– Сначала писал, а потом плавал?!
– Прикольный я, прикольный, – радуется Космонавтов. – Берите меня к Гейнрихсу, который стал плохой, – и ваш Гейнрихс станет совсем хороший! Кстати, я и денежный. Коньяк, виски, джин? В гости-то?
– Саша не пьет, – ответил Федя. – У него другие проблемы.
– Кокер? Герыч? Мария-хуан-анна?
– Да нет. Там тяжелый случай. У Сашки идея…
– Одна? – пугается Иван.
– Да. Одна.
– Я знал, я знал… – шепчет Иван. – Вот и сбылось.
– Что у вас сбылось?
– Мечта жизни. Я всю жизнь мечтал встретить русского человека об одной идее.
– Где ты видишь когти? – спросила Клара. – Я все до крови обгрызла… В церковь зашла сегодня, Божью матерь попросить, чтоб она твое каменное сердце смягчила…
Девочки стучатся в дверь. – Господин Браун! Это Варя Панкратова и Оксана Никитенко.
– Открой, Клара.
– Кто это?
– Пионеры.
Клара открыла, и явились Варя с Ксаной.
– Господин Браун! – торжественно говорит Варя. – Мы все сделали, как обещали. Вот план захоронения.
– У него собака сегодня… – делает жест Ксана, тихо объясняя Кларе происходящее. – Собака Дора… Мы закопали…
– Дора? – говорит Браун. – Где Дора? Дора!
Замолкает, глядя перед собой.
– Я все поняла, – шепчет Варя Ксане. – Это кодовое слово: Дора. Он сразу отключается.
– Иеремия, – теребит Клара руку Брауна. Бесполезно.
– Ну что вы наделали, девочки, – говорит Клара. – Он был в сознании, все понимал…
– Это ваш родственник? – спросила любопытная Ксана.
– Дед. Из обрусевших англичан, такой характер! Вот что мне теперь делать?
– А в чем ваша проблема? – спрашивает Варя.
Клара испытующе смотрит на девочек.
– Вы такие молоденькие… вы не поймете… я сына ищу.
– Потеряли сына?
– Не потеряла. Оставила сестре двадцать лет назад, когда вышла замуж и уехала за границу. Ему теперь двадцать три года… моему Феде…
– Феде?? – спрашивают разом Ксана и Варя. – Как фамилия?
– Фамилия была как у меня и сестры – Вольский, а потом они переменили и не сказали мне ничего.
– Варь, может… – говорит Ксана.
– Нет, – отвечает та. – Невероятно. Чушь.
Лера, Федя и Космонавтов идут к загадочному Гейнрихсу. Космонавтов что-то бурно рассказывает, машет руками.
Между тем Александр Гейнрихс, молодой человек двадцати четырех лет, в спортивных трусах, хорошо сложенный, с развитым телом, лежит на раскладушке в комнате, где нет ничего, кроме весьма приличного компьютера и музыкального центра. Книги в стопках, некоторые спортивные принадлежности – ролики, мяч, массажер – на полу в углу. Лицо Гейнрихса бесстрастно.
Эльвира и Юра подходят к Юриному дому.
– Пришли! – смеется Юра. – Мы с тобой ходим, как журавль и цапля.
– Сам цапля, – огрызается девочка.
– Да это сказка.
– А, русская сказка. Ну и чего там?
– Да они ходили друг к другу туда-сюда. Сначала журавль говорит: цапля, выходи за меня замуж, а она: нет. Потом она передумала и пошла к нему, а он говорит: все, я обиделся. Потом опять он к ней пошел…
– И чего?
– Так и ходили. То она не согласна, то он.
– Ну, дурь какая! У нас так не бывает. У нас если женщина решила – так решила, все, больше никаких. А что это: туда-сюда, думала-передумала…
– Ты так и не сказала, у кого это – у вас.
– А ты с мамкой в одной комнате живешь?
– Нет, у нас две.
– А вода есть горячая?
– Есть.
– Помыться можно… – мечтательно говорит Эльвира.
– Ладно, пошли, – говорит Юра. – Сейчас самая гадючая соседка на дачу поехала. Может, проскочим как-нибудь по-тихому.
– Почему бы вам не обратиться в частное сыскное агентство? – объясняет Кларе Варя. – Человек в полицейском государстве всегда оставляет бумажные следы.
– Я вчера только приехала, – отвечает Клара. – Так что агентство… они сюда, к деду, и придут, и что?
Браун очнулся.
– Прошу прощения, мне пора ужинать, – сообщает он.
Браун чинно достает из буфета старинный фужер тонкой работы и бутылку дешевой водки. Наливает водку в фужер и медленно, со вкусом пьет.
– Господин Браун, до свиданья, – говорят, переглянувшись, девочки.
– А пожалуйста, – отвечает Браун, – заходите. Макулатуры, правда, нет. Я не читаю газет с двадцать девятого года.
– Я вам советую прийти в другой раз, – шепчет Варя Кларе. – Хотите, я с вами? Под видом интервью со старейшим жителем.
