— Кто я такой? Ведь говорил же — волшебник. За этот час в городе, которому уже тысяча лет, я наколдовал дя себя остров из картины, направленной в будущее. Благодаря тебе.
Девушка широко раскрыла глаза, и так я ее и оставил.
2. Позолоченные символы поражения
«О, Венеция! Венеция!
Когда лагуны волны
С грохотом ворвутся в дворцы твоих дожей,
Народа крик пронзит затопленные залы
Как жалоба в безбрежном море»
Лорд Байрон «Ода Венеции»
«… а потом нашим солдатам приказали снимать бронзовых коней с церкви Святого Марка, что местный люд принял очень близко к сердцу, ибо здесь они всегда страшно любили святого Марка и его золоченых жеребцов»
Генрик Сенкевич «Легионы»
Венеция. Мой остров на ста двадцати двух островках, разделенных ста шестидесятью каналами. Эти островки соединяют в единое целое триста семьдесят мостов и мостиков. Мой же венецианский архипелаг объединяется тенью тайны.
Мой — поскольку, быть может, славянский, во всяком случае, когда-то. Говорят, что те венеты, первоначально называемые винидами, которые, прибыв на территорию нынешней Италии, изгнали народ евгенов с северо-восточного куска суши, заключенного между Альпами и Адриатикой, и которые основали город Падаву, названный потом римлянами Патавиум, а сегодня называемый Падовой (Падуей) — были славянами! Геродот об этом не имел понятия, но некоторые польские, чешские и немецкие исследователи писали об этом. Но их писания не зафиксировались в сознании поколений. Наступление Аттилы столкнуло венетов к лагуне, названной впоследствии Лагуна Венета. На ее ста двадцати двух островках они основали рыбацкое поселение, из которого выросла Венеция. Выходит, Венеция имеет славянское происхождение?
Странно это, и в подобное трудно поверить. Мицкевич в первой лекции о славянской литературе с кафедры парижского Коллеж де Франс, 22 декабря 1840 года, прокричал это сообщение в ухо Запада, только оно тут же вышло через другое. Затем Эдвард Богуславский, на страницах своей «Истории Славян» (1888 год), пытался доказать этот же тезис рядом источников, только и это не возбудило сенсации, а уже после второй мировой войны все аргументы собрал Казимеж Улятовский, когда писал об итальянском Ренессансе. И все напрасно. Запад постоянно будет рассматривать это в качестве легенды, основанной на языковой ошибке, неверной интерпретации источников и еще черт знает на чем. Венеты — виниды — славяне. Слишком уж романтично, чтобы быть истинным. Если бы импрессионизм был средневековым направлением, эти же люди наверняка бы признали, что это только ошибка скрибы вызвала разницу между Моне и Мане. Для них венеты — это иллирийское племя — ибо так утверждал Геродот.
Попробуйте сказать венецианцу, что его прадед был славянином — он рассмеется вам в лицо.
Этот хохочущий венецианец не задумывается над тем, почему архитектура его города обладает неким особенным стилем, отличающимся от всего того, что творили в иных местах Италии. Благодаря учебникам, он знает, что это отличие вызвано византийскими влияниями по причине тесных исторических торговых контактов между Венецией и Византией. Этого для него достаточно. Ни его, ни авторов таких учебников ни на миг не заставило задуматься, почему, к примеру, в архитектуре Генуи (а Генуя установила контакты с Византией раньше, и ее торговый оборот был раз в семь больше, чем у самого Константинополя) — нет даже тени восточных влияний. Возможность влияния особенных интересов, вытекающих из этнических различий, нашему венецианцу никогда не приходила в голову.
Никогда он не задумывается и над тем фактом, что его сестра, жена и любовница — блондинки, что в Италии является крайней редкостью, зато в Венеции встречается довольно часто, и что в истории итальянской живописи только у венецианцев (Джорджоне, Веронезе, Пальма Веккио, Тициан) светловолосые женщины буквально роятся. Уверенности, основали ли славяне Венецию, нельзя иметь без всесторонних исследований, в том числе и антропологических. Но насколько же вкусной может быть сама только возможность!
В этом городе не только женщины со светлыми и рыжими волосами были моим приключением-тайной. Я нашел и другую: четыре чудесных коня. Женщины и кони. Не хватает только вина и песни, и тогда уже был бы комплект — в Италии естественный, как ежедневная сиеста.
