Он заметил только одно обстоятельство, которое раздражало его: я перестала интересоваться его работами, я их больше не читала.
* * *
Дождь лил целыми днями.
Дороги были все размыты, нечего было и думать о прогулке. Подобные дни были самыми печальными для меня. Злой гений, живший возле меня, с трудом переносил пребывание в комнате; он не мог оставаться без дела, а когда его не было, как в этой заброшенной деревушке, он старался развлекаться разговорами о будущем или о прошлом.
Обыкновенно я предоставляла ему заниматься этим, а сама думала о другом.
Но однажды я выслушала, что он говорил. До сих пор он очень осторожно упоминал мне о своих прежних связях, представляя их в таком виде, чтобы выдать себя жертвой собственной доверчивости и благородства души.
В продолжение первых лет нашего брака я доверяла всем его словам. Все мое мнение о нем было тогда основано на очень лестных для него предположениях. Теперь у меня была опытность; мое понимание жизни обострилось, и в его словах я распознавала больше истины, чем он подозревал и чем желал бы.
Меня всегда поражал тот факт, что мой муж чрезвычайно редко упоминал о г-же ф. К*** и притом только слегка касался этого вопроса; а мне именно хотелось больше знать об этой женщине, красота которой действовала на меня так опьяняюще, когда я еще была ребенком; хотелось знать все, что было правдивого, в «Разведенной жене». В этот дождливый день он вдруг начал говорить о ней.
Ее властная красота поразила его, как удар кнута; а она, соблазнившись возникавшей репутацией молодого романиста и великой будущностью, которую ему предсказывали, позволила уговорить себя и покинула мужа и детей, чтобы бежать с ним.
День и ночь он терзался одной мыслью: довести ее до измены. Но он не смел выразить ей своих тайных желаний.
Г-жа ф. К*** не была страстной женщиной и смотрела на свою связь с ним очень серьезно. Следовательно, он мог рассчитывать только на случайность.
– Но разве ты не ревновал, если ты так любил ее?
– Нет, я никогда не ревновал женщину, которой я обладал. Если б я видел, что только другой владеет ею, тогда я был бы в бешенстве. Но три блюда хватает на двоих, тогда им нечего завидовать друг другу.
В это время эрцгерцог Генрих был назначен бригадным генералом в Граце. Как все иностранцы, он был поражен красотой г-жи ф. К***, которую он встречал в театре и на прогулке; он пытался сблизиться с ней.
Захер-Мазох был точно на раскаленных угольях. Эрцгерцог! Никогда он не смел и мечтать о подобном «греке». Вероятно, кто-нибудь предупредил принца, так как он поспешно удалился.
Захер-Мазох пользовался в Граце репутацией не особенно снисходительного соперника, а высокопоставленные лица принуждены избегать такого рода скандалов.
Вскоре после этого принц вступил в связь с м-ль Гофманн, певицей, и Захер-Мазох должен был отказаться и от своих планов.
Связь Захер-Мазоха с г-жей ф. К*** продолжалась уже несколько лет, когда он познакомился с каким-то польским графом, которого представил ей.
Тут рассказ моего мужа становился туманным, но благодаря моему личному опыту я была в состоянии ясно разобраться в нем.
У польского графа не было таких предрассудков, как у принца; он принял то, что ему почти предложили. С другой стороны, г-жа ф. К*** мало-помалу в продолжение нескольких лет осваивалась с мечтами Захер-Мазоха и решила покориться.
В один прекрасный день, когда Захер-Мазох находился в кабинете своего отца в управлении полиции, туда вошел чиновник и прочел приказ об аресте помощника аптекаря, бежавшего из Лемберга после совершения кражи, за которым проследили до самого Граца. В приказе под рубрикой «особые приметы» значились признаки ужасной болезни.
Захер-Мазох по описанию в точности узнал в отыскиваемом субъекте своего польского графа.
Г-жа ф. К*** уже несколько недель находилась под наблюдением врача.
Возмущенный подобной мерзостью, Захер-Мазох побежал к поляку, чтобы заставить его объясниться, но не застал его – и больше никогда не встречал.
Г-жа ф. К*** слишком-скомпрометировала себя в этой истории… да к тому же эта болезнь!.. Одним словом, романист счел лучшим порвать с ней…
А затем написал «Разведенную жену», дав своей книге подзаголовок «Тернистый путь идеалиста».
