Из более близких к нам по времени полиматов отличной памятью мог похвастаться Винер. Один из друзей Джона фон Неймана удивлялся его способности, «единожды прочитав книгу или статью, цитировать ее потом дословно». Другой свидетель отмечал, что память Неймана была «просто непостижима – в ней, как на фотографии, запечатлевалось все, что он когда-либо узнавал или видел» (Нейман еще не раз будет упомянут в этой главе, поскольку его способности, судя по всему, соответствуют всем пунктам ее воображаемой «анкеты») [663]. Дороти, супруга Джозефа Нидема, и некоторые из его коллег говорили о его «фотографической» или «фантастической» памяти [664]. Фернан Бродель называл свою память «слоновьей»: она позволила ему написать бóльшую часть огромного труда о средиземноморском мире, когда он находился в лагерях для военнопленных, не имея доступа к книгам и выпискам.
Скорость
Способность усваивать новые виды информации – и чем быстрее, тем лучше – необходима всем полиматам, и, как утверждается, некоторые ею обладали. Один из современников Гилберта Бёрнета отмечал его «способность быстро схватывать», а сам Бёрнет говорил, что его память «усваивает вещи сразу» [665]. Товарищ Луи Агассиса по Цюрихскому университету писал: «Агассис знал все. Он всегда был готов выступить по любой теме. Если это был предмет, с которым он был незнаком, он изучал его и быстро им овладевал» [666]. Точно так же биограф Маколея отмечал его «способность с одного взгляда усвоить содержание печатной страницы». «Он читал книги быстрее, чем другие их просматривают, а просматривал в таком темпе, в котором другие успевают только перевернуть страницу» [667]. Друг Робертсона Смита отмечал «необычайную быстроту его ума, который мгновенно усваивал знания почти по любому предмету».
Полимат Кеннет Боулдинг говорил о другом полимате, Анатолии Рапопорте, что тот был «человеком со способностью учиться необычайно быстро» [668]. Уолтер Питтс «был известен тем, что за несколько дней усваивал содержание учебника по новому для него предмету» [669]. Джозеф Нидем имел «особый талант изучать новые предметы» очень быстро [670]. Бывший одноклассник Лайнуса Полинга говорил о нем, что «казалось, будто ему было достаточно всего лишь сесть за стол и посмотреть в книгу, чтобы впитать всю информацию, даже не читая ее» [671]. Такая способность усваивать новые знания сочетается с желанием это делать. О Джордже Хатчинсоне, чьи интересы простирались от зоологии и экологии до истории искусств и археологии, говорили, что ему нравится изучать что-нибудь новое каждый год [672]. Один из пионеров искусственного интеллекта, Марвин Мински, сказал в интервью, что ему нравится «изучать новые вещи», в то время как «большинство людей не любят узнавать что-то новое» [673].
Воображение
Живое воображение является важной частью психологического инструментария полиматов. Чарльз Дарвин отмечал за собой склонность мечтать, а Герберт Саймон говорил о себе, что он «ужасный мечтатель», которому «редко удается сохранять связность мысли». Можно предположить, что благодаря подобным мечтаниям (которые воспринимаются окружающими как рассеянность) и подсознательным ассоциациям идей у таких людей и случаются хотя бы некоторые из их озарений. Одним из главных качеств полиматов является то, что Дарвин называл «увязыванием фактов», в его случае – сведений о различных видах живых существ и условиях их обитания [674]. Полиматы улавливают связи, которые упускают другие люди. Например, «прорывы» Шэнь Ко, упомянутого выше, «часто были следствием сопоставления догадок, которые с традиционной точки зрения никак не были связаны друг с другом» [675]. Если использовать язык Пьера Бурдье, полиматы распространяют «габитус», приобретенный в одной дисциплине, на проблематику другой. А если использовать терминологию Мишеля де Серто, у них есть особый дар «повторного использования» идей в новых контекстах.
Подобно поэтам и писателям, которые мыслят метафорами, полиматы постоянно проводят аналогии, занимаясь тем, что Аристотель назвал «обнаружением сходства в несходных вещах». Как мы уже видели, записные книжки Леонардо да Винчи содержат много примеров подобной практики: например, птицы и летучие мыши в них сравниваются с летательными аппаратами. Гердер однажды назвал Ньютона, Лейбница и Бюффона поэтами, поскольку они пришли к своим открытиям через аналогии, в то время как более поздние философы науки отмечали, что у научных теорий и моделей есть некое важное свойство, общее с метафорами [676]. Целый ряд открытий Томаса Юнга был основан на его умении проводить аналогии, например, между световыми и звуковыми волнами, а также между различными индоевропейскими языками.
То же самое можно отметить и в области социальных наук. Как уже упоминалось, Вильфредо Парето перенес идею равновесия из инженерной сферы в экономику. Макс Вебер позаимствовал понятие харизмы из теологии и применил его для обсуждения политики. Пьер Бурдье в своей социальной теории использовал целый ряд аналогий, взяв идею «поля» из социальной психологии, «габитус» из истории искусств, «капитал» из экономики и «освящение» из теологии.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что полиматы сыграли важную роль в развитии компаративного метода, определяемого как поиск сходств и различий. Свой вклад в сравнительную мифологию внесли, помимо прочих, Самуэль Бошар, Пьер-Даниэль Юэ, Джамбаттиста Вико, Джеймс Фрэзер и, из более близких к нам по времени ученых, Жорж Дюмезиль, изучавший миф в его длительной традиции – от Индии через Древнюю Грецию и Древний Рим до Северной Европы [677]. Одни полиматы, в частности Конрад Геснер, Лейбниц, Иоб Лудольф, Вильгельм фон Гумбольдт, сосредоточились на сравнительной лингвистике, другие – на сравнительном изучении права (например, Монтескье) или религий (Селден и Робертсон Смит). Слава Кювье зиждется на сравнительной анатомии, которая лежит в основе его знаменитых реконструкций облика вымерших животных (его талант к проведению аналогий отмечал Бальзак). В своей теории эволюции видов Дарвин опирался на аналогии с материалами, почерпнутыми из трудов Чарльза Лайеля о горных породах и Мальтуса – о народонаселении. Работы Алана Тьюринга в области искусственного интеллекта основаны на параллелях между людьми и машинами.
По этим причинам представляется полезным говорить о научном воображении, или, еще шире, о воображении, связанном с широкой образованностью, особенно богатом у тех, кто является новатором в своей сфере. Проводя аналогии, полиматы пользуются преимуществом своего знакомства с разными дисциплинами. Если инновация состоит, как было показано выше, в переносе концепций, полиматы являются одними из главных переносчиков [678].
Тезис о том, что полиматы, в частности, наделены плодотворным и творческим воображением, подкрепляется тем фактом, что многие из них, помимо прочего, сочиняли и публиковали стихи. Двадцать один пример полиматов раннего Нового времени не столь показателен, поскольку в те времена сочинение стихов было популярным занятием, по крайней мере среди образованной элиты [679]. Однако как минимум четырнадцать полиматов XIX и XX столетий делали то же самое, причем не только Гёте, Кольридж, Мэтью Арнольд и Томас Маколей, но еще не менее десяти других [680].
