просто говорили, что этим пытаются расширить картину происходящего в семье. Мама и папа давали расплывчатые ответы, которые оказались неубедительными. Следователи постарались раздобыть все подробности о Хезер там, где только могли, и выяснили, что на это имя не найдено записей об оплате налогов и страховке, о визитах к врачу – и в целом о ней нет никаких записей по всей стране. Это показалось им крайне подозрительным.
Кроме того, следователи расспросили Луиз и других младших детей в семье о Хезер. Ответы точно так же не давали никакой обнадеживающей информации. У полицейских сложилось впечатление, что они имеют дело с парой взрослых людей, которые запугивали своих детей и заставляли их молчать под предлогом того, что если те расскажут представителям власти о чем-то плохом, то семья будет разрушена. Это навело полицию на мысль, что наш дом может хранить и другие секреты.
Одновременно с этим подозрения насчет Хезер, которые были у меня и у Стива, снова всплыли на поверхность во время встречи с папой, пока он находился в тюрьме перед судом. Мама на короткое время оставила нас троих наедине, чтобы сходить в магазин за чипсами, и папа заговорил об обвинении в изнасиловании. У него было необычное задумчивое настроение.
– Это ведь не самое страшное, в чем меня можно обвинить.
– Ты о чем? – спросил Стив.
– Что самое страшное приходит вам на ум из того, что я мог сделать?
– Я не знаю, пап, – сказала я.
– А ты подумай, – в его глазах сверкнуло пугающее мрачное выражение, как уже бывало когда-то. – Вы двое, подумайте. Что самое страшное приходит вам на ум… Вот это я и сделал.
Я не хотела знать, что это значит на самом деле, но Стив продолжал настаивать:
– Что ты сделал?
Он не стал объяснять, а вскоре вернулась мама. На этом тот наш разговор и закончился.
Позже мы со Стивом это обсудили. И я, и он знали, что папа часто врет и сочиняет, и мы далеко не всегда верили его словам. Но то, на что он намекал, звучало по-настоящему жутко и выглядело так, будто он с нами тогда не шутил. Его слова прозвучали серьезно.
Стив сказал:
– Он хотел сказать, что убил кого-то?
– Не знаю. Я не хочу даже думать об этом.
Но мы уже не могли выкинуть тот разговор из своих голов. Мы продолжали возвращаться к нему в своих мыслях. Позже мы обмолвились на эту тему с Тарой во время одного из ее тайных визитов из детского дома. Мы высмеяли это, чтобы придать произошедшему менее тревожный вид. Затем однажды кто-то из нас, не помню уже, кто точно, вдруг сказал: «А что если папа убил Хезер и закопал ее в саду?» Это была просто шутка, но чем больше мы о ней думали, тем чаще начинали представлять, что это – только в теории – могло быть правдой. В глубине души мы подозревали, что он все же был способен на нечто подобное. Мне даже не верится, насколько точной оказалась наша догадка.
Еще не в полной уверенности, насколько серьезно их подозреваем, мы решили подловить маму и папу. Мы поставили им отрывки из телесериалов с похожими сценариями – серии из «Главного подозреваемого» и «Бруксайд», – в которых тела были похоронены во внутреннем дворе дома. Мы наблюдали за их реакциями, но они своим поведением никак не показывали, что им некомфортно смотреть это.
Однако между собой мы продолжали обсуждать такую версию. Как только эта идея пришла к нам, мы не могли просто забыть про нее, хотя чаще всего она казалась нам неправдоподобной. Как-то раз, когда я, Стив и Тара обсудили эту идею между собой, Тара вернулась к себе в детский дом и рассказала паре друзей о том, что мы обсуждали. Какие-то работники детдома услышали, о чем они говорили, и обратились в полицию.
И вот 24 октября 1994 года, через несколько минут после того, как я вернулась домой, в дверь дома 25 по адресу Кромвель-стрит позвонили. Обе наши собаки залаяли. Папы со Стивом не было дома. Я пришла домой с работы пообедать, а мама спала наверху после ранней смены на уборке. Я открыла дверь, и на ее пороге стояли два сотрудника полиции.
Тот, что повыше, сказал:
– Розмари Уэст здесь?
– А в чем дело? – спросила я.
– Разрешите войти? – Они показали свои значки и прошли через главный вход в гостиную.
Они попросили меня позвать маму с верхнего этажа.
– Мама? Мама!
Я позвала маму с лестницы, очень смущенная всем этим. Полицейские всегда воспринимались нами как враги, но я думала, что их визит как-то связан с папиными кражами или подработками.
Через несколько минут мама спустилась по лестнице, одетая в халат.
– Что вам надо?
Мама очень резко общалась с ними, но без обычных для нее ругани и криков.
Офицер передал ей лист бумаги, выглядевший как официальный документ, и сказал, что они пришли расследовать исчезновение Хезер Уэст, а у него в руках ордер на обыск, который дает им право обыскать наш сад. Мама уставилась на эту бумагу, а затем села на диван и положила ее на кофейный столик.
Что?! Я не могла поверить в это.
Они спросили маму, где папа, и она ответила, что тот на работе. У него был один из тех увесистых желтых квадратных мобильных телефонов, которые в то время только появились в продаже. Мама попыталась дозвониться до него и сказала папиному боссу, что ей нужно, чтобы
