А потом покажут свекольного, фаршированного Ельцина и его указ, запрещающий компартию, патриотические издания и любую символику, где нет шестиконечной звезды. Покажут всех воров и мерзавцев из РАО ЕЭС, сожравших Россию, притаившихся после краха, а теперь с диким визгом ошпаренных кошек вцепившихся в изможденную страну.
Убийство Урицкого, спланированное в кабинетах ЧК, породило террор, унесший тысячи жизней священников, офицеров, профессоров. Ван дер Люббе, спаливший рейхстаг, позволил Гитлеру захватить Германию и вырезать коммунистов. Убийство Старовойтовой бесценно для тех, кто планирует «либеральный реванш», подавление оппозиции, стремится избежать исторического и уголовного возмездия.
Галина Старовойтова везла в Петербург сумку, набитую неучтенными деньгами, предназначенными для «честных демократических» выборов. Совсем как Лисовский протаскивал к Чубайсу коробку с неучтенными долларами. Этот мешок с деньгами отняли, пустив в депутатшу пулю из стрелкового оружия НАТО, доступного спецслужбам и профессиональным бандитам. И пусть шестиконечный Гайдар расскажет историю этих денег, как и историю тех миллионов 93‑го года, которые он взял из казны, раздал танкистам‑наемникам, а те из танков расстреляли Парламент. Есть ли на Гайдаре кровь «демократической мученицы» Старовойтовой — покажет следствие. Но то, что на нем кровь мучеников 93‑года, видно по его непрекращающейся истерике, которая кончится не психушкой, а трибуналом.
Русские патриоты, перед лицом желто‑коричневого фашизма, не сгибайтесь! Оставайтесь спокойными и мужественными! Не идите с веревками на шее сдаваться в «демократическое гестапо»! Не вставайте на поминках тех, кто за годы «реформ» уменьшил население России на восемь миллионов человек! Только воля и непреклонность в духовной схватке Света и Тьмы сделают нас непобедимыми!
Великий патриот России генерал Лев Рохлин терял корпуса и бригады там, где разгорался пожар межнациональных конфликтов, подожженных Галиной Старовойтовой. Его убийство не сопровождалось государственным трауром. Если бы Савостьянов, Чубайс и Гайдар по случаю похорон Старовойтовой кощунственно навязали стране государственный траур, мы бы надели белые костюмы, шелковые разноцветные платья, стали вальсировать на площадях, пить шампанское за любовь!
Ефрейтор Шикльгрубер, он же Гитлер, погрузил Германию в фашистскую тьму. Набитый шекелями Березовский оплачивает вхождение в Кремль желто‑коричневого фашиста. Внимание, грядет Шекельгрубер!
Сербы, разбомбите Берлин!
Октябрь 1998 г., № 41.
Сегодня, когда классический образ палача в остроконечном балахоне с прорезями сменился богемной неопрятной личиной Хавьера Соланы, а роль пудового топора выполняют палубные штурмовики 6‑го флота, бомбящие с безопасной высоты города Югославии, у русских людей, сидящих на пепелище «либеральных реформ», возникает несколько мыслей.
Америка к началу XXI века выступает в абсолютно мерзостном, свинском обличье жестокой хамской страны, сожравшей мировые калории и под музыку Гершвина осуществляющей бездуховный мировой централизм, управляя человечеством с помощью крылатых ракет, Диснейлендов и агентов влияния с лицом Козырева.
В эти дни еще одного безнаказанного вторжения, теперь уже в Югославию — после Боснии, Ирака, Судана, Афганистана — видны вся гадость и отвратительная пустота политики Ельцина, который за рюмку виски из рук Клинтона, за кружку пива из лап Коля, за понюшку табаку уничтожил красную могучую империю, спасавшую сотни малых государств от американских морских пехотинцев, от лягушачьей улыбки Олбрайт. Одураченная Россия, без границ, без союзников, с танками НАТО под Псковом, с гриппующим безумцем в Барвихе, с трехцветным флагом, грязным, как платье Левински, станет слушать взрывы в Белграде, накрывая голову книжицей «Иного не дано».
Десять лет Россия, зараженная «либеральным сифилисом», убивала себя, передавая заразу другим. Благословение, данное Козыревым на распад Югославии, эмбарго, поддержанное «дорогим Андреем» на поставки русского оружия в Югославию, выдают сегодня одиноких сербов на растерзание моджахедам, Папе Римскому, фашистским хорватам, еврейским пацифистам, превращая несчастную страну в систему целей для «томагавков». России дано пережить позор Югославии как свой собственный, чтобы впредь, когда произойдет исцеление, и последняя либеральная спирохета, переправив бриллианты и деньги в швейцарский банк, сгинет навсегда из Москвы, русские никогда больше, во всю остальную свою историю, не целовались бы с академиком Сахаровым, не пожимали руку Бурбулису, помня, что он через рукопожатие передается.
