голливудские киноделы!
Удивительный человек и профессионал самим собой и своими космическими делами опровергает американские образы пьяных безумных русских космонавтов, представляющих угрозу миру. Сама личность против глупости из «Армагеддона».
Когда я спросил его, смотрел ли он Армагеддон, он сказал, нет, наши (в смысле друзья из отряда космонавтов) не советовали, вырвет. Я ему рассказал моменты сюжета, он долго хохотал, качая головой, мол, до чего они дошли. Но на последний вопрос, мог ли «Мир» летать, он твёрдо сказал: «Да, при условии планомерных и штатных ремонтов».
Законодательно-правовые выводы-вопросы
1. Необходимо ли снятие презумпции невиновности с образной фантазии?
2. Разрешает ли право смотреть ложь — снимать ложь?
3. Может ли считаться практика создания голливудских фантомов криминальной?
Цитата. «Режиссер, который талантливо снимает «чернуху», — просто преступник. Потому что нельзя просчитать тот урон, который наносит подобное сильно сделанное произведение, — считает режиссер Иван Дыховичный.» [85]
Цитата. Митрополит Кирилл: «Нет — всевластию насилия!»
«Отвратительные способы решения человеческих проблем предлагают сегодня кинематограф, телевидение, видео и особенно компьютерные программы. Посмотрите, что нам предлагается в качестве самого радикального и самого быстрого и красивого решения любой проблемы — насилие. Как легко гангстеры, полицейские решают при помощи пистолета и кулака возникающие проблемы, как им хочется подражать. И наши дети выходят на улицы и избивают друг друга, своих родителей». [86]
Вопрос. Может ли этот вывод стать основой для судебного разбирательства с Голливудом?
Цитата для повода из мультфильма «Черепашки- ниндзя»: «Иногда во имя добра следует заключать перемирие со злом». [87]
Понятие эстетической безопасности
Художественный продукт всегда считался благим. Это связано с ошибочным представлением, что все художественное — эстетично, то есть прекрасно.
Разумеется, такое представление убаюкивало сознание человека и уменьшало иммунитет против художественной экспансии, ослабляло сопротивление художественной агрессии. Понятие «агрессия», «оккупация», экспансия» вообще не связывались с «художественным творчеством», что делало «творца» безнаказанным террористом.
Голливудское производство фильмов поставило на повестку дня актуальность этих понятий.
Но это одна сторона дела. Если есть угроза, необходимо обеспечивать безопасность: безопасность личности, безопасность государства, безопасность народа.
Для этого необходима наступательная эстетическая политика в отношении американской кинопродукции.
Когда продюсеры говорят, что они вне политики, потому что вне политики искусство по определению, возникает сомнение. Это явное желание скрыть свое влияние на политику, чтобы избежать политической ответственности и представления продюсеров и музыкантов как политических фигур.
Но эмоциями делу не поможешь. Нужны аргументы.
Рок трактовался как модное развлечение, далёкое от политики, как просто активный творческий отдых. Это довольно хитрая позиция, которая требует объяснения. Как, например, трактовать песню Леннона из «Белого альбома» (1968–1969 г.) — «Революция» и песню Боба Марли «Африка, объединяйся!» («Africa unite!»), как ничего не значащую игру слов?
Продюсеры заявляют, что слова в музыке не главное, человек слушает мелодии и ритмы, преимущественно танцует, особо не вникая в текст. Поэтому тексты это просто артикуляционный фон. И приводится в пример популярность, к примеру, «Битлз» в СССР, когда 99,99 % слушателей вообще не понимали текстов, даже на уровне «Love me do». Этого и не нужно было! Главное — музыка. Она всего лишь поднимает настроение, развлекает, веселит, «разгружает». Как можно чем-то «загрузить», если человек «разгружается»?
Наркотики тоже можно трактовать как развлечение, поднятие настроения, но, тем не менее, они запрещены. О наркотическом эффекте от музыки давно писаны многие книги, но выводов пока нет.
Если начать с того, что само рычащее слово «рок» имело явно вызывающий характер, то направленность явления будет понятна. Рок, rock, имел значение скала, камень, утёс, но явно тяготел и к другому известному омофонному смыслу, известному из древнегреческой мифологии — злая судьба, которая приходила как «гром среди ясного неба». Roll — катиться, скатываться, крутиться. Формально это было «греметь и крутиться», а метафорически приводило к «раскатам злой судьбы». Значение твистового па — кручение — окончательно отошло на задний план после выхода на арену группы «Роллинг стоунз» («Rolling stones») — «катящиесякамни» и одноимённого, самого известного журнала о роке. А если учесть, что камень, stone, имеет «скальный» вариант — rock, то название может звучать по-другому Rolling rocks — катящиеся камни (глыбы горы и т. п.), отсюда рок-н-ролл, скорее можно перевести, как камни и накат, или — контекстно — накат камней, в просторечии наезд глыб. А если учесть, что rock все-таки означал не простой камень, а горный, утёс, то есть нависающий над человеком тяжёлый, часто смертельный (если неотвратимо катится с горы) монолит. Это значит, что камень — катящийся с горы, скатывающаяся с горы глыба, наводящая ужас своей поступью. Это всегда напоминало политическую власть, надвигающуюся на человека. Неслучайно эпохальный альбом Deep Purple — In Rock («В скале»), 1970 года, который знаменует эпоху тяжелого рока (дословно «тяжёлой глыбы»), высечены участники группы в скале. Но самое интересное, они высечены по аналогии с фигурами четырёх президентов США в Южной Дакоте на горе Рашмор. И тут рок не только связывается с вечностью, выраженной в камне, но и политическими фигурами, что открыто выводит рок за пределы чисто музыкальных процессов.
Одно ясно: многозначность, начиная со звукового сгущения ударных сонорных — «R» и «L», позволяла внести любой смысл в рок-н-ролл. Даже если изначально смыслов не было, их привносили позже путём разнообразных ассоциаций. Но в этой многозначности была доминанты — и скала и накат, и наезд каменных глыб, смысл вполне агрессивный, наступательный, который без политического компонента попросту не может существовать.
Нам представляется необходимым расширить представление о влиянии рок-музыки на политический и социальный процесс, чтобы поставить вопрос об ответственности и исполнителей, и продюсеров. Если вы делаете песню «Революция», то сразу квалифицируетесь не как музыкант, а как политик. Нет запретов — есть определения. Когда пишется «Интернационал», то политики получается больше, чем эстетики. Почему же рок-музыка вне этой логики? Ведь если сегодня человек будет слушать фашистские марши, то ему не просто поставят на вид, но и привлекут, однако в отношении рок-н-ролла этого не происходит.
Продюсеры говорят: как только перед художником ставится вопрос об ответственности, искусство умирает. Мы думаем так, что если искусство стремится к безответственности, то кому оно нужно? А если некоторые «искусства» несут угрозу, то нам придётся поставить вопрос о принудительной ответственности. Обратим внимание, мы не говорим о форме ответственности, мы говорим хотя бы об идее ответственности, потому что людям искусства она кажется дикой. Но нам, слушателям, она дикой не кажется. Если человек пишет песню и кайфует, то это совершенно