Помню тот жаркий полдень. Солнце накаляло плиты площади святого Марка, а с лоджии венецианской базилики спускали деревянные муляжи знаменитых жеребцов, желая испытать возможность снятия оригиналов. Вполне возможно, они попрощаются с фасадом Сан Марко, и, возможно, я принадлежу к последнему поколению, которое видит коней на этом самом месте. Пейзаж Венеции попрощается с одним из своих чудес и сделается беднее.
Предварительное решение было принято летом 1971 года. Гордые кони, в течение веков глядящие (с высоты террасы над главным порталом базилики Святого Марка) в сторону площади Святого Марка и его «кампаниллы»[11], еще раз должны сменить место своего пребывания. Их снимут и замкнут в музейной клетке. Так закончится их длящаяся более двух тысяч лет свобода, закончится по вине современной цивилизации, которая приговорила Венецию к смерти. Состояние города ухудшается из года в год, а тем ухудшения воистину пугающий. Венеция опускается в воды лагуны с скоростью в несколько миллиметров в год, то есть, ее житель, родившийся в 1972 году от Рождества Христова, при своей жизни станет свидетелем опускания родного города приблизительно на тридцать пять сантиметров! Крушатся и делаются безлюдными старые дома, фундаменты церквей необходимо подстраивать, отпадает благородная штукатурка, съедаемая стоками промышленного центра Маргеры, что располагается неподалеку, на суше. Основным преступлением Маргеры является «air pollution», а результатом загрязнения воздуха становится рак камня и металла. Пятнадцать тысяч тонн концентрированной серной кислоты, ежегодно выплевываемых промышленностью, в соединении с влажным и соленым морским воздухом образуют смесь, которая терпеливо и неумолимо убивает всякий год шесть процентов мраморных скульптур, пять процентов фресок, три процента картин на холстах и два процента картин на дереве. Статуи, венчающие базилику Санта Мария дела Салюте, выглядят прокаженными калеками[12], словно вандал издевался над ними с помощью лома — вот как действует загрязнение воздуха.
Венецианские кони (как и всякая другая статуя, расположенная на открытом воздухе) подвергаются воздействию отравленной атмосферы, равно как и химических веществ, содержащихся в помете тысяч голубей, гнездящихся, на радость туристам, вокруг площади Святого Марка. Вот только, они намного ценнее, чем другие статуи, отсюда и взялось жесткое и неоднозначное решение, принятое суперинтендантом венецианских музеев, Франческо Валькановером.
Эти четыре позолоченных жеребца волокут за собой память о таком путешествии и таком секрете, что сами являются чуть ли не символом тайны. А еще — символом поражения. Нам неизвестно даже то, откуда они родом, кто их создал, а то, что знали ранее, оказалось фальшивкой. До нынешнего дня тысячи журналистов, литераторов и специалистов описывают их в статьях и энциклопедиях как «бронзовых коней». Так писали пятьсот лет назад, сто лет назад и пишут сейчас. Тем временем, они не бронзовые, а медные. Их тела, это на девяносто восемь процентов медь, и всего лишь два процента — олово с другими примесями. Точные исследования разъяснили очередную тайну их жизнеописания — но сколько же таких тайн осталось?!
Создали их греки или римляне. Именно «или», заменяющее неизвестную нам правду. Это «или» будет повторяться в течение всего описания их истории.
«Греческая» гипотеза, среди всего прочего, основывается на определенных источниках, в которых мы встречаем термин «коринфские», что подсказывает нам, будто бы кони были родом из Коринфа или какое-то время находились у коринфян. Зенон Косидовский[13], не первый, впрочем, назвал их «конями Лисиппа» — ужасно рискованно назвал, поскольку нет никаких доказательств того, что их создал Лисипп. Век, правда, сходится, поскольку один из выдающихся скульпторов античной Греции, Лисипп из Сикиона, жил в конце IV века до нашей эры. Но Лисипп — портретист Александра великого и творец новой схемы пропорций мужского тела, автор произведений с не встречающейся до сих пор силой и индивидуальностью выражения — творил, в основном, скульптуры людей и богов, а оригиналы его произведений не сохранились. И если бы кони были делом рук такой знаменитости, как Лисипп, разве не должно было такое событие отразиться широким эхо в древнем мире и не дойти до нас хотя бы в виде устных сообщений? Если они и вправду были родом из его круга, то, думаю, скорее уж. Они были созданы кем-то из учеников мастера. Имя которого до потомков не дошло. А может, они вышли из мастерской Лисистрата, брата Лисиппа, который сделался знаменитым, поскольку первым применил гипсовые отливки с живых моделей?
