никуда не пойдет. Его решено затопить в гавани.
Матрос Тряпкин отодвинул вахтенного в сторону и все трое поднялись на борт. Капитан Герман Касьяк, которого они обнаружили в салоне комсостава, подтвердил им, что судно действительно хотели затопить, поскольку
