Мой отец всегда призывал не доверять мужчине, который утверждает, что никогда не лжет.
– Какие у тебя на то долбаные причины?! – ору я. – Если хочешь развлекаться – отлично, только прекрати кормить меня этим дерьмом о том, какой ты весь из себя верный, а потом звонить мне и называть убийцей кроликов! Я, мать твою, застукала тебя с поличным, и ты это знаешь!
Он грозится, что повесит трубку. Я делаю это первая.
Мой отец всегда призывал не доверять мужчине, который утверждает, что никогда не лжет.
Телефон не включаю. Все равно никто не звонит. Днем заходит Томас на урок испанского. Его взяли на вторую работу в отель, так что, похоже, наши встречи станут еще менее регулярными.
Он с улыбкой шарит в своей сумке и достает из нее ананас.
– Ананас, – говорит он и показывает, что бок у него прибит. Должно быть, его выбраковали в ресторане. Я задумываюсь, многое ли из того, что попадает к нему на стол, оказывается там таким путем. Складным ножом он умело очищает фрукт и предлагает мне дольку. Мы вместе просматриваем словарный список, жуя ананас. Он ест волокнистую серединку, я – нет.
Заканчиваем урок рано. Я уже достаточно знаю испанский, чтобы вести разговор, и спрашиваю его, как дела на работе, как поживает его брат.
– День на день не приходится, – говорит Томас. Потом, как бы между прочим: – Ты очень красивая.
Не знаю, что он под этим имеет в виду, какой смысл стоит за этими словами, когда их говорят по-испански. Он что… я ему нравлюсь? Или это просто констатация факта?
– Я думаю, что ты – замечательный, – отвечаю я. – Но у меня есть бойфренд. – И без всякой причины начинаю реветь.
Насколько иной стала бы жизнь, будь в отношениях все так просто?! Мужчина считает, что ты красивая. Ты считаешь, что он замечательный. Вы влюбляетесь, заводите детей и вместе встречаете старость.
– Estas preocupada рог algo? – спрашивает Томас. Тебя что-то тревожит? Его толстопалая рука легонько ложится на мое плечо.
Я мотаю головой.
– Тогда почему ты грустишь?
– Мой бойфренд… мой бойфренд… М novio es… – Я жестом прошу у него словарь, чтобы посмотреть нужное слово. Томас передает его мне, и поиски нужного слова занимают несколько минут. Мой бойфренд – лжец? Мой бойфренд – изменник? Мой бойфренд – претенциозное дерьмо? – Мой бойфренд – полный идиот!
– Это со всеми случается, – философски замечает Томас. – Debes tratat de resolvero. Тебе следует попытаться разобраться с этим.
Я кликаю по фотографиям на сайте Этого Парня. Воскресная прогулка в деревне и обед в пабе, в который он однажды, давным-давно, возил меня, еще когда старался произвести на меня впечатление. Ягнята, каменный коттедж, национальный парк. Фазаны и сад, обнесенный стеной. И она.
Так, значит, вот она какая – Джорджи? Ничего такого, чего бы я не предвидела. Коротенькие ножки, круглое личико. Солнечные очки, удерживающие ее каштановые волосы на затылке в манере, естественной для таких, как она, и смотрящейся дико на ком угодно другом. Одета в одну из рубашек Этого Парня, которая обвивается вокруг нее на ветру, как плащ.
Неужели мне действительно так необходимо было это видеть? Видеть, что все именно так, как я и ожидала, – сплошной парад стереотипов?
Их можно встретить повсюду, от закрытых вечеринок в Эскоте[132] до армейских полковых обедов. Аристократические девицы с мышиными волосенками, тяжелыми грудями, провисшими под косо скроенными шелковыми платьями. Каждая виснет на локте мускулистого богоподобного мужчины, который при правильной общественной системе не стал бы приносить брачные обеты такой гусыне – тупой, похожей на лошадь дочери банкира.
Мне подобные здесь не вне конкуренции – и не в смысле превосходства. Я училась в школе вместе несколькими сотнями таких девиц и хорошо усвоила урок: неважно, как я одеваюсь, что я делаю – все очевидно. Строить оборонительный рубеж из учебных достижений – вот все, что я могла противопоставить им, только им, в общем, было наплевать. Эти девушки носят свой дорогостоящий образ жизни так, как его следует носить: небрежно. Я так не могу. Я засовываю распорки в свои лодочки и знаю работников химчистки по именам.
Я – трудяга. Ничто в моей жизни никогда не делалось небрежно.
Но чего они не знают – чего они на самом деле не знают, – это что я могу казаться ручной, но в действительности я – дикарка.
