Ксана и Варя едут в автобусе. К Варе все приглядывается женщина средних лет с измученными глазами. Когда девочки выходят, выходит и она, и обращается к Варе.
– Простите, я не могла видеть вас по телевизору, в молодежной программе?
– Да, могли. Варя Панкратова, – с готовностью отвечает Варя.
– Я сразу узнала вас. Вы такая умница. А я мама, мама эсера, знаете, партия социалистов-революционеров. Это моего мальчика зимой арестовали в Москве. Ничего не сказал! Ни слова! Перед сессией. Поеду к друзьям на два дня. Сказал. И я ничего не знала, ничего! Подруга звонит: твой там был? Где был, что? Они же дети! Совсем дети, девочку арестовали – она, наверное, сорок килограммов весит. Переводят все время туда-сюда. Статья над ними висит – организация массовых беспорядков. Это восемь-десять лет!
Женщина начинает плакать, вынимает платок.
– Простите, девочки, я стараюсь держаться, само льется. Сейчас, сейчас. (Шмыгает носом.) Что они сделали? Они за стариков вступились, за нищих стариков, они дети. Зачем их в тюрьму? Я хожу по улице, солнце светит, люди смеются, я хожу и ничего не понимаю, зачем солнце, зачем люди. И думаю, вот и в тридцать седьмом люди тоже смеялись и солнце светило. Вы молодая девушка, умница, скажите – что это такое? Простите, что я пристаю к вам. У вас такие хорошие лица. Он поехал на два дня. А теперь говорят: десять лет. И это солнце, и всем все равно, а я дома не могу сидеть. Идите, девочки. Удачи вам, всего самого доброго. Простите меня. Никаких сил не осталось.
– Что, друзья? Завершим прекрасный день достойным ужином? Я приглашаю, – говорит Космонавтов Лере и Гейнрихсу.
– Нет, я никогда не ем после девяти, – отвечает Гейнрихс. – Я домой. Хватит бессмысленных телодвижений.
– И такой человек считает себя второстепенным! – удивляется Иван. – Вы суперстар, Бэтмен, элита! Нет, ваши товарищи не понимают, с кем имеют дело. Вы правы, и живете вы среди дегенератов, но вы – бриллиант. С какой стати жизнь должна принадлежать хрюшкам, вроде этого ничтожного Максима? В качестве русского не стоит жить? Ну и плюньте вы на русских. Вы – космическое явление.
Гейнрихс пристально смотрит на Космонавтова.
– А вам-то что? – спрашивает он. – Вы о чем хлопочете? Вы вообще кто такой?
– Командировка… – разводит руками Космонавтов. – Творческая командировка. Кстати, ваша палочка… Для укрепления здоровья… Вас можно поздравить с первым подвигом!
– Подвиг, – презрительно говорит Гейнрихс. – Втроем на одного из-за поганой бабы. Правильно Федька сбежал.
– Кто это поганый? Ты сам придурок поганый! – кричит Лера.
– Еще одно золото нашла, – говорит Гейнрихс. – Иди с ним ужинать и дальше по программе. Дегенераты.
Гейнрихс решительно откалывается от компании и уходит.
– Палочку-то! – вопит ему вслед Космонавтов, но тот даже не оборачивается.
– Суровый малыш, – заключает Космонавтов. – Ну, Лера-Нулера, отметим вашу-нашу победу?
– Легко!
Варя дома у Ксаны. Квартира людей среднего, но, видимо, вполне стабильного достатка. Девочки пьют чай. Шум в прихожей – пришел Митя, брат Ксаны.
– О, девки, привет. Сейчас мои ребята придут – чур, к нам не соваться, ладно? Мамка сегодня поздно будет, дайте хоть общнуться нормально.
– Мы тут видели… – говорит Ксана. – Какая-то ваша мама…
– К нам на улице подошла мать одного из ваших мальчиков, которых арестовали в Москве зимой, – объясняет Варя. – Тяжелое впечатление.
– А, – соображает Митя. – Это Женьки Степанцова. Это одна такая у нас проблемная. Она ко всем подходит, не берите в голову.
– Как ты мне надоел со своими сдвигами, – вздыхает Ксана. – Тебя арестуют – наша тоже с ума сойдет. Будем работать тебе на передачи. Кругом нормальные ребята, нет, нарыл каких-то помешанных.
– Это мы нормальные, а кругом все помешанные. Это война, ты понимаешь? Они нас уничтожают – а мы сопротивляемся. Им не нужна молодежь, им не нужны старики, им вообще народ не нужен, у них у всех счета в американских банках. Они сейчас начнут землю продавать, кусками, ты понимаешь или нет, дура? Русскую землю, которую сотни лет собирали, кровью поливали – они возьмут и продадут. А вы давайте, сидите в «Макдональдсе» и пользуйтесь услугами компании «Мегафон». Кролики!
– Он так может часами верещать, – пожимает плечами Ксана.
– Искаженная картина мира, – поясняет Варя. – Сложный случай. Митя, вы не знаете, Федя когда-нибудь менял фамилию?
