На краю Вифлеема, вдоль хевронской дороги, к югу от города, высится красивый холм, на вершине – роща. Это Эр-Рас, место малой святыни. На вершине дует ветер, стоят остатки водосборника. Сюда приходят играть дети из лагеря беженцев Дехейше, который находится к югу от холма, на равнине. Я спросил их, откуда они родом. Они назвали деревни, руины которых я посещал: Лифта, Дейр эш-Шейх, Бет Итаб. Они помнят, они иногда ездят туда с родителями, посмотреть на разваливающиеся дома и на неокопанные оливковые деревья. Оттуда они возвращаются в свой лагерь. В годы прямого израильского правления его окружили забором – вольером с колючей проволокой поверху. Узкие кривые улицы проползают между его нищими домами. Беженцы живут по десять человек в комнате, по воду они ходят к водокачке на углу.
На дороге из Натании в Себастию, сразу за «зеленой чертой» находится лагерь Нур Шамс, в Наблусе – непокорный Тель Балата, между Иерусалимом и Вифлеемом – Аида, за Рамаллой – Джалазун. Хотя положение беженцев в лагерях Нагорья ужасно, еще хуже обстоит дело в Газе, куда были согнаны, как в резервацию, сотни тысяч крестьян и горожан из Яффы, Рамле, Лидды, из сотен деревень, ставших потом стройплощадками для кибуцов и мошавов с их самодовольными сторонниками мира за чужой счет. Проезжая мимо пустоши с колючками кактуса “сабра”, путник иногда задумывается – как много свободного, пустого места в Святой Земле. Газа – это обратная сторона медали. Там находятся бывшие обитатели пустошей с колючками “сабр”.
Газа – израильский ГУЛАГ. Бен Гурион и его МАПАЙ, сверстники Джугашвили, создали его, по нехватке места, за границей, к востоку от “зеленой черты”. Если у Сталина 10% населения оказались в лагерях, у Бен Гуриона 60% населения подмандатной Палестины пошли на щепки при порубке леса.
В 1948 году в Газе жило 20.000 человек. За год население удесятерилось. Сектор Газы стал одним из фокусов человеческого несчастья. После 1967 года, когда беженцы снова оказались под тем же правлением, что и бывшие их земли и села, в Газе вспыхнуло движение Сопротивления. Израильтяне, наивно полагавшие, что изгнание 48 года – древняя история, приезжали туда за покупками и находили свою смерть – без вины виноватые. Лагеря беженцев в Газе были так же автономны, как в Ливане. Затем израильские власти провели ряд крутых мер – снесли часть домов, проложили дороги для патрулей, разрешили беженцам строиться в пределах сектора Газы. Наконец, генерал Шарон замирил Газу, сопротивление было сломлено, надежды беженцев на возврат в родные села были уничтожены или отложены в долгий ящик. Надо было жить дальше. И они стали жить дальше. До начала интифады Газа поставляла ежедневно тысячи рабочих рук в Тель-Авив, Яффу, Реховот, в еврейские села – повсюду, где нужны люди, готовые работать на тяжелой работе и получать треть зарплаты еврейского рабочего.
«Эксплуатация рабочего в капиталистическом обществе ужасна. Ужаснее ее только – когда тебя не хотят эксплуатировать», – говорит старая шутка. (Этот второй этап начался в 1992 году, когда правительство Рабина приняло стратегическое решение – исключить палестинцев из народного хозяйства, держать их за колючей проволокой резерваций вплоть до полной покорности, а вместо них импортировать тысячи китайцев, таиландцев, румын, украинцев и русских. Та легкость, с которой многим этническим русским удается приехать в Израиль, не должна их обманывать – израильтяне решили смотреть сквозь пальцы на их происхождение, чтобы их руками вытеснить палестинцев.)
Как пошли на это израильтяне? В основе еврейского взгляда на мир лежит глубокое сомнение в полном равенстве еврея и не-еврея. Хороший еврей хорошо относится к животным и гоям, но есть граница хорошему отношению. Как бы крестьянин ни любил барашка или поросенка, он его спокойно зарежет к праздничному столу. Нас не мучат угрызения совести, если мы сталкиваем кошку с насиженного места на диване. Так и евреи спокойно относятся к изгнанию палестинцев в 1948 году, потому что место понадобилось евреям, а значит, палестинцам следует освободить место и уйти.
