После "разведения дерущихся" в соответствии с этим планом должны были начаться политические переговоры. Предусматривалось, что Чечня не получит полной независимости, поскольку Конституция запрещает отделение какой-либо части Федерации, а поправка, разрешающая отделение, вряд ли будет одобрена 2/3 депутатов обеих палат парламента и ратифицирована 3/4 субъектов Федерации. Естественно, что никакой референдум в Чечне не может изменить конституционный статус автономии.
В компенсацию за отказ от формального суверенитета, по плану Лебедя, мятежники должны получить фактическую независимость от Москвы — контроль над большей частью Чечни, которая только номинально будет оставаться частью России. Лебедь рассчитывал, что без экономической помощи со стороны России сепаратистам не обойтись, и можно будет выторговать политические уступки. Он предпочитал не замечать кто стоит за спиной бандитов, кто пополняет бандитскую армию живой силой и техникой, поставляет обмундирование и провиант. Он не желал рассматривать Чечню как плацдарм для дальнейшего разворачивания сепаратизма на Северной Кавказе и в других регионах России.
Забыл Лебедь и о том, что его миссия превращала бандитов в победителей и предельно деморализовала российских военных, которые уже не в силах были противостоять боевикам даже за пределами Чечни.
С этой забывчивостью и нежеланием видеть реальную обстановку Лебедь в полной мере из боевого генерала превратился в «правозащитника», предателя, изменника.
* * *
Чечня стала кладбищем для российских политиков, теряющих здесь конечно же не жизнь, а свою репутацию. К концу лета 1996 г. свежим политическим мертвецом стал экс-генерал Лебедь, преобразившийся в туповатого номенклатурного чиновника.
Свидетельством тому служит изобретение «правозащитника» С.Ковалева: "В русской истории было три похожих политика — это Ленин, Лебедь и Новодворская. Почитайте их, и вы найдете у них все что угодно." ("Новая газета" № 31, 1996). Писано это было без тени иронии, зато с явной симпатией.
Вторым свидетельством являются похвалы "окончательных демократов" Гайдара и мадам Старовойтовой, которые признали в действиях Лебедя воплощение своей полуторагодичной мечты. Они чуяли победу — победу над Россией, которую обеспечил им и чеченским бандитам Лебедь.
Третье свидетельство — слова самого Лебедя по поводу своей деятельности: "Я предвижу многочисленные нападки как со стороны ура-патриотов, так и со стороны ура-демократов. Я заявляю, что органы внутренних дел определят их адреса, военные комиссариаты их призовут, я создам их них ударные батальоны и предоставлю возможность навоеваться вволю. Возглавят их лихие генералы-политработники, депутаты Государственной Думы. И тот, кто со мной не согласен, не согласен с подписанием этого соглашения (соглашения с бандитом Масхадовым — А.К.), может на меня жаловаться в любые инстанции, до президента и Господа Бога включительно. Война будет прекращена. Те, кто будет этому мешать, будут отстранены." ("Новая газета", № 31, 1996).
“Демократы” не могли нарадоваться на Лебедя. Даже митинг во славу окончания войны организовали. Лебедь попытался отмежеваться от демократического восторга, заявив, что в поддержке не нуждается, но на это ура-демократ Юшенков резонно ответит, что дело не в поддержке Лебедя, дело в завершении войны. Нужен был бы им Лебедь, если бы война продолжалась!
А вот офицеры, воевавшие в Чечне, говорили о миротворческой миссии Лебедя с нескрываемой ненавистью. Не желая войны не меньше Лебедя, они знали эту войну и хотели воевать до победы над бандитами — как подобает настоящим защитникам Родины. Они действительно хотели закончить войну, а не перекладывать ее на плечи будущих поколений.
Еще недавно, будучи кандидатом в президенты России, Лебедь говорил: "Армия не может воевать до 18.00 какого-то числа, она должна воевать до победы. Если нам еще раз придется применять армию, то она останавливаться не будет." (пресс-конференции 11 июля 1996 г.).
Теперь секретарь СБ разошелся в понимании задач армии с воюющими в Чечне офицерами. Теперь они по разному видели смысл фразы "Честь имею!". Похвалы в адрес секретаря СБ со стороны мятежников — тому подтверждение. Армия и МВД видели милую встречу Лебедя с Масхадовым, а потом с Яндарбиевым, слышали эти похвалы и не забудут их.