– Не знаю. Придет – спросите. Я его знаю сто лет как Марченко. О, это он, наверное.
Варя и Ксана напрягаются. Входит Федор.
– Федос, тут девки интересуются, менял ли ты фамилию. Не знаю, чего им надо.
– Это вы опять, – Федор смотрит на Варю.
– Простите, но это важно, очень важно… Вам приходилось менять фамилию?
– Приходилось. Мама вышла замуж, дала мне фамилию мужа. Я был Вольский, стал Марченко.
– Вы когда-нибудь встречались с человеком по имени Браун?
– Прадед мой. Чудила. В детстве видел, да. Он вообще родственников не жаловал. Он что, жив еще? Да не может быть. Вы моего деда видели?
Ксана стонет от счастья.
– Федор, – строго говорит Варя. – У нас есть для вас информация. Пожалуйста, выслушайте меня и не волнуйтесь.
– Ну и денек, – говорит Федор. – Давайте информацию. Переживу как-нибудь.
– Заглянем на минутку в мои скромные апартаменты, – приглашает Космонавтов Леру в вестибюле гостиницы «Астория», – и в ресторанчик, в ресторанчик…
– Тут скромного ничего нет, – смеется Лера. – Вы что, богатый?
– Расходы оплачивает фирма.
От ресепшн тем временем отходит та попрошайка, что встретила Клару у Владимирской церкви. Она выглядит несколько приличнее, чем на паперти, а то бы кто ее пустил в «Асторию». Лера, Космонавтов и попрошайка садятся в один лифт.
– Четвертый? – спрашивает у попрошайки Иван.
– Ага, и мне, – говорит та, рассматривая попутчиков.
– Чем занимается ваша фирма? – спрашивает Лера.
– Творческими командировками.
– Ничего себе, – удивляется Лера.
Выходят на четвертом этаже. Лера немного отстала от Космонавтова, попрошайка ее догоняет и шепчет:
– Сваливай срочно. Это плохой парень, – и с невозмутимым видом проходит чуть дальше по коридору.
– Переоденемся, причешемся, – бормочет Космонавтов, открывая дверь в номер. – И устроим маленький праздник…
Лере как-то не по себе от слов попрошайки, но она заходит.
Комната Юры смежная с маминой, и они с Эльвирой тихо пробираются через нее к выходу. Но мамаша просыпается.
– Юра? – говорит она, тараща бессмысленные глаза. – Ты что?
– Мама, все в порядке, – успокаивает ее Юра.
– Баба? – изумляется мать Юры. – Ты бабу в дом привел?
– Ну какая баба. Это девочка знакомая. Я сейчас ее провожу и вернусь.
– Дай воды, – просит мамаша.
Юра достает из холодильника воду, наливает в стакан.
– Девочка… – бормочет мамаша. – Мы все были девочки. Потом стали мамочки, а потом стали бабочки…
Эльвира засмеялась. Вынула из кармана грушу.
– Хотите грушу?
– Положи на стол. Сейчас не полезет ничего. Юра, который час?
– Десять вечера.
– Так. А ты куда собрался на ночь глядя?
– Я только Эльвиру проводить. Да мама, сейчас светло, куча народа на улице.
– Вот и плохо, что куча народа… О господи ты боже мой, и выпила всего ничего. На работе в отпуск провожали… Надо чистую водку пить, а когда ее с соком мешаешь, так ни фига не понятно… Сок и сок. Так. Я Инна Викторовна, а ты кто?
– Эльвира.
– Русская?
– Нет, не очень.
– Не очень? Инна Викторовна рассматривает девочку пристальней.
– Ясно. Цыганка. Юра, ты обалдел совсем – цыганку мне в дом притащил?
– Я не цыганка. Мы – каршары. Такой народ. Каршары.
– Каршары? Первый раз слышу.
– Нас очень мало.
– И что вы делаете тут у нас – каршары?
– Мы в Горелове живем. У нас большая семья, дом, лошадь, две собаки.
– Все устраиваются, – горестно итожит Инна Викторовна. – Даже каршары. А нам, русским, что делать? Когда в этом городе будет резервация для русских? Давай, каршарка, марш отсюда, чтоб я тебя больше не видела.
– Мама, зачем ты так? Она хорошая, мы подружились…
– Чей там голос из помойки нарушает тишину? – кричит Инна Викторовна. – Очистить помещение!
– Как тебе не стыдно, мама. Ну что ты гонишь? Никого не могу домой пригласить, всех друзей мне распугала. Живу с тобой, как в тюрьме!
– Чего еще? – озлилась мамаша. – Что вас не устраивает, хозяин-барин?
– Да проспись, тогда поговорим. Эх, мама…
Юра берет Эльвиру за руку и уходит.
– Каршары, – бормочет мамаша, заваливаясь опять спать, – все она врет. Цыганка и есть цыганка… рожа наглая…
– … И она сейчас в гостинице «Астория», – заканчивает Варя.
Митя тоже слушает.
– Федя, – говорит он, – такого нарочно не придумаешь. Может, правда?
