Билл Браудер - Красный циркуляр

Дойдя до машины, Эдуард вдруг понял, какую серьезную ошибку совершил: мы просили его ни с кем не обсуждать обнаруженные факты. Потеряв самообладание, он позволил врагам понять, что их поймали с поличным.

Успокоившись, Эдуард позвонил в Лондон рассказать о произошедшем. Конечно, это была ошибка. Но, принимая во внимание заносчивое поведение Карпова, я едва ли мог сердиться. Извинившись, Эдуард посоветовал нам подать жалобы как можно скорее, поскольку противник уже знает о нашем открытии. Я спросил Владимира, сколько еще времени ему понадобится. «Четыре дня», — ответил он.

Это означало понедельник, третьего декабря 2007 года.

Между тем тридцатого ноября я должен был присутствовать в Женеве на деловом обеде с клиентом. Учитывая ситуацию, я предпочел бы остаться в Лондоне, но встреча была слишком важной, и я не мог ее отменить. Вылетев утром в Швейцарию, я в тот же вечер вернулся в Лондон, приземлившись в аэропорту Сити[13]. Пока такси пробиралось до моего дома по закоулкам района Кэнэри-Уорф, позвонила секретарь передать полученные сообщения. Она прошлась по списку и под конец сказала:

— Звонил некто Игорь Сагирян и спрашивал вас. Соединить с ним?

— Сагирян?

Я уже слышал эту фамилию. Пролистав записную книжку в смартфоне, я вспомнил, что это один из руководителей московской брокерской фирмы «Ренессанс Капитал», которой управлял Борис Джордан, в то время, когда я боролся с размыванием активов «Сиданко». С Сагиряном я встречался только раз, на конференции по инвестициям несколько лет назад. Странно, что он пытается связаться со мной сейчас.

— Конечно. Я поговорю с ним.

Секретарь набрала номер и соединила нас.

— Игорь, это Билл Браудер. Как поживаете?

— Я в порядке, насколько в наши дни можно быть в порядке. Послушайте, когда вы будете в Лондоне? Я хотел бы встретиться и обсудить некоторые вопросы. Желательно при личной встрече, а не по телефону.

Эта просьба меня удивила. Я едва его знал, а он зачем-то собирался прилететь из Москвы, чтобы встретиться со мной.

— Хорошо. А в чем дело?

— Ничего особенного, но, как вы знаете, сейчас все испытывают некоторое давление, так что я хотел бы обсудить, что еще мы можем предпринять, потому что много работаем с вами. Я хочу сказать, что сейчас у нас небольшие затруднения, но было бы лучше, если бы их не было совсем.

Крайне туманный ответ. Я понятия не имел, о каком давлении и затруднениях он говорит, и начинал подозревать, что это может быть как-то связано со встречей Эдуарда с Карповым.

— Может быть, вы хотите обсудить что-то конкретное прямо сейчас?

— Проблема в том, что я, если честно, говорю по мобильному телефону. Это вы, счастливчик, живете в Великобритании, а я — в России, поэтому предпочел бы личную встречу.

Происходило что-то странное. Возможно, Сагирян пытается передать сообщение от наших врагов или договориться со мной от их имени. Что бы там ни было у него на уме, на случайность не похоже. Поэтому я согласился встретиться в отеле «Дорчестер» одиннадцатого декабря, сразу после командировки по Ближнему Востоку, куда я улетал на следующий день.

Наутро я вылетел в Саудовскую Аравию, а с понедельника наши юристы начали подавать в правоохранительные инстанции заявления о возбуждении уголовного дела (объемом в двести сорок четыре страницы). Два экземпляра ушло генеральному прокурору, другие два — председателю Следственного комитета при прокуратуре и еще два — руководителю Департамента собственной безопасности МВД.

Я ожидал, что реакция на эти заявления последует после Нового года, но два дня спустя, когда я шел через вестибюль «Фор Сизонс» в Эр-Рияде, мне позвонил обеспокоенный Джеймисон Файерстоун, который все еще находился в Москве:

— Билл, ты на «чистой» линии?

— Что?

— У тебя телефон не прослушивается?

— Понятия не имею. Я в Саудовской Аравии. А что?

— У меня только что состоялась очень странная встреча с неким Игорем Сагиряном.

— С Сагиряном?

— Да. Это президент «Ренессанс Капитал»…

— Я знаю, кто это. Зачем он связался с тобой?

— Он хотел поговорить о тебе, Билл.

— Обо мне?

