После бойни министр юстиции Жан Гол выступил по телевидению, пообещав перепуганному населению уделять безопасности больше внимания. Повторные теракты привели Бельгию в состояние паники. Полиция у супермаркетов была усилена десантными войсками и джипами с установленной на них легкой артиллерией. Свидетели и эксперты согласились с тем, что эти погромы были не работой мелких преступников, а кровавыми операциями элитных профессионалов. Это можно было понять по их спокойствию и профессионализму, с которым они действовали, и по их оружию, а также по тому, как лихо они ускользнули под самым носом у бельгийской полиции. Убийцы всегда работали в очень небольших группах. Тот высокий человек, присутствующий также и в Аалсте, которого свидетели и журналисты начали называть «гигант», снова и снова появлялся во время атак, отдавая приказы и стреляя из итальянского автоматического ружья специального назначения SPAS12. Жестокость была их фирменным знаком. В одной из атак 30 сентября 1982 года полицейский лежал раненый на мокром асфальте. Он был хладнокровно добит с близкого расстояния. Во время очередной атаки 3 марта 1983 года в продовольственном магазине в Нивелле убийцы — после убийства пары и подачи сигнала тревоги — вместо того, чтобы бежать, ждали прибытия полиции. Полицейский попал прямо в засаду.
Существовала ли связь между этой сетью и актами террористов, осуществленными в Бельгии в течение последних десяти лет? — Бельгийский парламент поручил узнать это специальному комитету, который занимался вопросами, связанными с «Гладио». Несмотря на проделанную скрупулезную работу, сенаторы так и не смогли ответить на этот ключевой вопрос. Причина, по которой так и не удалось найти ответ, скрывалась в отказе руководства SDRA8 и STC/Mob раскрыть имена своих членов. «Комиссии не удалось найти никаких признаков, из которых можно было бы заключить наличие какой-либо связи между сетью, террористическими актами и бандитизмом, — отметили сенаторы в своем окончательном докладе. — Отказ ответственных лиц из SDRA8 и STC/Mob от предоставления экспертным судьям информации по всем гражданским агентам не позволил провести проверку, которая, возможно, убрала бы все сомнения. А группа судей, которая консультировала сенатскую комиссию, не смогла доказать, что в бельгийская секретная армия была связана с бойней в Брабанте. «У экспертных судей до сих пор [цитата 1991 года] нет ни одной зацепки, которая позволила бы полагать, что члены SDRA8 и STC/Mob могли бы участвовать в преступной деятельности, что значительно отразилось на общественном мнении» (73). Судьи также не смогли расследовать дело: «Судьи сожалеют, что не могут ответить на вопрос с большей определенностью: тишина в вопросе предоставления информации о личностях агентов не позволяет судьям провести необходимые проверки и установить всю правду» (74).
Если секретной армии нечего скрывать, то ее представители должны предоставить информацию по ее членам, рассуждала бельгийская пресса, в то время как сенаторы боролись с завесой секретности. Но два руководящих лица «Гладио» в рамках бельгийской исполнительной власти — М. Раес, влиятельный директор Surete de'IEtat с 1977 по 1990 год и глава STC/ Mob, и подполковник Бернар Легран, глава бельгийской военной секретной службы и глава SDRA8 — категорически отказывались предоставить информацию. Категорический отказ исполнительной власти ответить на вопросы законодательной и судебной власти вызвал бурю протеста против бельгийской демократии. Отказ Раеса и Леграна сотрудничать был незаконным, потому что министр юстиции Вателет, стоящий выше Раеса по должности, и министр обороны Гоэм, стоящий выше Леграна по должности, приказали своим подчиненным сотрудничать с расследующими дело секретной армии и огласить имена. Однако все попытки были безуспешными.
Так как вопрос о бойне в Брабанте остается наиболее чувствительным в истории бельгийской секретной войны, сенатская комиссия согласилась с министерствами обороны и юстиции, что те имена бывших или настоящих членов сети секретной армии, которые известны, будут переданы только трем судьям, которые, в свою очередь, будут иметь дело с конфиденциальным материалом. Магистраты откроют конкретные имена, только если кто-либо из этих лиц был вовлечен в смертельные события 1980-х годов (75). Таким образом, конфиденциальность была бы гарантирована, если бы солдаты секретных подразделений не были связаны с бойней в Брабанте. По всем показателям это было справедливое предложение. Но Раес и Легран стояли на том, что они никогда не откроют имена. Затем было высказано предположение, что если не имена, то, по крайней мере, следует открыть даты рождения солдат секретной армии, с тем чтобы позволить судьям сравнить их с датами рождения предполагаемых террористов резни в Брабанте. Но это предложение также было отклонено.
