Каждая прогулка должна иметь нелевую установку — набрать цветов, камешков, сучьев, шишек, грибов, ягод, чтобы обслужить ими площадку, ребят, которые прихварывают, которые слабы, чтобы идти на прогулку; или пойти в воскресенье, чтобы наладить какую-нибудь игру с деревенскими ребятами; или что-нибудь посмотреть, чему-нибудь научиться. Очень важно иметь большой запас игр. Важно, чтобы такие прогулки не были скучны ребятам. Важно, чтобы они сопровождались пением. Пионеры могут, повторяю, очень во многом тут помочь.
Нам надо всячески укреплять здоровье ребят и надо над этим работать сообща. Хотелось бы узнать об этом мнение наших читателей.
1928 г.
РЕЧЬ НА VIII ВСЕСОЮЗНОМ СЪЕЗДЕ ВЛКСМ
Товарищи, у меня совершенно пропал голос, но все же я хочу попробовать высказать несколько мыслей в связи с докладом и в связи с выступлениями некоторых ораторов.
Владимир Ильич очень много говорил об организации, он особенно много уделял этому вопросу внимания, когда приходилось организовывать Советскую власть. Тогда он говорил: вопрос строительства социализма — это вопрос организации; в организации — гвоздь и основа социализма. И эту мысль он повторял много раз. Он и в Советской власти видел такой центр, который должен организовать поголовно все население.
Он не раз повторял, что необходимо организоваться по-новому, на новых основах. То же самое говорил он и тогда, когда только что строилась наша партия. Он говорил о том, что каждый член партии должен чувствовать себя винтиком, колесиком громадной машины. И действительно, наша партия представляет собой стройную организацию, и по пути партии идет комсомол.
Но вот сейчас, если мы всмотримся в нашу организацию, то мы увидим, что наша партийная машина в значительной степени (еще в большей мере комсомольски машина) направлена на то, чтобы давать отпор внешнему врагу.
Наша партия сложилась в борьбе с царизмом, в борьбе с капитализмом, она сложилась в борьбе с белогвардейщиной. И молодежь шла по тому же пути. А сейчас эти вопросы, вопросы борьбы с капитализмом, приняли несколько другой характер, несколько отодвинулись.
Сейчас на первый план выдвигаются вопросы строительства. И не всегда наша организация представляет собой организацию, приспособленную к тому, чтобы дать отпор врагу, который есть среди нас. Не всегда она представляет собой организацию, приспособленную для строительства социализма. Возьмем шахтинское дело. Что показывает шахтинское дело? Оно показывает, что прошло большое время и наша партийная организация, профсоюзная организация, да и комсомольская — все они оказались не так организованы, чтобы в процессе работы заметить эту измену инженеров. Уже замечена была вся эта контрреволюция тогда, когда дело зашло очень далеко. Если мы всмотримся в наше строительство, то увидим, что очень многое мы замечаем тогда, когда уже есть большая прореха. Мы замечаем, например, растрату тогда, когда она уже совершилась. Мы замечаем преступление тогда, когда оно уже совершилось. Мы еще плохо научились работать так, чтобы в процессе работы помешать возникновению больших и малых шахтинских дел. Наша организация должна быть такой организацией, чтобы мы в самом процессе работы замечали уклонения от правильного пути, выправляли эти уклонения и чтобы шахтинские дела, всякие растраты, всякие иные преступления сделались фактически невозможными. Вот так мы не научились еще работать, и так мы еще не организованы. Я думаю, что комсомолу надо задуматься над этим, надо продумать вопрос о том, что тут сделать для того, чтобы комсомольская организация была не только организацией, способной бороться с капитализмом, с внешним врагом, а чтобы она способна была так четко работать и так налаживать эту работу, чтобы машина, как выражался Владимир Ильич, шла туда, куда надо.
Что тут нужно? Прежде всего нужен острый коммунистический взгляд. Товарищи, каждый комсомолец изучает политграмоту, но очень часто эта политграмота сама по себе, а жизнь — сама по себе.
Комсомолец, горячо желающий стать хорошим коммунистом, часто не видит, как эту политграмоту связать с окружающей жизнью, как одно с другим связано, какой мост между политграмотой и окружающей жизнью. Он знает, в политграмоте сказано, что у нас женщины пользуются одинаковыми правами с мужчинами, а в жизни он не замечает, что его маленькая сестренка не ходит в школу. Часто он видит, говорит о кулаке-эксплуататоре, а часто там, где факты эксплуатации происходят, он их не замечает. В Наркомпросе на одной конференции по работе с безнадзорными детьми одна работница рассказывала такой факт: довольно часты явления, что рабочие вывозят из деревень девочек 9–10 лет — сирот, полусирот, детей бедняков — и заставляют их нянчить маленьких детей, а когда в школу их надо пускать, то они отвечают, что не для того их везли из деревни, чтобы отдавать в школу. Я брал ее для того, чтобы она работала, отвечают они. И вот рядом комсомолец, может быть даже в той же семье, — он этого не замечает. Он знает, что кулак эксплуатирует, а как это так, что рабочий занимается эксплуатацией? Это как-то не выходит, не вяжется с политграмотой, и он проходит мимо этого явления. Мы видим, что в жизни, в производстве — всюду есть масса фактов, которые оставляют пережиток прошлого, которые мешают строительству новой жизни, а мы этих фактов не замечаем.
