Сейчас в Вашингтоне и во всех европейских столицах, включая, впрочем, и Москву, по-прежнему доминирует так называемый «Вашингтонский консенсус», сформировавшийся в начале 80-х годов и оформленный окончательно в конце десятилетия. Он является общей установкой западных стран на предельную либерализацию всех экономик – максимально развязывание частной инициативы, максимальное освобождение бизнеса, приватизацию, снятие всех барьеров для бизнеса и принудительное устранение государства из экономики в максимально возможных масштабах. По сути дела, это разрушение всех преград на пути экспансии крупнейших корпораций и превращения их из национальных в глобальные.
Именно в рамках «Вашингтонского консенсуса» шли, а в социально-экономической сфере идут и по сей день преобразования в России, несмотря на крупнейшие катастрофы и поражения, которые за последнее время потерпело это направление. Достаточно назвать и финансовый разлом 2008 года, и менее объемные кризисы 1997–1999 годов, не говоря уже о складывающихся итогах российских либеральных реформ.
Именно «Вашингтонский консенсус» диктует социально-экономическую политику не только почти всего постсоветского пространства, но и почти всех неразвитых стран.
Благодаря ему, собственно говоря, постсоветские государства впадают в отсталость и превращаются в недоразвитые придатки более мощных центров экономической силы…
«Вашингтонский консенсус» полностью исчерпал себя еще во время кризиса 1997–1999 годов, к которому он, собственно, и привел. Его порочность в том, что он не позволяет развиваться странам, менее развитым, чем Европа, Соединенные Штаты Америки и Япония, превращая их не более чем в источник ресурсов и рынок сбыта для глобальных корпораций.
Именно поэтому мир отворачивается от либеральной экономической мысли, все более полно сознавая, что она выродилась в не более чем обоснование нового глобального колониализма, банкротство которого происходит на наших глазах.
Западные экономические конференции становятся все менее содержательными: из-за жесточайшего диктата пресловутой «политической корректности» на них зачастую просто не о чем говорить. Обсуждение мелких деталей интересно лишь для узких специалистов, а обсуждение фундаментальных вопросов развития на основе либеральной парадигмы попросту невозможно в силу ее вопиющей неадекватности.
В результате центр современной экономической мысли – пока на уровне международных дискуссий – постепенно перемещается на восток, прежде всего в Китай.
Страны, отказавшиеся от либерального подхода к выработке своей социально-экономической политики, демонстрируют весьма заметные на фоне остальных успехи. На постсоветском пространстве это модернизирующийся Казахстан и Белоруссия, при скудости своих ресурсов являющаяся нормальной цивилизованной страной, а не кусочком вымирающей Африки. За его пределами это Малайзия и, конечно, Китай, давший имя единственно адекватной в современных условиях модели развития.
Китайская модель развития – ключ к успеху
Стержнем китайской модели развития является жесткий государственный контроль за «командными высотами» экономики – в первую очередь ее финансовой системой и лишь затем за инфраструктурой и сырьевыми отраслями. Это обеспечивает эффективное развитие хозяйства в интересах общества в целом, а не отдельных фирм и спекулянтов.
Китайская экономическая политика основана на идеях устойчивого развития (хотя этот термин практически не употребляется). Ее ключевой постулат: денежная масса должна эмитироваться по потребностям не внешнего рынка, как предусматривает «Вашингтонский консенсус», а исключительно по потребностям национальной экономики.
Государство же должно вмешиваться в хозяйственное развитие не только в качестве необходимого регулятора, но и в качестве непосредственного организатора развития.
Американская пропаганда старательно продвигает расистский по своей сути тезис о том, что китайская культура, являясь по сути культурой гениального по эффективности (что американцы, скрепя сердце, все же вынуждены признать) копирования, в принципе не способна к созданию ничего принципиально нового. Это-де обрекает Китай на стратегическое поражение в глобальной конкуренции и делает всякое долгосрочное сотрудничество с ним не только бессмысленным, но и смертельно опасным, как опасен всякий союз с заведомым неудачником.