Вот почему мы становимся содержанками. Девушками по вызову. Мужчины платят по часам своему прекрасно ухоженному эскорту, а потом возвращаются домой, к леди, которая стрижет ногти при помощи зубов. И я скорее предпочту продаваться за три сотни в час (и оставлять свое свободное время при себе), чем за статусное фамильное кольцо.
Ну, и почему он так делает? Почему держит меня за дуру и развлекается с ней? Я – женщина, принадлежащая мужчине. Умеющая опрокидывать джин полупинтами и достойно разбить пирамиду в снукере. Девушка, с которой обычно крутят любовь, а не на которой женятся. По всем законам жанра он должен надевать кольцо на пальчик кому-то вроде нее – и проскальзывать в «колечко» к кому-то вроде меня. А не наоборот.
Я его, блин, ненавижу!
Я – девушка, с которой обычно крутят любовь, а не на которой женятся.
Если не считать того, что – и это портит все дело… что все еще люблю его. Так больно бывает не просто из-за уязвленной гордости. Это вязкое, болезненное желание быть с ним рядом. Я понимаю, что могла бы найти себе кого получше, найти настоящего мужчину, найти равного себе. Дело не в этом. Именно его я хочу!
– Не делай этого, – говорит Дж, глядя, как я набираю номер. – Придешь в себя – больше никогда не захочешь этого мудака.
– У сердца своя логика, не так ли? – парирую я.
Я несколько дней ничего не ем и не могу больше ни
о чем думать. Приходил Томас с тремя новыми фильмами ужасов, и я сказала, что простудилась. Не могу больше держаться, я должна слышать голос Этого
Парня. На другом конце линии звонит телефон, коротким, отрывистым английским зуммером: тррр-тррр. Тррр-тррр.
Дж. хватает телефон и отключает его до того, как произошло соединение.
– Долбаный ад! Ты – моя сестра, и я люблю тебя, но ты совсем спятила!
– Я люблю его, – отвечаю я.
– Это не любовь. Это зависимость. Я знаю. У меня было то же самое, только с наркотиками.
Звонок. Это может быть только Этот Парень – перезванивает. Дж. качает головой.
– Тогда ты должен сделать для меня то, что твоя семья сделала для тебя, – говорю я. – Позволь мне совершать собственные ошибки.
Это удар ниже пояса, но зато правда – и он это понимает.
– Ладно, – сдается он. – Но если этот тупой мудак снова сюда приедет, в моем доме ноги его не будет!
Дважды в день. Вот как часто это происходит – дважды в день. Мы звоним друг другу, но оба по-прежнему злы и отчужденны. Нам нечего друг другу сказать. Порой он набирается достаточно сил, чтобы начать тираду в мой адрес, и, когда он это делает, я кладу телефон на стол и тихо ухожу. Порой я возвращаюсь минут через десять, и когда беру трубку, он все еще вещает.
– Ты разрушила мою жизнь, я уже говорил тебе об этом? Я не воспользовался ни единым шансом, который мне представлялся, потому что…
Я снова ухожу. Потому что когда он выговорится, то скажет, что любит меня, скажет, что надеется, что со мной все в порядке. Я не говорю ничего в ответ. Я помню, что сказал мне Дж. перед тем, как я сюда приехала, много месяцев назад: ты не обязана ничего решать. Со временем Этот Парень выкричится до конца, и тогда увидим, на каком мы свете.
– Дорогая, я еду, – сказал голос, пробиваясь через помехи на линии.
– Прошу прощения?
– Я еду! Со следующей недели я буду жить буквально в ста ярдах от твоего порога.
– Это замечательно. А ты кто?
– Это Л., ты, глупая гусыня, – говорит она.
– Боже всемогущий! Прости, здесь связь ужасная, – говорю я, усаживаясь в постели. Да к тому же еще и половина четвертого!
– Не волнуйся, дорогая. Я скину тебе подробности по почте. Отправляйся обратно в постельку, пока я тебя окончательно не разбудила.
Томас рано утром стучит в дверь: сегодня в ресторане его брата вечеринка для своих; Дж. не может пойти, зато я могу.
Не зная, чего ожидать, я одеваюсь «на любой случай»: красный шелковый топ с низким вырезом, без рукавов, на лифчик пуш-ап, узкая черная юбка, которая слегка расширяется у колен и сидит на мне фантастически, высокие, высокие шпильки. Я думала, что переусердствовала с нарядом, но латиносы – о, они знают, как зажигать! Если с чем я и переборщила, так это с утонченностью. Томас рад видеть меня, и его брат тоже – а также с полдюжины или около того сербов, которые заявились на вечеринку.
