Получивши его письмо, я немедленно стала собираться и через несколько дней была уже в X.
«…» На другой день я отправилась в городскую думу, чтобы представиться начальству и узнать, когда я должна вступить в исполнение своих обязанностей. Там меня провели к Назарову в кабинет.
Это был невысокого роста блондин, средних лет, с очень серьезным лицом.
Узнавши, что я вновь назначенный врач, Назаров усадил меня в кресло возле своего стола и начал рассказывать про организацию медицинской помощи в X.
- У нас медицинская помощь бедному населению еще плохо развита, говорил он. - На весь город всего две городских амбулатории при больницах. В лекарствах большой недостаток. Дума скупится. Врачам приходится экономить и довольствоваться самыми дешевыми. Приемный покой, в котором вам придется работать, плохо устроен. Ваш предшественник был им очень недоволен.
- Скажите, пожалуйста, почему он ушел? - задала я довольно неуместный вопрос.
- Не поладил с населением. Жалоб на него много поступало за пренебрежение своими обязанностями, - не совсем охотно отвечал Назаров. - Городской врач, если хочет долго остаться на своем месте, должен уметь ладить со всеми. Он не сумел ужиться у нас, а вот в другой амбулатории врач Френкель у нас давно служит. Им довольны.
- У нас на городской службе, - продолжал он, - до сих пор не было ни одной женщины-врача. Вы - первая. Одно время здесь практиковала Ефимова, но получила приглашение в земство и уехала. Она прожила здесь месяца три. Практика у нее плохо шла. Население относилось к ней с недоверием. Ее опыт в нашем городе окончился неудачей. Но я все-таки решил попытаться пригласить женщину-врача на городскую службу. Я думаю, что в качестве пионерок женщины будут более усердными работницами, нежели мужчины.
«…» Назаров предложил мне съездить с ним посмотреть мой приемный покой. Я охотно согласилась, и мы отправились.
Амбулатория помещалась в том же доме, где и больница. Это было двухэтажное здание, низ каменный, верх деревянный. Войдя на двор через калитку, мы подошли к невысокой створчатой двери нижнего этажа. Она вела в довольно большие сени, в которых стояло несколько скамеек.
- Летом здесь у нас ожидают больные своей очереди, - сказал мне Назаров, указывая на них.
Затем мы прошли в самый приемный покой. Он состоял из двух комнат. Первая довольно большая, но не особенно светлая. Возле стен тут стояло также несколько скамеек. Здесь же помещался шкаф с медикаментами. Небольшой прилавок отгораживал его от остального помещения. Вторая комната была небольших размеров, тоже в одно окно. В ней стоял маленький столик, два стула и кушетка, покрытая клеенкой.
- Это ваша приемная, - сказал мне Назаров.
Нельзя сказать, что обе комнаты произвели на меня приятное впечатление. Все носило здесь отпечаток какого-то запустения. Неопрятный прилавок, грязный пол, давно не беленый потолок и закоптевшие стены глядели неприветливо. Шкаф с медикаментами был покрыт пылью, а разные бутылочки и баночки, стоявшие в нем, были закупорены грязными пробками или просто бумажками.
По- видимому, Назаров заметил, какое впечатление произвел на меня приемный покой.
- Вам здесь не нравится? - спросил он меня.
- Я хотела бы, чтобы здесь было опрятнее, - отвечала я.
Он посмотрел кругом.
- Посетители неопрятны, потому и помещение неопрятно, - сказал он. - Впрочем, от вас зависит завести здесь большую чистоту. У нас это время постоянно менялись врачи, потому главным распорядителем здесь был фельдшер.
- Вот он, - прервал Назаров себя. - Рекомендую, ваш помощник, Яков Семенович Стречков.
- Это наш новый врач, который здесь будет принимать амбулаторных больных, - продолжал он, обращаясь к фельдшеру.
Стречков был невысокого роста довольно толстенький человечек. Его заплывшие серые глазки с любопытством остановились на мне. Он низко поклонился сначала Назарову, потом мне. Я протянула ему руку, которую он почтительно пожал.
«…» С завтрашнего дня я должна была начинать свою самостоятельную работу. Мне теперь оставалось только запастись храбростью и благими намерениями. Я говорила себе, что буду относиться к больным с возможной добросовестностью и оказывать им медицинскую помощь сообразно с теми советами, которые нам давали профессора и которыми наполнены разные медицинские руководства, привезенные мною с собой.