Чего можно было ожидать от Яндарбиева, который рьяно пропагандировал "священную войну против неверных", мог действовать только обманом. Ельцин, а потом от его имени Михайлов и Лебедь предпочли вести липовые переговоры, а потом объявлять по городам и весям, что на всей территории Чечни теперь установлен мир. Результатом было военное поражение российских войск в Грозном, усугубленное политическим поражением России, которого так упорно добивался Лебедь.
Лебедь горделиво объявил, что выиграл «партию» в переговорах с сепаратистами: "Выиграл черными и представил дело так, что в партии ничья." Видимо, он был одним из тех, кто думал, что выиграл от поражения Отечества. Думал напрасно. Лебедя стали сторониться как зачумленного.
Вслед за капитуляцией России, объявленой Лебедем, состоялось фактическое признание бандитской республики. Яндарбиев не замедлил ввести в действие свой уголовный кодекс, согласно которому “неверным” можно было отсекать головы…
* * *
Накануне приезда Лебедя в Чечню радиоэфир был переполнен сообщениями командиров чеченских отрядов о потерях среди боевиков и заявлениями своему руководству о выходе из города. Как только поступило сообщение о прибытии Лебедя, чеченцы воспряли духом, и в эфире установилось приподнятое настроение: “Мы спасены!”.
Прибыв в Чечню на переговоры, Лебедь приказал на два дня остановить боевые действия. Но приказывать он мог только российским войскам. Мятежники продолжали воевать, а блокированные группы — умирать. Хоть и потребовал Лебедь на переговорах пропустить к пяти блокированным группам транспорт с водой, продовольствием и медикаментами, но реальной помощи к осажденным не поступило.
Когда же до ушей Лебедя боевики довели сообщение о попытке наших войск пробиться к осажденным через площадь Минутка, он потребовал у своего помощника связаться с Тихомировым и Шкирко, передав: "еще одно подобное — и командующий ВВ будет отстранен." ("Новая газета", № 31, 1996).
Какое право имел Лебедь распоряжаться жизнями людей?! Ведь его переговоры никого не спасли, но только усугубляли военное поражение России. Блокированные бойцы истекали кровью, у раненных началась гангрена. Не имея надежды на помощь, они готовились к смерти, к которой их приговорил Лебедь.
Лебедь превратил переговоры в детский сад. Он решил, что после полутора лет войны и беспрерывных попыток ее прекратить, можно приравнять слово Масхадова к слову офицера. Лебедь придумал какие-то совместные комендатуры, в которых должны были объединиться в миротворческом порыве те, кто еще вчера убивал друг друга. А чего стоит подписание военными и бандитами совместной клятвы! Цена слова Масхадова и этих клятв давно известна всем участникам конфликта, в первую голову — самим бандитам. Лебедь же решил снова узнать эту цену, расплачиваясь жизнями наших солдат.
Не потому ли Лебедь так накинулся на министра внутренних дел России Куликова и потребовал у президента выбрать между ним и Куликовым, что почувствовал свой промах? Остановить своим решением войну он не мог. Такое решение, по словам того же Лебедя, может принять только Господь Бог. А вот промах стал ударом в спину воюющим частям. Когда Лебедь докладывал в телекамеру о достигнутых договоренностях, наши ребята десятками гибли на площади Минутка — ловили своими телами пули снайперов и осколки гранат.
Претензия к Куликову в основном состояла в том, что на блок-постах стоят «замухрышки». Но позвольте, может быть тут дело в том, что блок-посты не снабжены обмундированием и живут порой без подвоза продовольствия? Куликов ли, неоднократно ставивший перед правительством вопрос о финансировании милиции и Внутренних Войск, виноват в этом? Куликову ли надо предъявлять претензии в том, что офицеры вынуждены покупать обмундирование в коммерческих ларьках?
Состояние чеченской милиции, очевидно, было близко к плачевному, если министр МВД Чечни Таранов прямо заявил: "В МВД работает 40 % предателей и трусов." Но есть и остальные 60 %, которые готовы были воевать с Дудаевым за совесть, а не за деньги Москвы.
Именно на них рассчитывал замминистра внутренних дел России генерал-полковник Голубец 1, когда начал наводить порядок в чеченской милиции. Он взялся за дисциплину, лично проводил разводы на грозненском стадионе, рискуя быть убитым снайпером. Он запретил ношение оружия при гражданской форме одежды, начал работу аттестационной комиссии, отсеивавшей тех самых "предателей и трусов".