Владимир Ильич говорил: «Нам надо учиться, учиться и еще раз учиться». Учеба нужна суровая. Вы знаете, я получаю много писем от комсомольцев и комсомолок, в которых всегда говорится: Владимир Ильич говорил: «Надо учиться и еще раз учиться», — поэтому устройте меня скорее на рабфак или устройте меня туда-то в вуз. Владимир Ильич здесь не про такую учебу говорил, не про учебу в учебных заведениях. Эта его фраза была обращена к партийцам, и он говорил о той учебе, о той суровой учебе, которую надо брать, проводить из наблюдений над жизнью; надо учиться для того, чтобы лучше видеть, а не для того, чтобы вообще кончить вуз или какое-нибудь еще учебное заведение. Надо учиться для того, чтобы яснее заметить, увидеть, где и что неправильно. Эта задача перед комсомолом стоит во весь рост. Комсомол, конечно, должен учиться и в учебных заведениях, должен пользоваться всеми возможностями для учебы, но он должен учиться также и у жизни, познавать ее, наблюдать ее и смотреть, пет ли тут какого-нибудь дела, с которым надо бороться.
Мы думаем так: комсомол — это единственная организация, пожалуй, еще партия есть, а вот что есть Советы, что есть секции Советов, — этого часто комсомол не замечает. Я что-то, например, не помню, чтобы в секцию народного образования ходили комсомольцы; знаю — делегатки ходят, ходят только несколько комсомольцев, но никогда никому не приходило в голову на комсомольской ячейке поставить вопрос о том, как работает эта секция.
Может быть, я не права, товарищи? (Голоса. Правильно!) Ведь секции — это такая форма организации, которая связывает с массами, в которую не только члены Совета входят, а в которую должен входить целый ряд заинтересованных в данной области лиц; они должны обрастать массой. А когда придешь на секцию горсовета и начнешь на эту тему говорить, профсоюзы относятся так: а, знаете, как бы это все же не умалило значения профсоюзов. Правда, от комсомола я не слышала, чтобы кто-нибудь из комсомольцев сказал, что как бы это но умалило значения комсомола. Но вот тот факт, что нет достаточного внимания к этому строительству, которое происходит в секциях Советов, я думаю, — довольно показательный факт. Это один вопрос, вопрос, как мы должны в жизнь вглядываться и как мы должны браться за строительство этой жизни.
Другой вопрос — например, вопрос шахтинского дела. В чем тут дело? Дело в том, что не было людей, которые понимают то, что понимают инженеры. Важно, конечно, знание специальностей, и поэтому такой стон, такой вой насчет учебы раздается со стороны молодежи. Следующий пункт вашего порядка дня как раз и будет говорить о профессиональном образовании, об учебе. Это, конечно, имеет колоссальное значение, и понятно, почему комсомол так горячо относится к этому делу. Но правильно один из выступавших товарищей здесь говорил о том, что надо знать то дело, какое делаешь.
Затем о контроле. Здесь говорили о легкой кавалерии. Так, кажется? (Голоса. Да!) Так вот я думаю, что не в одной легкой кавалерии дело. Конечно, это очень хорошо, это тоже помогает внимательнее следить за окружающей жизнью, очень хороши эти отряды. Но самое важное не это, а самое важное — уметь в текущей жизни рассмотреть, как идет процесс этой работы. Уже поздно тогда разговаривать, когда случилась какая-нибудь промашка, надо эту промашку уметь предупредить. Вот недавно, на днях, я разговаривала с одним инспектором — теперь у нас в моде в Наркомпросе инспектура, — а мне занятно, как эта инспектура на деле проводит свою инспекцию. И вот я говорила с одним из инспекторов, хорошим товарищем, коммунистом, о том, как он инспектирует. Вот он говорит мне: смотрел он детский дом, там недосмотрели — и потолок проваливается; 63 тысячи рублей на это затратили — растрата недопустимая. Я его спрашиваю: «А вы спросили, как был организован контроль, кому было это поручено, кто был назначен, кто ответствен за это дело?» Выходит, он не спросил, кто за это дело ответствен. Вот ведь вопрос в чем: кто за дело отвечает, кто должен смотреть, чтобы этого не случилось? Поздно говорить тогда, когда зря деньги в печку уже брошены или когда потолок стал проваливаться. Надо так уметь организовать контроль, чтобы это был не последующий контроль, а чтобы контроль был во время работы.
