в современных условиях молодежь, достигнет фундаментальных изменений, и Россия из фактора нестабильности в регионе и агрессии превратится в свободную страну и желаемого партнера для соседей», — сказано в заявлении.
При этом Саакашвили отметил, что политика нынешнего руководства России подрывает доверие к ней.
«Недемократичное правление сегодняшней России, использование методов запугивания как внутри, так и за приделами страны — это те основные факторы, которые мешаю не только развитию России, но и подрывают доверие к России, и делают ее крайне некомфортным партнером», — добавил Саакашвили.
19 июля 2013 года в «Новой газете» вышла статья Андрея Колесникова «Алексей Навальный стал новым Ходорковским» [157]. «Самые резонансные посадки измеряются политическими циклами, — пишет Колесников. — Посадка Ходорковского маркировала в 2003 году начало новой политической эры в истории России — эпохи постсоветского бархатного авторитаризма, из которого постепенно стерся весь бархат, и осталось грубое сукно формы офицера НКВД. Посадка Навального на дикий для несовершенного преступления срок маркирует вхождение «в сок» новой стадии развития режима — политической заморозки и одноколейного движения в один конец, не предполагающего уступок гражданскому обществу».
По мнению Колесникова, все события последнего времени были событиями-символами, богатыми политической семантикой. Их можно было расшифровывать как «коды новой власти, которая прощупывала границы дозволенного: безумные парламентские законодательные инициативы, болотное дело, дело экспертов, отъезд Сергея Гуриева, процесс Навального».
«По приговору Навальному можно судить о степени жесткости режима Путина 3.0, - продолжает Андрей Колесников. — Во-первых, он обвинительный. Чего можно было ожидать, потому что однократно использовав Навального на выборах мэра Москвы, его можно было бы спокойно «закрывать», остановив движение из онлайнового оппозиционного поля в офлайновое пространство легальной электоральной политики. Во-вторых, назначенный срок — шокирующе огромен. И, пожалуй, именно избранная судом мера наказания, абсолютно несоразмерная содеянному (даже если на секунду допустить, что в деле Навального есть состав преступления) свидетельствует о продолжающемся ОЖЕСТОЧЕНИИ режима».
Публицист призывает отнестись к приговору Навальному как к индикатору и маркеру политической ситуации и характеристики режима. Колесников пишет: «Алексей Навальный для власти оказался фигурой двойного назначениям помощью жестокого приговора им пугают всех остальных, власть посылает сигнал — с оппозиционерами шутить и заигрывать уже никто больше никто не будет (так когда-то с помощью приговора в отношении Ходорковского-Лебедева «построили» олигархов); одновременно — до вступления приговора в законную силу — его пытались, допустив к выборам мэра Москвы, использовать для дополнительной легитимации заведомо известного победителя. Навальный снялся с выборов, отказавшись подыгрывать комбинации, разработанной в администрации президента. Кстати, слишком жесткий приговор свидетельствует о том, что Вячеслав Володин не до конца управляет ситуацией: эксцесс исполнителя в лице суда и судьи Блинова сломал красивую домашнюю заготовку».
На приговор Навальному отозвался и сам Михаил Ходорковский, отбывающий очередной срок по делу ЮКОСа [158]. «Сегодня, для того чтобы стать героем, достаточно просто быть честным. Не быть предателем. Я хорошо знаю это чувство, когда до глубины души поражаешься, что люди, которые тебя даже в глаза не видели, на процессе отказываются клеветать и идут в тюрьму, — написал Ходорковский. — Сегодня репрессивная машина власти направлена именно на случайных людей. Почти три десятка человек, выхвачены из толпы и посажены на скамью подсудимых по «болотному делу» не просто так. В этом циничный и жесткий посыл власти: неважно, кто ты — белоленточник, инженер, студент, пенсионер, оппозиционер, физик-теоретик, менеджер, математик, коммерческий директор, ученый или бомж. Вышел на санкционированный митинг — сиди. Пытался честно работать, не давать откаты, не входить в систему — сиди. Разоблачал чиновников, выводящих за рубеж бюджетные миллиарды, — умри в СИЗО, и уже мертвого тебя признают виновным во всех смертных грехах!»
По мнению экс-главы ЮКОСа, обвинительный приговор 18 июля был предсказуем и неизбежен, ведь «для России нет ничего необычного в осуждении политических оппонентов власти по уголовным статьям».
«До тех пор, пока мы не поймем, что уже стучатся в дверь ко всем и каждому, пока не почувствуем, что дела Навального, Болотной и еще сотни тысяч невинно осужденных, — это наши дела, нас так и будут сажать поодиночке, — считает Ходорковский. — Или группами, сварганив дело о массовых беспорядках или о преступной группировке, задумавшей продать всю нефть, лес или почту».
И всё-таки Ходорковский в своём заявлении оптимистичен. «Невозможно идти против хода истории. Кончается эпоха неверия и равнодушия, — уверен он. — Каждый, кто отказывается клеветать ради своего благополучия, каждый, кто не боится встать в одиночный пикет, каждый, кто не дает забыть о сидящих к клетке двенадцати случайных ребятах, — делает нашу страну лучше.
Это и есть патриотизм».
На наш взгляд, однако, сравнение Ходорковского и Навального не совсем корректно. У них разный «предпосадочный» бэкграунд, разные группы поддержки, разная история отношений с властью (у Навального, собственно, этих отношений просто нет). Если Навальный изначально известен именно как оппозиционный политик, то Ходорковский стал политической фигурой, в «идейном» смысле этого слова, лишь после возбуждения против него уголовного дела. При наличии значительного числа поддерживающих Ходорковского (до сих пор) медийных ресурсов, акции в его поддержку всегда были малочисленными и собирали весьма ограниченное число участников, укладывающееся в несколько сотен. Ходорковский — моральный авторитет исключительно для либерально-демократической общественности, Навальный же — объединительная фигура для гораздо более широкого круга протестных и околопротестных политических активистов. Ходорковский был вынужден стать политиком, Навальный сделал себя политиком по собственному желанию, пройдя через серию проб и ошибок («Яблоко», «Народ», Координационный совет оппозиции).
Конечно, Алексея Навального сравнивают и сего главным оппонентом, который до последнего отказывался произносить его фамилию, — президентом Владимиром Путиным. Телеведущая Ксения Собчак после эфира на телеканале «Дождь» с недавно освобождённым Навальным [159] символически подарила ему книгу с пьесой Евгения Шварца «Дракон» [160]. «Человек, который сломлен злостью и агрессией, может стать вторым Путиным, и в таком случае для тех людей, которые хотят настоящих перемен, ничего не поменяется. Я хотела бы пожелать Алексею справиться со своими понятными чувствами и эмоциями и остаться в истории просвещенным человеком, который смог перебороть и свои страхи (это ему уже удалось), и свою злость, и свое вполне человеческое желание мстить», — говорит Собчак. По её мнению, если Навальный борется «со своими личными врагами — с Путиным, с Якуниным, с кем-то еще, — то эта борьба никому не принесет победы… Ну, победит он Путина — и сам станет Путиным 2.0. Ни он сам, ни мы все от этого не выиграем».
Ксения Собчак признаётся, что её пугает, когда Навальный говорит: «Я посажу Путина». «Чем он тогда отличается от Путина, который сейчас сажает Навального? Мне это, конечно, не нравится, — говорил Собчак. —