«Что бы министр ни говорил, все равно остаются очень веские причины не открывать имена подпольщиков. По разным причинам — будь то социальные причины или семейные — солдаты полагаются на обещания, данные им, — объяснил подполковник Легран. — Все останется без изменений. Я не буду давать никаких имен подпольщиков, только если не будут предъявлены доказательства, — настаивал он, хотя и знал, что доказательства могут быть найдены, только если будут предоставлены имена. — Это приличная организация. Я не понимаю, почему так много шума на эту тему, — жаловался Легран. — Когда я читаю статьи в прессе, я не могу поверить, что кто-то может быть настолько заинтересован этой проблемой, когда есть так много других важных вещей» (76). Сенаторы и судьи продолжали наседать еще три месяца. Это была прямая конфронтация. Но в итоге Раес и Легран выиграли соревнование. Имена не были открыты. И 28 марта 1991 года в ведущей бельгийской ежедневной газете Le Soir было напечатано следующее зашифрованное заявление: «Дайте нам имена!» — «Никогда!» — ответ «гладиаторов». — Час правды [l'heureduchoc] пришел. — Это Брюссель зовет. — Дорогие друзья по операции Staybehind, «филиал» SDRA8 уверяет вас в своем большом уважении и благодарит вас за преданность стране. Они гарантируют, что давление и угрозы пусты и что гарантии будут соблюдены. Адольф хорошо выглядит!» (77).
Комиссия по «Гладио» была унижена. Сенаторы смогли установить, что статья в Le Soir была напечатана по приказу Леграна и что «она может рассматриваться как форма коллективного сопротивления против намерения комиссии узнать имена» (78). Фраза «Адольф хорошо выглядит!» служила для указания того, что сообщение действительно пришло от высшего руководства тайных армий, которым предстояло в случае оккупации действовать на территории занятой противником. Раес и Легран оба были вынуждены уйти в отставку после этих событий, и их карьера в Бельгии была закончена. 23 ноября 1990 года правительство Бельгии решило прекратить работу секретной армии и всякое сотрудничество с аналогичными зарубежными сетями. Более всего бельгийских сенаторов разозлило то, что ЦРУ и МИ-6 как командующие европейскими сетями тайных армий были прекрасно осведомлены об именах бельгийских гладиаторов, но несмотря на самые серьезные подозрения в контексте террора в Брабанте, они, как Раес и Легран, отказались сотрудничать. Сенатской комиссией было установлено, что «имена агентов хранились соответствующими спецслужбами в запечатанных конвертах в ящиках в Вашингтоне и Лондоне» (79).
В то время как бельгийская пресса пришла к выводу, что британские и американские секретные службы были ответственны за тайны, которые продолжали окружать бойню в Брабанте, в 1996 году бельгийское Министерство юстиции попросило профессоров Лувенского университета Фижнота и Верстратен выяснить, почему в Бельгии секрет не был раскрыт. Но после двух месяцев исследований профессора вышли в отставку, сокрушаясь, что серьезный недостаток сотрудничества со стороны бельгийского правительства сделал продолжение расследования невозможным для них (80). После этого был сформирован еще один парламентский комитет для выяснения, почему бельгийская демократия была не в состоянии пролить свет на бойню в Брабанте. В октябре 1997 года комиссия представила убийственный доклад на 90 страницах. Это был подробный перечень некомпетентности официальных лиц во время исследования проходивших в Брабанте массовых убийств в 1980-е годы, доклад, обвиняющий бельгийскую полицию в срыве и неэффективности расследования, в ходе которого документы были утеряны или уничтожены, инициатива не развивалась, и информация не передавалась в другие подразделения (81).
Новый свет внезапно пролился на дело о бойни в Брабанте, когда исследователь «Гладио» Алан Франкович выдвинул идею о том, что части бельгийской секретной армии, возможно, сотрудничали с бельгийской крайне правой организацией Westland New Post (WNP) (82). Уже в 1988 году британский независимый журналист Джон Палмер сообщил, что доказательство в деле массовых убийств в Брабанте «сейчас указывает на значительное число крайне правых, в том числе неонацистскую группу Westland New Post (WNP)». В 1974 году была основана бельгийская ультраправая организация «Молодежный фронт» (Front de la Jeunesse — FJ). Пять лет спустя внутри FJ была создана WNP, ветвь вооруженных боевиков правой организации. «Молодежный фронт» был создан в 1974 году и просуществовал до 1980-х годов. Иногда это была политическая организация, иногда — боевая группировка, — так охарактеризовал свою организацию глава FJ Франсис Доссонье в документальном фильме Франковича о «Гладио» (83). Он подтвердил, что организация была «ультраправого толка», добавив, что это «было, по сути, молодежное движение и движение боевиков». Доссонье подтвердил, что FJ прибегал к насилию во многих случаях: «Молодежный фронт» осуществлял действия, которые нарушали порядок вещей. И то, что было прочно установлено, теперь было под вопросом. FJ действительно беспокоили многие вещи, раз они хотели уничтожить их». Проводя свое военизированное обучение все более и более открыто, FJ столкнулись с критикой. «Молодежный фронт» стали осуждать за создание лагерей. На самом деле, мы делали то же самое, что и скауты. То, что делается со стимулом, получается гораздо лучше» (84).