В этой пропаганде нет ничего принципиально нового: американские «аналитики» и их либеральные подпевалы в Москве еще с 1992 года настойчиво проповедовали неизбежный, по их мнению, распад Китая. Зачем развивать отношения со страной, которая не сегодня-завтра рухнет? – вопрошали нас тогда не потому, что верили, а для того, чтобы не допустить стратегического союза наших стран.
Эти планы провалились во всех отношениях. Но сегодняшняя пропаганда неспособности китайцев к творчеству особенно забавно (да и цинично) выглядит на фоне высочайших достижений технического и общественного развития, впервые открытых именно китайской цивилизацией, – от фарфора, компаса и ракет до бумажных денег.
Весьма существенно, что китайское руководство хорошо понимает как необходимость, так и сложность перехода от массового копирования чужих технологий (пусть даже сопровождающегося их совершенствованием) к открытию качественно новых технологических принципов. Системная работа в этом направлении, масштабы которой неуклонно увеличиваются с каждым годом, началась более 10 лет назад. Тогда Китай, как пылесосом, стал собирать со всего мира (далеко не только из России, как у нас иногда думают) самых разнообразных специалистов, стремясь не только получить от них конкретные знания, но и перенять культуру создания нового.
К настоящему времени нет однозначного ответа на вопрос о способности Китая преодолеть качественную ступень к открытию новых технологических принципов (на сегодня ее преодолели лишь США и Великобритания, да еще наша страна не до конца, несмотря на все усилия либерального руководства, покинула этот уровень). Однако настойчивые усилия и некоторые локальные технологические прорывы, совершенные Китаем (в частности, в рамках политики качественного технологического рывка, начатой как раз осенью 2008 года, в момент перехода глобального кризиса в открытую фазу), позволяют предположить, что в течение следующего десятилетия эта задача будет решена.
Строго говоря, в Китае успешно построена усовершенствованная и приспособленная к рыночным условиям модель советской экономики.
«Китайское чудо» вызвано тем, что его руководство смогло воплотить в жизнь примерно ту же политику, которую должен был (и вполне серьезно собирался!) взять на вооружение Советский Союз в начале восьмидесятых годов. Удалось бы – вместо «китайской модели» и «китайского чуда» сегодня говорили бы: «советская модель» и «советское чудо», а уровень развития нашей страны был бы намного выше китайского, ибо стартовые позиции несоизмеримы. Но даже развитие СССР годовыми темпами в 4 %, как это было в первой половине шестидесятых, ставило бы нас на лидирующую позицию в мире. А что бы было, если бы Гайдар и Чубайс не определили по американской указке все важнейшие элементы экономической и финансовой политики развала, а на ведущих государственных должностях были бы люди другого склада, патриотичные и высокоталантливые? А они есть у нас. Не будем их перечислять – просто чтобы не подставить их (особенно находящихся на госслужбе) под превентивную «зачистку» со стороны либеральных фундаменталистов, вновь разворачивающих в России свое политическое наступление.
Увы, в силу разных причин это не удалось. И сегодня стремительное возвышение и укрепление Китая вызывает вполне понятные опасения.
Попытки разрушить партнерство тщетны
Стремительно пустеющий, нищающий и скатывающийся едва ли не в хаос бунта Дальний Восток (в котором уже появились вполне реальные партизаны, вызвавшие бесхитростным лозунгом «Бей ментов» сочувствие едва ли не всей России) представляет собой все более зияющий вакуум по соседству с Китаем, численность безработных в котором почти вдвое превышает численность всего населения России.
Простое сопоставление с отечественной практикой строго логичной и созидательной политики китайского руководства, которое занимается не спекуляциями, а развитием, и за коррупцию не назначает на высокие должности, а расстреливает, создает практически на пустом месте единую энергосистему, а не уничтожает доставшуюся ему от предков, – вызывает вполне понятный и обоснованный ужас.
Развитие Китая – не только страшное обвинение в адрес российского руководства. Это еще и фактор страха: если сосед растет и крепнет, а твоя страна деградирует на глазах – опасения вполне понятны. Особенно если обратить внимание на практическое уничтожение российской армии, боеспособность которой существует, по-видимому, только в официальной пропаганде, – и на настоящее, а не фиктивное перевооружение армии китайской.
