Гончар занимал свое место, тихо ссорил депутатов между собой и оказывал мелкие услуги номенклатуре. В 1991 г. такой услугой стала «инициатива» бесплатной приватизации квартир, тут же подхваченная Г. Поповым и позволившая чиновникам всех мастей даром получить в собственность элитное жилье вместе со всеми сверхнормативными излишками. Другая услуга — «пробивание» криминального бюджета города, изготовленного мастерами казнокрадства из команды Лужкова. Тут Гончар умел выкручивать мозги, приглашая депутатов на закулисные переговоры, одних пугая роспуском Моссовета, других одушевляя радужными перспективами роста его популярности, третьих урезонивая ради грядущего наступления на беззаконие. И тактика Гончара находила благодатную почву в депутатской среде, где каждый второй был таким же «гончаром», только второго сорта.
Многие депутаты даже не замечали, что уходят из кабинета Гончара уже запрограммированными. Те же, кто не программировались, его не интересовали. Гончар работал с массовкой — податливой и наивной. Работал истово и самозабвенно, как трудолюбивый талант.
Нужно было номенклатуре собрать сессию Моссовета по поводу отмены выборов мэра — Гончар собирал. Нужно было заострить внимание граждан на фигуре Анпилова — Гончар снова собирает специальную сессию. Ну и что же, что реального результата нет, что никакого решения не принято! Достаточно и того шума, который весело обыгрывался средствами массовой дезинформации.
Гибким ужом вился Гончар между острых проблем. Это был настоящий талант — живучий и незаметный. Он даже врагом ни для кого толком быть не мог. Он заставлял признавать себя, как неизбежность, как лучшее из зол, с которым в данных конкретных условиях бороться бесполезно. Так обычно мирятся с паразитами.
В 1993 г. Гончар делает попытку более явно встроиться в систему исполнительной власти, которая уже никому не подчинялась, и провести рекламную кампанию своей персоны. Формально такая попытка могла быть проведена по вопросам городской собственности, поскольку под рукой была такая структура, как Фонд имущества Москвы, являющийся как бы промежуточным звеном между исполнительной и представительной властью. Возглавлял Фонд назначенный сессией депутат В. Бушев. Он и подвиг Гончара выпустить распоряжение о разграничении полномочий Фонда и Москомимущества ("Коммерсантъ-Дейли", 11.05.93), которое по сути дела не имело юридической силы, но было согласовано и с самим Бушевым, и с Лужковым. Одновременно была сделана и попытка политической рекламы: Гончар появился на телеэкране перед недостроенным зданием, которое совсем уж было «ушло» с аукциона, но Фонд имущества признал торги несостоявшимися. Гончару представилась возможность выступить защитником благосостояния москвичей.
Второе направление рекламы — роль миротворца. По горячим (и кровавым) следам первомайских событий Гончар делал реверансы во все стороны. Перед демонстрацией 9 мая 1993 г. он даже привез лидера Союза офицеров на телевидение и предложил ему сказать все, что подобает к случаю. Тот сыграл в предложенную игру — только поздравил всех с праздником. А Гончар, как выяснилось, и оппозиции угодил, и власти не обидел. Настоящий талант!
После бойни 1 мая 1993 г. и чудно-мирной демонстрации 9 мая Гончар так оценивает действия властей: "Власти допустили ошибку. Они выражали мнение очень серьезных экономических сил. Прямым путем. И настрой был — "показать быдлу силу"…. У людей появляется накопленный капитал и некоторые рассчитывают, что еще месяца три существующему правительству надо продержаться, чтобы, скажем, партию меди он успел вывезти за рубеж или выполнить контракт по нефти. А дальше… Дальше у него в Женеве маленький домик" ("АиФ", № 19, 1993).
Несмотря на то, что Гончар в прессе призывал "прийти и понять", он очень желал привлечь к ответственности организатора коммунистических манифестаций своего коллегу по Моссовету В. Анпилова и удовлетворить присланное в Моссовет представление прокурора о лишении Анпилова депутатской неприкосновенности. Но Моссовет, имея в виду выступление Гончара по телевидению, решил, что нельзя давать вести сессию человеку, заранее определившему позицию и высказавшему ее публично. Гончару только этого и нужно было. Он стал пострадавшим, ему сочувствовали все, кто не относил себя к экстремистам. Заодно Гончар вышел из-под шквала критического демхамства в прессе, в избытке доставшегося Моссовету.
