Карамзин пояснял: "Два государства могут стоять на одной степени гражданского просвещения, имея нравы различные". Обычаи народа нельзя устранять сверху, это "есть насилие, беззаконное и для монарха самодержавного". Карамзин заметил, что Пётр I "не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств[?] нужное для их твёрдости".
Страшным стал внутренний разлом России. Верхи отделились от народа, который "увидел немцев в русских дворянах". "Честью и достоинством россиян сделалось подражание. Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде?"
Царь Александр I кое-что понял, тем более что назревала война с Европой. Но вот настали мирные времена, и почти всё вернулось к петровскому "перегибу". А ведь Карамзин советовал "забыть Европу" и "думать единственно о России, чтобы сохранить её внутреннее благосостояние". Он писал, что России стыдно быть чьим-то орудием и, наоборот, ей в натуральном своём величии не зазорно "отказаться от Европы", приученной эгоистически пользоваться русской отзывчивостью.
Александр I в эйфории победы над Наполеоном решил слиться с Европой. Французскую контрибуцию он тратил частью на закупки английского сукна для пошива обмундирования для армии, частью на украшение чужой Варшавы, включённой во главе автономного Царства Польского в состав империи, несмотря на недовольство патриотов. Россия вернулась к самоубийственной политике, добровольно заботясь о своих геополитических противниках - Австрии и Пруссии.
Можно смело говорить о некоей отрицательной нравственной и политической преемственности политических элит царской империи, позднего СССР и современной "демократической" России. Природа этого затянувшегося национального сбоя в нехватке у политиков духа народности, того, что Пушкин называл русским духом, а философ пореволюционного зарубежья Иван Ильин - русской идеей, являющейся идеей сердца.
Карамзин писал о главенствующем значении русского народного характера, который недопустимо насиловать сверху, или, как говорят сегодня, "форматировать". Эту мысль уловил чуткий Пушкин.
Как же часто наши правители прошедших двух столетий забывали, а то и враждебно относились к русскому народному духу! Именно в этой системной, непрерывно наследуемой до сих пор ошибке следует искать причины наших исторических поражений последних столетий и особенно десятилетий. К 1917 г. русское царство "рассыпалось".
И тогда, и сейчас власть принципиально не слышит русских. Слово Карамзина - о недопустимости такого положения. Ещё в 1792 году мыслитель сделал программное заявление, к которому сегодня надо ещё внимательнее прислушаться: "Кто из нас не любит тех времён, когда русские были русскими; когда они в собственное платье наряжались[?] жили по своему обычаю, говорили своим языком по своему сердцу, то есть говорили как думали?" Карамзин и позже настаивал на необходимости крепить "национальную гордость", поскольку "смирение в политике вредно". Он напоминал об очевидной истине: "Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут".
Задолго до революций 1905 и 1917 гг. во властной элите империи русофобия уже стала заметным явлением. Тютчев критиковал пореформенных деятелей, презрительно относившихся к великороссам за их якобы нецивилизованность, а по сути, за особый народный характер, который нельзя подверстать под любимые ими западные образцы. Тютчев говорил, что эти сановники, смолоду пребывая в среде, близкой их немецким и польским матерям, привыкли "медиатизировать" русскую народность. То есть относиться к ней как к средству для каких-то своих аристократическо-олигархических целей.
Тютчев в 1855 г. так подвёл итог царствованию Николая I: "Сознание своего единственного исторического значения[?] совершенно утрачено[?] в так называемой образованной, правительственной России". Это было приговором. Тютчев, знавший верхи империи как свои пять пальцев, отмечал, что "власть безбожна" и "все сочувствия династии - немецкие". Достоевский вторил единомышленнику: "Эх, кабы они в верхах поняли, но ведь ничего не поймут".
Сановная знать, а за ней и большая часть интеллигенции всецело ушли в подражательство: одни - английским лордам, другие - немецким марксистам. О Руси самобытной они забыли, вот она и сошла со своего естественного пути.
В советском XX веке "безнародность" политики и жизни в конце концов только усилилась. Писатель Леонид Бородин так "подводил черту" под советским периодом, не вернувшимся к русскости "по Пушкину, по Тютчеву":
Сквозь песни молодецкие
Мы ищем нашу Русь.