Мы понимаем сегодня, что последней преградой, мешающей НАТО бомбардировать Третьяковку, полигон «Плесецк», Североморск и вещевой рынок в Коньково, являются утомленные русские ракеты шахтного базирования, способные поставить Америке зажженную сигару в то самое место, куда вставил ее игривый Клинтон русалке Монике во время амурных шалостей. Эти ракеты, завещанные Советским Союзом, позволят нам осуществлять самостоятельную политику на Кавказе, изучать в школах Пушкина и русский язык, и в момент, когда истлевшую загогулину вывезут из Кремля, не дать Березовскому затолкать в Грановитую палату честолюбивого и жестокого недоумка, готового разломать Россию на части, как галету из десантского сухпайка.
Если умный Маслюков предложит Думе ратифицировать СНВ‑2, а не подтвердивший свой ум Селезнев кинется его ратифицировать, нам следует отвергать этот поганый договор, как план «Барбаросса», глядя на безоружную Югославию, не способную бросить парочку «скадов» на Рим и Берлин.
Не следовало Милошевичу предавать брата Караджича, отдавая его в розыск натовским оккупантам Боснии. Чего доброго, и самого Милошевича повезут в клетке в Гаагу и станут показывать в еврозоопарке как неразумного славянина. И если Примаков — действительно государственник, как авансом нарекла его наивная и верящая патриотическая мысль, пусть погрузит на «Ил‑76» пару комплексов С‑300, доставит в район Косово, чтобы от штурмовиков НАТО остался пар — четыреста облачков, барашками уплывающих за Средиземное море.
Это сладкое слово — восстание
Какой прок в том, что пять лет назад народ пролил свою кровь на баррикадах Дома Советов — стаскивал к Горбатому мосту арматуру и доски, отламывал от асфальта куски, принимал из рук Макашова короткоствольные автоматы, сидел при свечах в обледенелых кабинетах и залах, молился Богу и пел революционные песни, слушал похабщину «желтого Геббельса», прорывал кордоны солдат, штурмовал ненавистные мэрию и «Останкино», падал под пулеметами «витязей» и «афганцев», выходил с бутылкой бензина на «бэтээры» Куликова, кричал проклятия стреляющим танкам Грачева, умирал под пытками генерала‑«миротворца» Романова, шел в «Матросскую Тишину» и «Лефортово», скрывался в подполье во время комендантского часа, выпускал за Уралом газету «Завтра» и вез ее в Москву, скрываясь от сыщиков ФСБ, — какие итоги восстания?
Русский народ своей праведной кровью, смертями и жертвами в этот страшный период оккупации подтвердил свое величие, праведность, внес драгоценный вклад в копилку русской святости. Сочетался с несметным хором героев и праведников, чьи деяния и подвиги сберегают Россию.
Икона Русской Истории, к которой припадают устами русские люди во дни торжеств и несчастий, сохраняются ее благодатью, — эта золотая Икона обрела в себе лики героев 93‑го года.
Пожарище Дома Советов, подожженного танками, где сгорали дети и женщины, высветило Абсолютное Зло, которое до этого рядилось в личины Добра. Пряталось под фрак Ростроповича, пело голосом Окуджавы, умничало в кабинете Гайдара, обличало в трудах Волкогонова. Это Зло, его страшная кровавая харя, его мохнатые липкие лапы видны по сей день, как бы ни извивался Явлинский, ни похохатывал Черномырдин. Зло засвидетельствовано на виду, и его ожидает возмездие. Под светом прожекторов, как ослепшая летучая мышь, корчится Ельцин. Весь мир с отвращением и ужасом указует на нетопыря.
Народ унес с баррикад свои раны, свои окровавленные знамена и песни и продолжил восстание. Без пушек и штурмов Зимнего, отложив автомат и взрывчатку, молчаливо и истово отвергая мучителей. Теряя по миллиону в год своих стариков и детей, ломал ненавистный строй, губил преступный уклад. Отверг Березовского, отвернулся от Кириенко, не внял Сванидзе и Киселеву, не искусился на Киркорова и Газманова. Крестьянин в поле среди лебеды, рабочий в цеху среди заржавелых станков, офицер в гарнизоне среди самострелов, голодный писатель над утлым листком бумаги — всем миром, всем народом не приняли мерзкий уклад. Он испарился, как наваждение, оставив смрад газетных статей в «Известиях», зловонье репортажей в «Итогах».