На другой день в девятом часу утра я отправилась в свой приемный покой. На дворе больничного дома находилось несколько крестьянских телег, а на крылечке моей амбулатории стояло несколько мужчин и женщин из простонародья. Они с любопытством посмотрели на меня, но не поклонились, вероятно, не думая, что я врач, к которому им придется обращаться.
Войдя в первую комнату, я нашла там за прилавком фельдшера, которого обступили больные. Он что-то им говорил и махал руками, а они о чем-то его просили.
Заметя меня, он сказал: - Вот оне! - и бросился ко мне навстречу.
Он проводил меня в мою приемную и помог мне снять пальто.
- Я приказал вчера здесь пол вымыть, - обратил он мое внимание на чистый пол.
Пол был вымыт, но окно было грязное и на столе - слой пыли.
- Пожалуйста, нельзя ли стереть пыль со стола, - попросила я его.
- Сейчас, - сказал Стречков.
Он бросился стирать пыль полой своего пиджака.
- Зачем вы так! - невольно сказала я. - Взяли бы тряпку.
- Ничего-с, - отвечал он. - Прикажете посылать вам больных?
- Много сегодня пришло? - спросила я.
- Человек тридцать есть, - отвечал он. - Теперь распутица, много не бывает. Вот книга для записывания амбулаторных больных.
Он подал мне толстую тетрадь, залитую чернилами и закапанную маслом.
- Нельзя ли мне достать новую тетрадь? - нерешительно спросила я.
- Потрудитесь написать в управу требование, чтобы там дали бумаги. Я тогда сделаю новую тетрадь, - сказал Стречков, подавая мне печатаный бланк.
- Хорошо, я напишу требование после приема. Теперь посылайте ко мне больных поодиночке, - сказала я.
- Тот доктор, который был здесь до вас, для скорости впускал несколько человек зараз, - заметил Стречков.
- Нет, пускайте по одному, - отвечала я.
Он ушел. Начали входить больные. Прежде всех явился крестьянин. Его ввела ко мне жена. Он громко охал и жаловался на боль в боку. Признаки воспаления легких у него были так ясны, что я без затруднения поставила диагноз.
Больному, видимо, понравилось то внимание, с каким я его исследовала. Его жена с беспокойством смотрела на меня и допытывалась, какая у него болезнь. Когда я сказала ей, что у него воспаление легких, она начала просить дать ему получше лекарства.
- Четверо у нас детей. Малы еще. Помрет, что я с ними буду делать? - говорила она. - Ты дай ему самого лучшего лекарства. Поправится - я тебе к Пасхе десяток яичек принесу.
- Яиц мне не надо. Я и так ему дам хорошего лекарства, - говорила я, разыскивая у себя в тетрадке самое лучшее средство против воспаления легких, так как писать рецепт на память я не решалась, боялась ошибиться.
Я написала рецепт и послала ее взять лекарство у фельдшера. Она увела своего мужа, продолжая обещать мне, что если ему полегчает, то к Пасхе она принесет мне десяток яиц.
Затем вошла женщина, которая жаловалась на ломоту в коленях. Она сказала мне, что была здесь третьего дня и фельдшер дал ей лекарства.
Я разыскала в тетради ее имя и увидела, что фельдшер дал ей такого лекарства, которое признается самым лучшим при ревматизме. Тогда я исполнила ее просьбу и повторила его.
Мой прием подвигался очень медленно. Отсутствие опытности сильно сказывалось. Я долго исследовала больного, часто колебалась в определении болезни и в выборе лекарств. Мне хотелось непременно поставить самый верный диагноз и дать самое действительное лекарство. Через мою приемную прошла только половина явившихся больных, а я уже чувствовала себя очень утомленной. К концу приема мой мозг решительно отказывался служить. Я уже перестала тщательно исследовать больного, а посмотревши его поверхностно, давала ему лекарство, которое признавалось наиболее индифферентным.
Отпустивши последнего больного, я вышла к фельдшеру.
- Долго изволили принимать, - сказал он мне. - Доктор, который был здесь до вас, бывало в одиннадцать часов все кончит. А теперь уже два часа.
Я посмотрела на шкаф с лекарствами. Там по-вчерашнему виднелись грязные пробки, бумажки, пыль.
- Новых пробок у вас нет? Почему такими грязными лекарства затыкаете? - спросила я.
Фельдшер с недоумением взглянул на шкаф. Видимо, ему и в голову не приходило, что медикаменты можно было содержать в большем порядке и чистоте.
- У меня нет новых пробок, - отвечал он.
- Я напишу в управу, чтобы прислали бумагу и пробок. Туда надо за этим обращаться? - спросила я.