Нам бабки досоветские
Вложили эту грусть.
Но тропы опечатаны.
Не тронь! / Не воскреси!
Последние внучата мы
Несбывшейся Руси!
Западнизм разных типов преобладал в политической и интеллигентской элите. Железобетонный марксизм, въевшийся в сознание номенклатуры, не давал ей понять правду русской жизни. Русские партийцы сдерживали русских художников, учёных и общественников. Национальная элита оказалась расколотой, как и до 1917 года, что предопределило крах 1991 года.
В 60-е годы наступило состояние, типологически сходное с тем, которое было до революции, когда верхи не давали свободу действия Пушкину, Ивану Киреевскому, когда преследовали национальную прессу. Политика верхов, как и прежде, торила дорогу прямым радикалам-западникам.
Аберрация сознания советской верхушки соответствовала росту её безнравственности. Государственники Андропов, Крючков и практически все деятели их ранга с таким же самоубийственным для страны рвением, как и когда-то Бенкендорф, преследовали носителей русского самосознания и тем самым плодили внутренних врагов Отечества. Носителям русской идеи не дозволяли даже излагать свои взгляды, не говоря уже о том, чтобы пустить их в политику.
Вспоминаю, как мне, много выступавшему с публичными лекциями в Самаре и области в 80-е годы, никакого труда не стоило увлечь ауди[?]торию словом о русской традиции самобытности, её классиках и современниках. Люди в НИИ, отделениях милиции, колхозах, заводских коллективах сочувственно слушали изложение мыслей Карамзина, Пушкина, славянофилов и почвенников, соглашаясь, что "это наше всё". Народ тянулся к родному, власть же влеклась к другим рубежам. Нехватка духа народности привела к параличу воли. Они были больны забвением всего русского, о чём как системном недуге двести лет назад сказал Карамзин. Но "Записка" его была запрещена не только в большую часть царского времени, но и в советский период.
Петербургский исторический цикл до сих пор не завершён, хотя несколько поколений носителей русской идеи, начиная с Фонвизина и Карамзина и заканчивая Флоренским, Солженицыным, Шукшиным и другими, предлагали и предлагают элите пути возвращения России на круги своя. Пока она глуха к пророкам своего отечества, как заметил однажды Высоцкий.
К сожалению, в постсоветское время главный элитарный порок прошлого - безнародность - не преодолён. Правящие круги, всё твердящие о "многонациональной стране", стараются не замечать русских, коих в стране около 80 процентов, и оттого жизнь становится всё страшнее. Представители бывших советских народов, почуяв усиление потребительского отношения верхов к русским, активно встроились в созданный ещё большевиками режим всемерной эксплуатации России.
Множатся протесты граждан, доведённых до отчаяния наркодилерами и бандитами из этнических группировок.
Власть вместо наведения порядка в милиции-полиции, сообразуясь с правилом Карамзина "искать людей", пытается искать лишь новые "сухие формы", не устраняя беспочвенности своего стиля. Всё тревожнее становится в стране. Неужели власти думают, что такое унизительное для русских положение может быть благотворным?
"Правила, мысли народные[?] лучше всех бренных форм", - писал Карамзин. "Казна богатеет только двумя способами: размножением вещей или уменьшением расходов, промышленностью или бережливостью". Ни то, ни другое правило у нас не соблюдается. Зато всё хотят закупать за рубежом - танки, самолёты, корабли[?] Затратных, не нужных народу прожектов "тьмы и тьмы".
А ещё в "Записке" говорится о "бессмысленном правиле" некоторых правителей "удерживать умы в невежестве, чтобы властвовать тем спокойнее". О том, что "вся беда от того, что мы образовали свои университеты по немецким [образцам], не рассудив, что здесь иные обстоятельства". Сегодня мы "болонизируем" своё образование, слепо копируя то, чего не следует копировать.
Самое главное задание - "Стать самими собой", - поставленное гением Русской земли, остаётся на повестке дня.
Что нам этот евро?