— Это было странно. Он все знал о твоей ситуации. Когда я пришел к нему в офис, у него на столе лежала пачка бумаг о тебе. Он взял один лист и сказал, что дело серьезное и что в этом замешаны очень страшные люди. Из тех, кто не побоится насилия. Люди с судимостями.

— Что ему было нужно? — спросил я.

— Это самое интересное. Он хотел, чтобы я убедил тебя позволить «Ренессансу» ликвидировать похищенные компании вашего фонда.

— Ликвидировать наши похищенные компании? Но это бред! Зачем ему это? И как он может это сделать?

— Не знаю. И не понимаю, как такая ликвидация может помочь решить дело Ивана. Кроме того, как Сагирян может ликвидировать что-то, что ему не принадлежит?

На этом мы попрощались. События принимали причудливый оборот. Откуда об этом мог прознать Сагирян? Определенно не от нас. Это означало, что предстоящая встреча с ним могла иметь решающее значение и раскрыть карты противников.

Я спешно закончил ближневосточные дела и вернулся в Лондон. Вместе с Иваном и Вадимом мы начали готовиться к этой встрече. Я надеялся по возможности застать Сагиряна врасплох.

Также очень важно было записать наш разговор, чтобы позже проанализировать каждое его слово. За два дня до встречи я связался со Стивеном Беком, бывшим британским офицером войск специального назначения и экспертом по безопасности, к которому я обращался за разными советами. Он приехал к нам в офис с двумя специалистами по наружному наблюдению. Один попросил мой кашемировый пиджак. Я неохотно протянул ему пиджак и поморщился, глядя, как он небрежно отпарывает шов лацкана и вшивает микрофон. Провод он спрятал в подкладке и вывел в левый карман, где установил записывающее устройство тоньше монеты. Его мне предстояло использовать во время встречи с Сагиряном.

И вот настал день встречи. Я вышел из офиса на Голден-сквер, взял кэб и, как только мы отъехали, включил диктофон на запись. Нервы были на пределе. Мне предстояло с минуты на минуту встретиться лицом к лицу с человеком, который, как мы подозревали, мог быть как-то связан с совершенным против нас преступлением. Я умел противостоять финансовым жуликам и мошенникам в бизнесе, но никогда в жизни вот так добровольно не шел на встречу, заранее зная о том, насколько она потенциально опасна и враждебна. Я прилагал все усилия, чтобы сохранять спокойствие.

Лондонский кэб подвез меня к отелю «Дорчестер» на Парк-лейн и припарковался между серебристым бентли и красным феррари. Эти автомобили не казались здесь неуместными — отель был излюбленным местом русских олигархов и арабских шейхов, которые обожают показуху.

Я пришел раньше времени. Устроился в вестибюле в кресле оливкового цвета и осматривал помещение с красными мраморными колоннами и шторами в тон, пытаясь узнать в толпе Сагиряна.

Он поспешно вошел около десяти минут восьмого и был похож на человека, опаздывающего на обычную деловую встречу. Это был бизнесмен немного выше меня ростом, лет пятидесяти пяти, с седыми волосами, пухлыми щеками и мягким двойным подбородком, плавно переходящим в шею. Он скорее походил на добродушного дедушку, чем на какого-нибудь злоумышленника.

Мы немного поговорили о мелочах: о Лондоне, о погоде, о Москве и политике, обходя основную причину встречи. Наконец я спросил, ради чего такого важного он проделал весь этот путь в Англию.

Сагирян вздохнул и рассказал, как «Ренессанс» недавно подвергся обыскам со стороны МВД. Он утверждал, что это произошло потому, что его фирма вела дела с нами, и повторил то, что сказал Джеймисону: если я позволю ему ликвидировать похищенные у фонда Hermitage российские компании, это каким-то образом решит проблемы, с которыми столкнулись он и «Ренессанс».

Я не видел в этом никакой логики. Во-первых, фонд Hermitage уже много лет почти не вел операций с «Ренессансом». Во-вторых, как я могу дать ему разрешение на ликвидацию компаний фонда, если они похищены и не находятся под контролем фонда? И в-третьих: предположим, я разрешу, но какая от этого польза нам и конкретно Ивану, чье дело МВД так и не закрывало? Про себя я подумал: или Сагирян недалек, или преследует какие-то другие цели. Скорее всего второе.

Я пытался вытянуть из него как можно больше сведений под запись. К сожалению, на все прямые вопросы он отвечал уклончиво и невнятно, как и в первый раз, когда звонил по телефону.