Президент встретил их с нарочитой вежливостью, Рузвельт чувствовал, что перейден некий Рубикон: двое суток назад эти влиятельнейшие в стране люди были на его стороне, теперь между ними пролегла полоса отчуждения. И угроза сплотила их, его новых противников, — они стояли плечом к плечу. Эта когорта была готова на многое, чтобы сохранить свое доминирование в стране. Рядом с Морганом и Рокфеллером стояли Перкинс, Депью, Стил, Хана, Кассат, Рут. Морган не верил, что этот молодой президент в его, Моргана, Америке пытается диктовать ему, Моргану, условия его деятельности.
Президент ничего у него не просил, и это удивляло. Полагая, что президент играет на публику, Морган на следующий день, 22 февраля, стал добиваться встречи тет-а-тет. Сразу после встречи президент сказал: «Это наилучшая иллюстрация мыслительного процесса Уолл-стрит — Морган не мог сдержаться и смотрел на меня как на конкурирующую организацию, намеревающуюся посягнуть на его богатство».
Морган искренне недоумевал, почему федеральная администрация не попросила его исправить нежелательные ей места в статусе нового треста. Президент отвечал: «Именно этого мы и хотели избежать». Морган: «Если мы что-то сделали неправильно, пришлите своего человека к моему, и они все наладят». Рузвельт: «Мы не будем этого делать». Морган: «Вы что, собираетесь предпринять наступление на стальной трест и другие мои компании?» Рузвельт: «Пока нет, до той поры, пока не обнаружим, что они делают нечто, что мы считаем неправильным».
Рузвельт проявил характер первым — после Линкольна — из президентов индустриальной Америки, так непохожей на «демократию» Вашингтона и Джефферсона. Именно Теодор Рузвельт изменил гигантский поток индустриально-политической мощи «позолоченного века». Он придал новое дыхание, новую силу демократической волне. Своим отрицанием буквального слепого следования требованиям Дж. П. Моргана и компании Рузвельт показал зрелость политического руководства. «Полное отсутствие правительственного контроля привело к поразительному росту корпораций, — писал Рузвельт. — Ни в одной другой стране не было такого всевластия тех, кто обладает гигантскими состояниями. Правительство практически бессильно. Из всех форм тирании наименее привлекательной и самой вульгарной является тирания неприкрытого богатства, тирания плутократии».
Адвокаты Моргана взмолились о милости: глава дома должен избежать допроса при публике. Морган, с их точки зрения, был национальным достоянием и олицетворял национальное достоинство. Бесполезно. Подписанное 10 марта министром юстиции Ноксом предписание обязывало Дж. П. Моргана и Дж. Хилла явиться в суд. Летом 1902 года Теодор Рузвельт говорил в Филадельфии: «Неверно говорить людям, что у нас нет достаточной власти для решения подобной проблемы — контроля над огромными индустриальными компаниями сегодняшнего дня. У нас есть необходимая власть, и мы найдем верный путь». Президент верил, что сможет пробудить нацию от спячки, от пассивного восприятия несправедливости жизни и восстановит те времена, когда президентами были подлинные пророки и политики, а не мелкие ловцы привилегий. Рузвельт хотел сотрудничества в рамках решения общих для всего класса задач — приведения в порядок всей системы власти правящей элиты. Рузвельт считал, что правительство в интересах возвышения страны и поддержания своего господства может сделать больше, являясь координатором деятельности бизнеса, а не послушным регистратором.
Борьба правительства с господством корпораций не была последовательной и решительной. В итоге в 1932 году экономическую жизнь определяли 600 концернов, на долю которых приходилось 2/3 промышленности. Остальная треть оставалась на долю мелких предпринимателей. И тем не менее, когда разразился мировой экономический кризис, президент США Гувер решительно защищал старый добрый «порядок» и не допускал вмешательства государства в экономику. На президентских выборах своего конкурента Франклина Рузвельта Гувер обвинил в приверженности к марксизму и социализму.
Это противоречило убеждениям Рузвельта, но он не хотел быть причисленным и к капиталистам, так как прекрасно понимал антагонистическое противоречие между интересами капиталистов и простого народа. По его мнению, президент должен быть поверенным community of interest (сообщества интересов).