Вспомним, что Гончар мог замять дело и не торопиться собирать сессию. Но сессию он созвал именно под дело Анпилова. Работал план — утопить все равно обреченный представительный орган для того, чтобы выплыть в эти бурные времена самому. Депутаты на эту сессию поначалу не собрались. Вопрос сессии никого совершенно не интересовал. Произошла своего рода депутатская забастовка. Тогда вопрос был вынесен на Малый Совет. Пресса не дала москвичам понять, что Малый Совет — это еще не все депутаты. Оценки уже были даны и закреплены в памяти народной. Сценарий сработал.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАСШТАБ
Продолжая свой «творческий» путь, Гончар выходит на международную арену. Он вдруг организует визиты в Севастополь, встречу с командующим Черноморским флотом, приемы украинских делегаций в Моссовете. Гончару, как человеку, олицетворяющему собой субъект федерации, звонит глава администрации Севастополя и просит зачитать собственное обращение на сессии Верховного Совета России. Гончар по той же аппаратной привычке воспринимает главу администрации, как выразителя чаяний всего Севастополя. Поэтому считая себя (лично себя!) субъектом Федерации, а главу администрации Севастополя (лично его!) — всем Севастополем, Гончар приходит на сессию ВС.
Слова российские депутаты ему не дают. Гончар обижается — субъект Федерации обидели, его инициативы не принимают. По сути дела и инициатив то каких-либо не было. Просто формулировалась надуманная и осторожная просьба вернуться к вопросу и придумать еще что-то. Гончар опасается столкновений на флоте и среди жителей Севастополя. Об обстановке он судит опять же по мнению номенклатурных чиновников.
Здесь стоит припомнить другую историю, демонстрирующую «федеральное» самоощущение Гончара. Был в свое время подписан такой известный документ, как Федеративный Договор. Этот акт стал чуть ли не важнейшим регулятором отношений между субъектами федерации, на него очень любил ссылаться сам Б. Ельцин. В действительности же этот документ — обычная липа. Моссовет — единственный орган, уполномоченный представлять Москву — Федеративного Договора не рассматривал и санкций на его подписание никому не давал. Гончар подмахнул его самовольно. Опять отдельный субъект, пусть и должностное лицо, был отождествлен с субъектом Федерации.
Разобиженный Гончар обвинил российский парламент в сознательном провоцировании горожан Севастополя на создание параллельных Советам органов власти ("МН", № 31, 1993). Отсюда естественно последовал рост популярности Гончара среди тех, кого прежнее решение ВС не устраивало. За предложение Гончара вернуться к вопросу о Севастополе проголосовало около 50 парламентариев. Хоть собственную фракцию формируй!
Вот так входят в элиту — методом ужа. Следующий шаг нашего комбинатора — инициатива о проведении референдума по экономическому союзу стран СНГ, которая созрела к концу июля 1993 г… Идея столь же правильная, сколь и неосуществимая. Для того, чтобы узнать мнение людей, на которое по расчетам Гончара могли бы опереться президенты бывших республик в составе СССР, вкладывать громадные средства в проведение референдума было совершенно бессмысленно. Ответ был ясен заранее. И именно поэтому никакого референдума по экономическому союзу не будет во веки веков.
У Гончара свое понимание политической тактики — предложить неосуществимое мероприятие с известным результатом. Противники особо гневаться не будут (референдум все равно обречен!), а сторонникам есть о чем посудачить. Короче, угодишь всем.
В чем-то этот метод схож с методом Г. Попова. Сначала высказывается абсолютно верная для всех мысль, потом предлагается совершенно неосуществимый на данном уровне согласования интересов различных политических групп метод, а затем идет «наворачивание» логической схемы, которая обволакивает абсолютно негодный метод вытекающими из него предложениями и механизмами реализации отдельных сторон. В проекте-проспекте Гончара это и единая валюта без ликвидации местных валют, и общее правительство, ведающее экономикой, и снятие всех таможен, и единый банк… Из неосуществимой идеи можно черпать и черпать.
В конце июня 1993 г. Гончар устроил встречу посла Украины с общественностью Москвы. Посол не стеснялся в своих негативных оценках России, а Гончар ему подыгрывал. Он сюсюкал что то вроде: "Я полукровка — наполовину русский, наполовину украинец…". Общественностью же оказались по большей части представители украинского посольства и секретариат Гончара.