– Иеремия, – говорит Клара. – Я еще приду. И не смей мне сторожей выставлять. Я могу и в милицию обратиться! Я на все готова. Ты меня понял?
Браун не отвечает. Гостьи уходят.
Иеремия Браун наливает себе еще фужер.
– Анжела! – зовет он соседку.
– Сегодня прямо Винни-Пух и день забот, – ворчит девица. – Что тебе еще?
– Концерт, – коротко отвечает Браун.
– Ну? – строго спрашивает Анжела.
Браун вынимает из буфета серебряную десертную ложку, дает Анжеле.
Анжела, покрутив ложку, сует ее в трусы, снимает майку и джинсы, остается в белье.
– Верю я? – интересуется Анжела. Браун кивает.
Анжела становится в позу и поет:
– Верю я, ночь пройдет, сгинет страх,
Верю я, день придет, весь в лучах.
Он пропоет мне новую песню о главном,
Оне пройдет, нет, лучистый, зовущий, славный —
Мой белый день!
Браун довольно покачивает головой и притоптывает ногой.
Сколько зим ночь была, сколько лет, —
выпевает Анжела. —
Будет жизнь, сгинет мгла, будет свет!
Федя, Лера и Космонавтов входят к Гейнрихсу.
– А мы к тебе, Саша, – говорит Федя. – Лера давно хотела тебя видеть, и вот у нас гость из Швейцарии, писатель Иван Космонавтов.
Космонавтов раскланивается. Гейнрихс садится на раскладушке, смотрит на посетителей.
– Пришли, как к больному. Я не болен.
На единственный стул у компьютера села девушка, а Федя и Иван присели на пол. Космонавтов взял в углу мячик, подбрасывает его.
– Я здоров, – говорит Гейнрихс. – Мои выводы сделаны путем безупречного логического анализа. Они неопровержимы.
– А давайте я опровергну? – с готовностью вызвался Космонавтов. – Где выводы? Подать их сюда!
Гейнрихс презрительно посмотрел на него и снова улегся.
– Саша построил теорию, – нехотя объясняет Федя, – что русские – это второстепенная порода людей, не имеющая значения в истории, и в качестве русского совершенно не стоит жить.
– Опаньки, – огорчился Космонавтов, – а ему что с того? Он разве русский?
– Русский, – отозвался Гейнрихс.
– Гейнрихс – фамилия отчима, – разъяснил Федя. – Саша каждый день собирает факты, подтверждающие его идею. Он… собирается уйти из жизни.
– Законы переведены с английского и притом плохо. В политике – чучела и муляжи в натуральную величину. Население тупо грабит природу. Земля брошена. Преобладающий тип деятеля – бездарный хищник. Элитная порода людей уничтожена. В науке, в культуре – угасающая инерция. Женщины безнравственны… – произносит Гейнрихс.
– Ой, вы зато очень нравственные, – обижается Лера.
– Я говорю о главных тенденциях. В больших системах поведение отдельных частиц не имеет значения. В мире страх перед Россией давно сменился глубоким презрением. Молодежь развращена и не имеет будущего. Талант не нужен…
– Я дико извиняюсь, – вмешивается Космонавтов. – Вы, значит, стыдитесь, что принадлежите к второстепенной породе людей до такой степени, что готовы покончить с собой? Но вы же не виноваты!
– Стыда нет. Вины нет. Ясность сознания. Я не могу изменить фактов.
– Почему ты не можешь жить просто для своего удовольствия? – удивляется Лера. – Такой молодой, красивый…
– Мне не доставляет удовольствия находиться внутри дегенеративного сообщества, – отвечает Гейнрихс.
– Вы можете его покинуть, – говорит Иван.
– Капитуляция, – объясняет Гейнрихс. – Покидая дегенеративное общество, я подтверждаю тем самым справедливость своей идеи – в качестве русского жить не стоит. И выбираю иллюзорную дорогу личного бегства. Это фарс, бесчестье. А перестать жить вообще – благородный вызов.
– Мы с ним бьемся год уже, – говорит Федя. – Такая логика – не прошибешь.
– А может, он так до пенсии продержится? – осведомился Иван. – Вон у него мячики, ролики…
– Что – ролики?
– Ну, вы когда катаетесь на роликах, вы тоже думаете о том, что в качестве русского не стоит жить?
– Да. Думаю. В принципе все равно – кататься на роликах или колоться. Просто дело вкуса. Я люблю контролировать сознание, вот и все. Но решение принято, я обдумываю, как его лучше исполнить. Уже скоро.
– Но не сегодня? – пугается Иван.
– Нет, не сегодня. Я хочу выступить с обращением…
– Только партию не путай в это дело, хорошо? – говорит Федя. – Ты сам знаешь, в каком мы положении.
– При чем тут партия? Вы играйте в свои игрушки, сколько влезет. Вы же артисты, арлекины! Министра полить майонезом – классное шоу. Вам должны приплачивать из Кремля – ну как настоящая молодежная оппозиция, и без капли крови! Мечта хозяйки!