В результате активной поддержки народом «Нового курса» чаша весов склонилась в пользу Рузвельта. Результаты государственного регулирования экономики превзошли, и значительно, даже самые оптимистические ожидания. Рузвельт снискал заслуженное признание и уважение абсолютного большинства народа. Но это не устраивало его противников и по мере приближения очередных президентских выборов они все более активно нападали на «Новый курс».
Они считали, что поскольку бедственное положение преодолено, дальнейшее регламентирование государством препятствует резкому подъему, так как недостаток «доверия» предпринимательского мира блокирует инвестиции. Президент торговой палаты договорился даже до того, что Рузвельт ведет США к диктатуре и на горизонте вырисовывается социалистическое, а может быть, и фашистское государство. Даже пресса в ходе предвыборной борьбы 1936 года утверждала, что Рузвельт является кандидатом коммунистов. Для многих консерваторов президент стал самым ненавистным человеком в стране. С точки зрения Рузвельта, еще опаснее, чем сопротивление предпринимателей, была оппозиция членов Верховного федерального суда. В 1935—1936 годах суд подверг контролю утвержденные конгрессом законы «Нового курса». Одиннадцать законов были объявлены противоречащими конституции, так как они имеют социалистический характер. Рузвельт обвинялся в том, что он воспользовался бедственным положением народа, нарушил «естественные законы экономики» и ведет дело к социализму. Монополисты сочиняли благовидные предлоги для необходимости возвращения прежнего курса, который-де прославил Америку и сделал ее могущественной державой.
Рузвельт оказался в сложном положении. После некоторых колебаний и размышлений он решает идти на второй срок, но вносит существенную поправку в свою программу. Именно тогда он произнес слова, которые зачитал В. В. Путин в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации в мае 2006 года: «Работая над великой общенациональной программой, которая призвана дать первостепенные блага широким массам, мы действительно наступали кое-кому на «больные мозоли» и будем наступать на них впредь. Но это мозоли тех, кто старается достичь высокого положения или богатства, а может быть, и того и другого вместе, коротким путем — за счет общего блага».
Рузвельт решительно повернул влево: если содержание его «Нового курса» не могло быть претворено в жизнь деловым миром и торпедировалось федеральным судом, то надо направить свои усилия против них, он должен вести борьбу от имени большинства американцев против «немногих», «себялюбивцев» и «реакционеров» и следовать поляризованной стратегии, чтобы одновременно ковать новую коалицию для борьбы за пост президента в 1936 году. Этот поворот назвали «Новый курс-2».
Поворот влево определил новую политику и предвыборную кампанию с учетом конфликта с монополистами и Верховным федеральным судом. Когда суд по требованию работодателей отклонил законопроект о создании независимых профсоюзов, Рузвельт подписал одобренный палатой представителей законопроект нью-йоркского федерального сенатора Вагнера о новом порядке трудовых отношений. Закон гарантировал право работников на объединения и признавал профсоюзы независимой силой в обществе; признал неограниченное право рабочих на забастовку и запретил предпринимателям препятствовать профсоюзной деятельности. Было введено пенсионное обеспечение по старости и пособия по безработице. Новая налоговая реформа подняла планку прогрессивного налога с богачей с 63 до 79 процентов. (А «Единая Россия», выражая интересы олигархов, опустила планку налогов с олигархов с 36 до 13 процентов.)
В своих предвыборных речах 1936 года Рузвельт справедливо предупреждал, что в случае победы республиканцев они ликвидируют его достижения и сделают правительство жертвой меньшинства. В итоге он получил огромную поддержку профсоюзов и широких слоев населения. Его победу на второй срок предсказывали, но не столь ошеломляющую. Он получил 27 миллионов голосов, а его соперник Лентон — 16 миллионов. Окрыленный успехом, Рузвельт продолжил антимонопольную борьбу. Его Послание 1938 года было жестким обвинением против власти монополий и картелей, а также против неравного распределения богатств в США. Однако, чем больше США приближались к вступлению в войну, тем больше сближались правительство и большой бизнес. Рузвельт понимал, что вооружение и военная экономика без добровольной поддержки большого бизнеса невозможна.
