обесценивается отставанием законодательной базы. (3) Генная терапия уменьшит или вообще устранит затраты на лечение многих генетических заболеваний, с которыми мы сталкиваемся сегодня, таких как болезнь Альцгеймера, болезнь Паркинсона, множественные виды рака, наследственные болезни сердца и т. д. Общий потенциал снижения затрат составляет более 40 %, но об этом рано говорить до начала 2030-х годов. (4) Персонализированная медицина – это цифровые медицинские услуги: профилактическое лечение плюс диагностика в режиме реального времени. Лекарства будут назначаться индивидуально, на основе вашего генома, анализа крови, биома кишечника и генов вирусов и бактерий, что обеспечит лечению гораздо бóльшую эффективность.
Благодаря технологической реформе самые передовые умные экономики забудут о росте расходов на здравоохранение. Фактически, как только в развитие этих основных технологий и систем начнут инвестировать, национальные базы данных в сочетании с приватизированными службами управления здравоохранением смогут сократить расходы на национальном уровне на 30–50 % в год, при этом значительно повысив эффективность результатов.
Это позволит нам обратить внимание на самую серьезную болезнь XXI века, а именно – старение. По некоторым оценкам, к 2040 году мы достигнем «скорости убегания от старости» (longevity escape velocity) и сможем сначала нейтрализовать старение, а затем обратить вспять связанные с возрастом изменения. В 2015 году международная группа генетиков и ученых опубликовала статью под названием «Пришло время классифицировать биологическое старение как болезнь» [160]. В статье утверждается, что исторически старение рассматривалось как естественный процесс, но научные исследования последних двух десятилетий показали, что мы можем замедлить и даже обратить вспять элементы этого естественного процесса; следовательно, клиническое старение в конечном счете будет рассматриваться как любое другое предотвратимое или управляемое состояние.
В подтверждение этого ВОЗ в 2018 году добавила в базу данных Международной классификации болезней специальный код-расширение, идентифицирующий «возрастные» заболевания, определяемые как «вызванные патологическими процессами, которые стабильно приводят к потере адаптации организма и прогрессируют в старшем возрасте».
Мы могли бы написать целую книгу о лечебных процедурах, влияющих на долголетие и прекращение старения, но пока что повременим. Долголетие как элемент будущего общества рассматривается в последующих главах книги.
Мы по-прежнему ожидаем, что на доступность определенных услуг, таких как терапия продления жизни, будет сильно влиять неравенство, поскольку первыми к этим дорогостоящим методам лечения или возможности диагностики на дому, доставке персонализированных лекарств с помощью дронов, биопечати органов, вариантов их замены и т. д. доступ получат богатые. Однако возможность управлять здоровьем граждан при меньших затратах – желаемый результат данных системных изменений, и доказательства этого очевидны. Здравоохранение станет значительно дешевле, как только мы подвергнем весь сектор технологической реформе.
С 1975 года государственные расходы на здравоохранение, измеренные в процентах от ВВП, росли во всех странах ОЭСР. К 2030 году они начнут выравниваться. К 2040 году наверняка пойдут на убыль.
Рисунок 16. Обри де Грей, один из ведущих мировых ученых в области изучения долгожительства, предсказывает, что 2036 год станет тем моментом, когда мы перестанем стареть (фото: Twitter @aubreydegrey) [161]
Это не социализм, а бизнес-кейс
В конечном счете, речь идет о простой экономике.
В то время как период с 1980 по 2010 год в развитых странах привел к «буму» частного здравоохранения, частного образования и финансовых систем, чрезвычайно выгодных для богатых, очевидные неудачи во всем социальном спектре заставляют нас признать одну тенденцию: результаты деятельности на свободном рынке поляризуются в зависимости от вашего экономического положения. Это противоречит как основной цели самой экономики, так и философским движущим силам человечества в целом.
Важнейшие социальные проблемы современности, а именно образование, здравоохранение, доступность финансовых услуг и бездомность, имеют технические и стратегические решения, которые, вполне возможно, в течение следующих двадцати лет резко снизят стоимость удовлетворения этих основных потребностей наших граждан. Во второй половине текущего десятилетия наступит момент, когда политики, которых мы привыкли называть «социалистами», смогут компетентно утверждать, что национальные государства способны устранить социальные проблемы при помощи масштабных систем, опирающихся на массивные наборы данных и искусственный интеллект. Как только бóльшая часть населения поверит, что эти решения вполне можно реализовать без дополнительного налогового бремени, сопротивление более социально ориентированной политике неизбежно уменьшится.
Средства, выделенные на всеобщее здравоохранение и жилье для бездомных, будут гораздо эффективнее тратиться, если следовать принципам техносоциалистов, чем если направить их на де-мотивированный и неэффективный частный рынок. К 2035 году образование станет гораздо доступнее и качественнее. В конечном итоге благодаря технологиям стоимость предоставления основных товаров и услуг будет намного ниже в пересчете на душу населения (ВВП), нежели сегодня.
Поскольку автоматизация повлияет на занятость, то не исключено, что многие медицинские учреждения обанкротятся, доступность частного здравоохранения резко упадет, а приобретение жилья и возможности получить образование и добыть пропитание станут весьма ограниченными. Чтобы смягчить социальный бунт, государство должно будет гарантировать населению, что оно предоставит им эти услуги в качестве основного элемента экономического продукта. Встав перед выбором, инвестировать ли в технологическую реформу для обеспечения более низких цен на основные блага, такие как здравоохранение, жилье и образование, вместо того чтобы просто отдать их стихии свободного рынка, правительство может столкнуться с тем, что население начнет всё чаще выражать ему свое недоверие из-за его неспособности решать основные проблемы. Вероятность того, что граждане просто примут такие условия, при которых политика не подразумевает борьбу с неравенством и отчуждением, становится всё меньше. Благодаря интернету, повысившему уровень прозрачности, информированность и вовлеченность граждан заметно возросли.
Мы вплотную подходим к тому моменту, когда революция становится весьма и весьма возможной, если перечисленные базовые услуги так и не встроятся в экономику.
Глава 7
Снижение риска революции
«Бедность – мать революции и преступности».
– Аристотель
От Гонконга до Ирака и Чили, от Нью-Йорка до Лондона, от Москвы до Сиднея – в последние годы протестующие по всему миру вышли на улицы, чтобы выступить против своих правительств. Тенденция это или аномалия? Хотя за всю историю мы знаем несколько крупных протестов, публичные демонстрации – в основном современное явление.
Рисунок 1. Интенсивность протестов по всему миру в 2014 году (источник: проект GDELT)
Революция начинается в Twitter
Дюрант утверждал, что в прошлом, когда наблюдалось финансовое неравенство, подобное тому, что мы видим сегодня в мире, выходов обычно было два: революция, вызывающая политические изменения, и законодательные меры, предвосхищающие революцию и перераспределяющие богатство до того, как это произойдет насильственным путем. Однако сегодня мы видим, как революцию разжигают
