дисциплины. Особенно если этот другой полезен на службе, лично симпатичен, в данный момент не бузит и мечтает забыться крепким сном. Лейтенант обещал отправить эту глупую посылку с сапогом, свидетеля срыва сержантских эмоций. Всё сломалось в устоявшихся отношениях, хотелось все быстро замять, забыть, объяснить трудностями момента. По второму и третьему кругу сержант проверил, что его желание отправить посылку будет исполнено, и лейтенант подтвердил обещание. Прохоров с детским доверием глянул, вздохнул безрадостно, встал, пошатнувшись, махнул рукой и направился к выходу из канцелярии. Коростелев проследил, как он дошел до своей койки, забрался под одеяло, повернулся на бок и подобрал ноги, словно перевернул неудачную страницу своей книги жизни и отвернулся от нее. Прижав голову к трубчатым прутьям кроватной спинки, он затих, отсекая сном часть своего прошлого. Сквозь большие окна лился жидкий лунный свет, и слабый сквозняк доносил смоляной сосновый настой. Батарея в унисон спала, и только караульный остался свидетелем этих перемещений.
– Ты мне ничего не смог доложить, когда я вошел в казарму. Если ничего больше не случится, забудь, что видел, – тихим голосом лейтенант разъяснил рядовому, что нужно делать. – В выходные возьму тебя в увольнение в город. – Это был весьма действенный дисциплинарный и воспитательный стимул, караульный расплылся в наивной улыбке.
Задержка в казарме обернулась разочарованием в офицерском общежитии, ибо томительное для партнеров ожидание Коростелева закончилось началом игры на троих, с обещанием начать пульку на четверых по завершению партии. Виктор использовал предъявившуюся возможность для нового посещения казармы, прошелся вдоль двухярусных кроватей, заглянул в туалет, проверил дверь каптерки – все было спокойно. Офицеры штаба дивизиона не беспокоили.
23
Сон отходил, расталкиваемый настойчивым тереблением плеча посторонним человеком. Это было надругательством над самым святым – правом на отдых. Двинуть бы этого шутника между глаз, да просыпаться не хотелось.
– Товарищ лейтенант, вставайте! Боевая тревога! – сержант явно получал удовольствие от выполняемого действия и преувеличенного значения своих полномочий. Лейтенант видимым усилием воли заставил себя сесть в постели: не было большей печали, чем поднимать жаждущее отдыха тело, утомленное затянувшимся расписыванием преферансной пульки. Кое-как нащупав брюки, он рывком натянув их на выкинутые вперед ноги.
– А прапорщик где? – заметив пустую койку напротив, спросил лейтенант глухим голосом.
– В казарме, руководит подъемом, – значит, как условились, Авдеенко с утра был на месте.
– Хорошо. Сейчас приду! – а в голове шевелился червячок сомнения: по всем раскладам и прикидкам не должны были поднимать восьмую батарею по учебно-боевой тревоге, да и на вечернем сборе командир дивизиона говорил тоже самое.
С надеждой, что недоразумение с подъемом по тревоге скоро отменят, Коростелев подбежал к казарме, сослуживцы, громыхая автоматами, заканчивали построение в колонну. Лейтенант неуверенно пощупал кобуру с пистолетом, личное стрелковое оружие было на месте – на поясе. Для подготовки ракеты к пуску это ничего не значило, но немного на душе стало спокойнее. Топтаться в такой ситуации не пристало, и он скомандовал:
– Батарея! На стартовую позицию бегом – марш!
В предрассветной дреме дивизионного городка гулко разнесся топот более сорока пар кирзачей. Пожилой прапорщик, мелко семеня, поотстал. С повышением темпа бега мозг сбрасывал сонливость. Утренние пробежки делали свое дело – бежалось легко. С надеждой, что вот сейчас все разрешится, Коростелев направился в девятку, отправив батарею к хранилищу ракет. Кошка Муська перед входом смотрела на своего друга и покровителя недоуменным взором широко раскрытых зеленых глаз: время завтракать, а тут такой переполох, никто даже не погладит в горячечных перебежках. Лейтенант сбавил темп, глубоко вздохнул и толкнул бронированную дверь бункера боевого командного пункта. Поднявшись ему на встречу майор Северов выкинутой вперед рукой строго указал, что доклада о прибытии за получением боевого задания не нужно – секунды, сбиваясь в минуты, уже бегут.
– Привести ракету в готовность к пуску составом дежурной смены! – отдал он распоряжение, протянул конверты с боевым заданием и ключи от ангара хранения ракет. А когда Коростелев растерянно взял все это в свои руки, аскетичное лицо майора, выражавшее до этого томительную муку, смягчилось, и он по-отечески добавил: – Ну ты, сынок, постарайся – очень на тебя надеемся. – Из-за пульта сквозь усы широко улыбался главный бенефициар вчерашней пульки лейтенант Исаев, несший дежурство с начальником штаба дивизиона, подвигая для подписи журнал выдачи ключей – на квадратном лице его короткий сон не оставил никакого следа.
Вот если стрельба из пистолета или автомата на стрельбище, то сначала идет нудный инструктаж, как бы чего не вышло, а если нужно оружие массового поражения навести на реального или воображаемого противника – вот тебе конверт в руки и ключи от ангара, подпись в журнале – и все формальности. Отсидеться на скамейке запасных не получилось. Невозможное является таковым, пока оно не случилось и не переродилось в неизбежное.
«Конфликт назревал в условиях нагнетания международной напряженности, экономических санкций, свертывания культурных, научных и спортивных контактов. К границам нашей страны скрытно выдвинулись ударные сухопутные группировки, на ближайших аэродромах центрального направления разместились самолеты стратегической авиации противника, на передовые позиции были выведены силы быстрого развертывания и готовился удар основных стратегических сил. В связи с провокационными действиями противника по приказу командования дивизион занял готовность военной опасности», – начальник штаба дивизиона майор Северов не раз писал и читал обзоры учений, проводимых ракетчиками, и на этот раз набор фраз будет приблизительно таким же. Вот только сегодня утром комиссия из штаба дивизии подняла дежурные расчеты уже двух батарей во главе с кадровыми офицерами и остановила выполнение ими учебного задания по пока неясным основаниям, что вызывало обоснованную тревогу, восьмая батарея во главе с двухгодичником пошла третьей по указанию от проверяющих. Все это сулило много неприятных штабных разборок.
Часть батарейцев во главе с прапорщиком Авдеенко, предназначенная для транспортировки вручную тележки с ракетой на стартовую позицию, толклась у ворот хранилища, в то время как остальные под руководством сержантов отделений уже подбегали к боевым постам с вверенной им техникой отделений батареи. Коростелев, успокаивая дыхание после бега, сорвал временную пломбу с замка, загремел ключами и распахнул створ массивных дверей.
– Это вот, Володин уехал в Зарайск с Ефимовым, я думаю, что на установщике будет работать Крюков, он недавно из учебки и еще не забыл, что делать надо, – прапорщик Авдеенко сообщил лейтенанту предлагаемую им перестановку в стартовом отделении. – А я – и за начальника, и за сержанта.
– Справишься? – Коростелев на всякий случай спросил Крюкова. – Не забыл порядок операций?
– Да вроде бы не забыл, – ответ не показался бодрым и уверенным, но другого решения по оператору установщика не