* * *
После г-жи ф. К*** он повторил тот же опыт с г-жей П***. Первая попытка с турецким посланником в Вене не имела успеха. Поехали в Италию, сначала в Венецию, затем во Флоренцию; к сожалению, не хватало денег, чтобы проехать прямо в Константинополь; на юге гораздо легче найти подходящего человека. Наконец, нашли… конечно, не вполне то, о чем мечтали; но разве возможно ожидать полного осуществления своей мечты?
Для того чтобы вполне войти в роль раба, Захер-Мазох выдал себя за слугу хорошенькой женщины, которую он сопровождал в путешествии. Из своего национального польского костюма он соорудил себе ливрею и ездил в третьем классе, между тем как она путешествовала в первом; он относил багаж в карету, и сам садился на козлы возле кучера, сопровождал мою госпожу, когда она отправлялась делать визиты, и ожидал ее в передней с прочими слугами».
Г-жа ф. П*** выбрала себе партнером в этой игре Сальвини. Между этими тремя лицами происходили очаровательные сцены. Сальвини, не подозревавший о таинственных причинах своей удачи, видел и о всем этом только одно лишнее любовное приключение; он находил несносным постоянное присутствие ною странного слуги любимой женщины и однажды, ко мне тот вошел в комнату в самый интимный психологический момент, пришел в неистовое бешенство.
Захер-Мазох был в восторге: именно о таком хозяина он и мечтал; когда артист уходил и Захер-Мазох и дал ему его шубу в передней, он быстро наклонился, схватил его руку и поцеловал. В другой раз г-жа ф, П*** сидела рядом с итальянцем, когда Захер-Мазох вошел в комнату, чтобы подложить дров в камин.
Сальвини потерял всякое терпение и спросил г-жу Ф*** говорить по-французски, зачем она возит за собой этого олуха», между тем как хорошо обученная восприимчивая была бы гораздо более на месте. Неудовольствие, впрочем, не мешало Сальвини щедро давать на чай «польскому олуху».
Наряду с этими счастливыми моментами в карьере слуги на долю Захер-Мазоха выпадали и очень тяжелые.
Однажды госпожа послала его купить масла и молока. Возвращаясь домой, держа в одной руке горшок с маслом, а в другой бутыль с молоком, он вдруг встретился лицом к лицу со школьным приятелем, молодым герцогом Паулем Вреде, который, узнав его, воскликнул:
– Захер! Значит, литературу по боку, и ты теперь комиссионер?
Захер-Мазох вышел из затруднения, глядя на своего приятеля с изумлением, стараясь уверить того, что он ошибся.
На этом месте мой муж снова прервал свой рассказ.
– А затем? – спросила я.
– Затем я уложил свой сундук и уехал.
– Почему же?
– О! У женщин совершенно нет характера, одни капризы. Женщина может замучить меня до смерти, и я буду только счастлив… но надоедать себе я не позволю… Я просто-напросто бросил ее.
Сердце мое болезненно сжалось.
Вот так он бросит и тебя когда-нибудь, подсказывал мне внутренний голос.
* * *
Лето было на исходе. Пора было подумать, что предпринять, где нам провести зиму.
Мы с удовольствием остались бы в деревне, но дети должны были посещать школу, и нам лучше всего было тотчас же ехать в большой город, где были бы перворазрядные школы. Мысль была недурна, но средств для ее выполнения не хватало.
Постоянной мечтой Захер-Мазоха было желание найти определенное положение в какой-нибудь газете, которое обеспечило бы существование и дало бы ему также возможность окончить его «Наследие Каина». Нужда, которую мы пережили в прошлую зиму, еще более усилила это желание. Подобное положение можно было найти только в большом журнале. Почему бы не основать свой собственный? Неужели нельзя найти издателя?
Издатель нашелся в лице доктора Лионеля Баумгертнера, владельца типографии и издательской фирмы Гресснер и Шрамм в Лейпциге.
В начале сентября 1881 г. мы переехали в Лейпциг и 1 октября вышел первый номер журнала «Auf der Hohe».
Предприятие началось при самых благоприятных предзнаменованиях. Д-р Баумгертнер был еще совершенно молодой человек, только что начавший свою деятельность. Он принялся за дело с большим рвением и охотой; так как он был богат и соглашался на любые затраты, то денежный вопрос не представлял никаких затруднений.
Прекрасная трудовая жизнь, свободная от материальных забот и наполненная умственными интересами, мчалась наконец для меня.
Искренние дружеские отношения завязались между ними и доктором Баумгертнер ом. Он очень часто целые вечера проводил с нами в откровенной беседе. Принадлежал к кругу лейпцигских миллионеров. Уж и все, посещавшие нас, он воображал, что мы представляем действительно на редкость счастливую семью.
