Однако больше всего меня поражает в Америке сам стиль обращения медиков с пациентом. Расскажу о собственном опыте. У меня заболело колено, и я решила показать его врачу. Поднявшись на второй этаж вашингтонского здания, я нашла дверь с табличкой «Ортопед» и фамилией доктора. По английской фамилии пол определить нельзя. Поэтому, когда я увидела на пороге миловидную даму средних лет в голубом медицинском халате, я немного удивилась: мне казалось, что ортопед должен быть мужчиной. «Меня зовут Кэт, я receptionist (секретарь в приемной)», — представилась она, радушно улыбаясь. И предложила сесть в мягкое кресло с удобной спинкой. Затем протянула бумажный листок на твердой подставке, чтобы легче было писать; я должна была его заполнить по форме самыми общими данными о себе.
Потом она отвела меня в кабинет, и я увидела другую даму, молодую и хорошенькую, в розовом халатике, которая улыбалась еще более радушно. Не успела я подумать, что хорошо бы врач все-таки была бы постарше, как она представилась: «Пэм, registered nurse» (то есть помощник доктора). С ней мы провели минут сорок, она выспрашивала меня о состоянии моего организма, начиная с рождения («Мама вам не рассказывала, сколько часов длились схватки? А сколько у нее было разрывов?») и заканчивая моим больным коленом.
Когда опрос был окончен, она вышла, а вместо нее вошел мужчина. Огромный широкоплечий негр в белом халате. Лицо его было непроницаемо и значительно. «Вот это настоящий доктор, знает себе цену», — только мелькнуло у меня в голове, как он сказал низким баритоном: «Не будете ли вы добры последовать за мной в рентгеновский кабинет. Я техник-рентгенолог». Через несколько минут он сопровождал меня обратно, держа на весу еще мокрые, но уже готовые снимки.
Но вот дверь распахнулась — и в комнату влетел, нет, впорхнул Он. Доктор. Зеленый халат по колено скрывал одежду, но все равно было видно, что одет он модно и дорого. Острые складки брюк из отличной шерсти; сверкающие туфли, точно такие, какие я видела в витрине мужского бутика; носки и галстук одного цвета; стрижка, выполненная в дорогом салоне... Он был обворожителен. На его тонком подвижном лице соединялись два выражения — легкой приветливости и глубокого внимания.
— Итак, вы мне принесли свои ноги? — начал он.
— Нет, только одну, — охотно поддержала я его шутливый тон.
— И даже не ногу, а только ее небольшую часть, колено, — продолжал он, уже осматривая меня. — Ну, это значительно упрощает мою задачу.
В таком очаровательном стиле мы проговорили с четверть часа, после чего он дал мне ряд несложных рекомендаций и выписал лекарство. Я выкатилась из кабинета в полном охмурении. Я чувствовала себя целиком во власти докторовых чар. И только когда миловидная секретарша протянула счет и сообщила, что мне как иностранке сделана большая скидка, я наконец пришла в себя. Прием стоил с учетом скидки 250 долларов. Окончательно же я протрезвела в аптеке: лекарство стоило ровно столько же. Итак, полтысячи долларов... А, ладно, чего не отдашь, чтобы оно не ныло, это проклятое колено. И оно действительно болеть перестало. Ровно на десять дней. Потом все началось сначала.
В Москве я по направлению моей районной поликлиники — а она все еще обслуживает бесплатно — пошла в Институт травматологии и ортопедии. Московский ортопед дал мне почти те же советы, что и вашингтонский, но уже без денег. И прописал другое лекарство, оно стоило 7 долларов. И тоже, кстати, действовало ровно десять дней. И все-таки я поняла, за что я заплатила лишние 493 доллара. За совершенно мне незнакомый стиль обращения в медицинском учреждении. За впечатления, которых мне хватит на много лет.
О том, что врачи, больница дорого стоят, любой американец знает с детства. И, возможно, поэтому или хотя бы отчасти поэтому чрезвычайно внимательно относится к своему здоровью.
Из окна моей квартиры в кампусе Мичиганского университета мне видна набережная вдоль небольшой реки. Каждое утро я вижу, как по этой набережной десятки людей в шортах и майках бегут в одном темпе, не ускоряя и не замедляя ход. Бегут ребята-студенты, и молодые преподаватели, и солидные профессора. Бегут молодожены, успевая время от времени поцеловаться. Бегут молодые мамаши со своими ребятишками. А если ребенок еще в коляске, то для мамы это вовсе не повод делать перерыв: не переставая бежать, она просто толкает коляску перед собой, потом подбегает и толкает опять.