Есть еще одна причина, почему израильтяне не понимают трагедии беженцев. Отличительная черта израильского национального характера – вера в собственную правоту. Старое самоназвание Израиля, “адат цадиким”, “община праведников”, воспринимается многими израильтянами, как серьезное определение. В этом, видимо, прав Фрейд – лишенные мифа отцеубийства и богоубийства евреи лишены чувства вины. Типичный анекдот раскрывает это свойство. Что скажет англичанин, наступив другому на ногу? “Извините”. А русский? Пройдет и сделает вид, что не заметил. Израильтянин же закричит: «Что ты ноги подставляешь?»
В блистательном романе Аниты Лоос, “Джентльмены предпочитают блондинок”, описывается встреча Блондинки и д-ра Фрейда: «Он был заинтригован девушкой, делавшей все, что ей хочется. Он спросил меня, неужто я никогда не хотела что-нибудь, чего я все-таки не сделала, например, застрелить кого-нибудь. Я сказала, что застрелила, только пуля прошла сквозь легкое м-ра Дженкинса и вышла наружу. Д-р Фрейд уставился на меня и сказал, что он думал, что такого не бывает. Оказывается, я – редкий случай. Д-р Фрейд сказал, что мне нужно обзавестись несколькими сдерживающими факторами, чувством вины и выспаться».
Как Блондинка Аниты Лоос, израильтяне лишены чувства вины и не знают сдерживающих факторов. Нет действия – от пиратства до убийства – которое показалось бы неприемлемым большинству из моральных соображений, если оно идет на пользу дела. Желающий может объяснить это тяжелой историей еврейского народа. Большинство израильтян не испытывают угрызений совести при виде разоренных сел и конфискованных полей, да и любых других следов своего беззакония.
Есть и более практическое основание – участие в большом дележе. После массового изгнания в руках евреев оказалось все состояние палестинцев. На территории, занятой Израилем в 1949 году (21.000 кв. км вместо 14.000 кв. км по решению ООН) 90% всех земель принадлежали палестинцам. Остались несчетные дома, техника, скот. Люди бежали, оставив все, иногда – не успев снять суп с огня. Израильские власти позарились на чужое добро. Начался грабеж. Израильский историк и журналист Том Сегев посвятил этой теме книгу «1949». Он описывает, как бросились израильтяне на имущество своих соседей.
Первыми начали грабеж солдаты. «Только из одной Лидды армия вывезла 1800 грузовиков награбленного добра на продажу», сообщил Бехор Шитрит, член правительственной комиссии по безхозной собственности. Комиссия инвентировала попавшее им добро в Рамле и Лидде, и насчитала 45 тысяч домов и квартир, 7 тысяч магазинов и мастерских, тысячу складов. Земли с посадками простирались на 800 тысяч акров. Писатель Моше Смилански писал в «Гаарец» 27: «Всех охватило безудержное стремление к грабежу. Мужчины, женщины, дети накинулись на трофеи. Они срывали и уносили двери, окна, черепицу с крыш, барахло». Созданный правительством Опекунский совет по присмотру за бесхозным имуществом – «Апотропос» – стремился упорядочить грабеж, но не мог справиться. Ковры, мебель, украшения были разграблены еще до того, как Апотропос сумел их прибрать к рукам.
Движимость, попавшая в руки Опекунского совета, распродавалась или раздавалась среди приближенных к кормушке. В банках Хайфы осталось полтора миллиарда фунтов стерлингов, принадлежавших палестинцам. Их взяло себе правительство Израиля. В квартал Аджами в Яффе, где стояли роскошные дворцы палестинской знати, приходили евреи и захватывали дома, превращая их в коммуналки. Присутствие хозяев их не останавливало – их «уплотняли» или выгоняли. Власти раздавали квартиры и дома попроще иммигрантам, а сливки оставляли себе.
Интеллектуалы из Еврейского университета, люди, близкие к власти, последовательные борцы за мир захватили роскошные дворцы палестинской знати и прочные дома гойских врачей, ученых, бизнесменов. Так возникло новое население в самых отборных палестинских кварталах Иерусалима: Тальбие, Греческая колония, Немецкая колония, Катамон. Не постыдился въехать в чужой захваченный дом и Мартин Бубер, «еврейская совесть». В захваченном доме живет профессор Давид Флюссер, специалист по еврейско-христианской проблематике.