Впрочем, бег, или так называемый джоггинг, потихоньку уступает место быстрой ходьбе.
Рано утром Бриджит МакДана вместе со своим мужем выходят из своего миллиондолларового дома в Чикаго и ровно час ходят быстрым шагом по окрестным улицам. В это время начинается трудовой день и у Шерон Волчик в Вашингтоне. Впереди у нее масса дел — университет, недописанная книга, трое детей-школьников. Однако прежде чем всем этим заняться, она не пожалеет времени на ходьбу. А в Лос-Анджелесе декан Мерилин Флинн из университета Южной Калифорнии, чтобы зарядиться ходьбой, начинает свой променад в 6.30 утра: в 7.30 она уже садится за руль автомобиля.
Вернувшись домой, Бриджит еще на час уединяется в спортивный зал с гимнастическими снарядами. В ее огромном доме он занимает весь подвальный этаж, basement. Занятия со снарядами все больше входят в обиход молодых американцев. Если только есть возможность отвести под них — ну пусть не этаж, как у богатой Бриджит, но хотя бы небольшую комнату, они непременно это сделают. Если же такой возможности нет, они регулярно будут ходить в gym, гимнастический зал университета или ближайшего спортивного клуба.
Во время второго суда над О. Дж. Симпсоном (негром-футболистом, убившим свою жену и ее приятеля) присяжных заседателей поместили в прекрасную гостиницу с хорошим ресторанным меню, большим парком. Но при условии, что они все две недели суда не выйдут за пределы этой территории. Так вот, одна молодая заседательница, отвечая на вопрос журналистов, хороши ли здесь условия, возмущенно ответила: «Как они могут быть хорошими, если тут нет спортивного зала! На целых две недели мое тело будет лишено физической нагрузки».
Спорт, физкультура — неотъемлемая часть жизни делового человека. Иногда даже во время важных переговоров он может извиниться и попросить перенести их на другое время, потому что сейчас опаздывает на тренировку. В полдень, время ланча, начинается час пик в бассейнах, на теннисных кортах: многие чиновники, профессора предпочитают отдавать это время спорту, а не еде. Правда, чем старше человек, а главное, чем больше у него детей, тем меньшее место занимает спорт в его личной жизни. Но это не от лени, а от необходимости везти отпрысков в какую-нибудь детскую секцию. Я уже писала, что спортивным занятиям ребятишек родители уделяют первостепенное значение. Занятия эти преимущественно вечерние. И вот едва вернувшись с работы, отец или мать развозят сыновей и дочерей на тренировки. А по воскресеньям — на соревнования. В оставшиеся же выходные они могут пойти в те же клубы или бассейны всей семьей.
Бриджит МакДана после ходьбы и занятий на снарядах приступает к завтраку. Обычно это апельсин и чашечка кофе без сахара. Все, что она съест позже, на ланч и обед, будет тоже весьма ограниченно по калориям, но богато витаминами. За своим весом Бриджит следит неукоснительно, поэтому на диете она всегда.
Однако такое ежедневное воздержание не очень типично для американцев. Обычно они садятся на диету раз в год или в месяц. Вообще слово dieting так часто мелькает в разговорах, что иногда мне кажется, что соблюдать диету считается просто признаком хорошего тона. И они слегка щеголяют этой привычкой друг перед другом. Каждый раз на приемах для преподавателей в университетском ресторане по окончании трапезы я с тоской смотрю на столы: они уставлены десертом — вкуснейшими тортами и кремами, тронутыми лишь слегка или нетронутыми вовсе: слишком много калорий. По этой же причине взрослые не едят сливочное мороженое — оставляют его детям. А сами ограничиваются замороженным йогуртом.
Ради здоровья американцы все больше изменяют даже любимым своим машинам. С велосипедами. Забавно видеть, как утром солидные профессора подъезжают к университету не на своих солидных авто, а на легкомысленном двухколесном транспорте. В машине, оно, конечно, удобней, но здоровье важней.
И еще одно поветрие — hiking (хайкинг). Многомильный, многочасовой пеший поход за город в качестве развлечения в выходной день.
Эта забота о своем здоровье, принимающая порой масштаб массовой эпидемии (если отнять у этого слова негативный смысл), отличает Америку от всех известных мне стран. При всем моем восхищении этой национальной чертой иногда она немножко смешит своей массовостью. Стоит появиться рекламе какой-нибудь очередной панацеи, как на другой же день вся Америка кидается это средство потреблять.
