– Сам позвоню Ренато Пичардино и от имени рабочего профсоюза «Защита» принесу ему извинения.
Все, кто в этот момент был в читальном зале, со стыда глаз не могли поднять.
Пролетело лето красное. В цехах жара сменилась собачьим холодом. Со свистом гуляли пронизывающие тело сквозняки. До души добирались. Работа валилась из рук.
Начальству же хоть бы хны. Нажатием кнопки перевели кабинетные кондиционеры на обогревательный режим: Африка!
Срок контракта заканчивался. В отделе кадров мне вручили обходной лист. С ним совершал я ритуальный круг по заводским службам, по разным злачным местам в подтверждение того факта, что совесть чиста, что ничего казенного я не заначил и не зажилил.
У профкомовского подъезда путь преградила спираль круто закрученной очереди. На ракете не пробиться. Человеческая масса гнулась, но не поддавалась. Пришлось войти в контакт.
– Чего тут дают?
Глядели, как на инопланетянина. Кто-то нехотя вякнул:
– Не дают, а берут.
– Что с нас еще можно взять?
Раздалось сразу несколько голосов:
– Акции наши скупают.
– Дорого платят?
– Пятьсот рублей за штуку.
Ценных бумаг на ГПЗ я, понятно, не заслужил. А торопиться было некуда: у кадровиков обед. Нашел я в очереди крайнего и пристроился. На всякий случай. Кому-нибудь из знакомых место свое подарю.
Народ вокруг стоял солидный: от сорока пяти до неопределенного возраста. Большей частью женщины. Минут через пять меня плотно прикрыли с тыла. Рядом оказался довольно общительный товарищ. Назвал свое имя-отчество (Евгений Маркович) и вкратце приоткрыл историю приватизации завода. Между прочим, и свою биографию.
Лучшие годы своей жизни мой сосед отдал цеху мелких серий (ЦМС), где делают до сих пор штучную работу. Четверть века простоял у прессовального станка. Здесь и застала его безумная перестройка. И пошел крутеж.
– Как акции мне достались? – переспросил Евгений Маркович. Медлил с ответом. Наверное, взвешивал, стоит ли доверяться незнакомцу. Наконец решился: – В девяносто втором их выдавали в обмен на заводские ваучеры, – прошептал в самое ухо: – С них все беды и начались.
Много чего под те хитрованские фантики народу было наобещано. Все оказалось туфтой. Никакого навара акции ГПЗ их обладателям не дали. За восемь лет ни копейки! Потому и отношение к ним было плевое. При нужде отдавали за полета. А то просто за бутылку водки. Потом «хождение» радужных бумажек с эмблемой шарикоподшипника прекратилось. Спрос упал.
Прошлым летом (со второй попытки) собралось собрание акционеров. Шумно рассаживались по местам. В рабочий президиум избрали тридцать душ. Не хватало только «Интернационала». Его заменил сыгранный по трансляции «Марш энтузиастов». Слова: «В своих дерзаниях всегда мы правы» зал встретил радостными рукоплесканиями.
Далее пошло по накатанной колее. Заслушали отчет генерального директора о финансовом состоянии. После него на трибуну вышел председатель ревкомиссии. Выходило: баланс отрицательный, делить нечего. Однако уныния в зале не чувствовалось. Под сводами Дворца культуры временами вспыхивали аплодисменты. Иной раз вроде бы и некстати. Говорили, будто их заранее записали на пленку еще в давние времена, теперь же прокручивали, то есть передавали в зал через усилители.
Спектакль с шумовыми эффектами длился в общей сложности минут этак тридцать. Успели заслушать и утвердить аж восемь «вопросов». Тем временем по коридорам и в кулуарах дворца сновали молодчики с крутыми затылками. Наперебой, за бесценок скупали у доверчивых и размягченных заводчан обесцененные акции. По сорок рублей за штуку.
Теперь в толкучке у профкомовского подъезда затесалось несколько участников летнего собрания. Они немного важничали, похоже, гордились тем, что сподобились чести присутствовать на «мероприятии» пусть и не исторического значения, а все же знаменательном. Хотя событие быльем еще не поросло, уже выявились желающие делиться воспоминаниями и личными переживаниями.
– Воду в фойе давали пить сладкую бесплатно, – высказалась бабуля в голубенькой панамке с гербарием из цветков бессмертника.
Евгений Маркович напомнил нечто более важное. Будто директор в заключительном слове укорял горемык в близорукости и в отсутствии здравого патриотизма. И даже слово в слово процитировал Комарова: «Вы же сами, грит, как кролики лезете в пасть удава».
– А вот это и напрасно, – чуть слышно произнесла стоявшая рядом со мной итээровского обличья дамочка. Оглянувшись по сторонам, прибавила: – Может ведь сам себе навредить.
Неясно было, кого она пожалела: гендиректора или Марковича?
Очередь пробудилась, на разные лады гудела. Многим не терпелось тоже высказаться, поделиться собственными воспоминаниями, стряхнуть с души сокровенное. Возможно, даже что-то внутри себя передумать, переосмыслить. Современный философ изрек: народ-де в очередях набирается ума.
Возле крепкого старикана, в образе легендарного Саваофа, собрался довольно плотный кружок. Поглаживая лысую макушку, дед-акционер добродушно витийствовал.
– Схем ограбления не очень много, но они отработаны до совершенства и блеска. Самое лучшее – это не играть в рулетку.
– Деда, а я вчера у Джека-Потрошителя тыщу выиграл, – будто «по сценарию» озвучил свою роль парень, опутанный проводами от плеера и с затычками в ушах.
Реплика не застала деда врасплох, ответил словно по писанному:
– Значит, завтра две проиграешь!
Симпатии были на стороне «Саваофа». Ловко вел он свою партию. Похоже, ему самому «игра» нравилась. Он продолжал в том же духе.
– В Ветхом Завете приведен имевший в жизни место факт. Старший из братьев, по имени Исав, с голодухи дошел, значит, до отчаяния: отдал право первородства своему младшему братцу, прохиндею и пролазе. Спрашивается: что же получил старшой? Всего-навсего тарелку чечевичной похлебки. Видите ли, голод у него разум отнял. Когда же Исав насытился, понял свой промах. Да уж поздно было, сделка состоялась!
Старик-то, видать, был тертый калач. Начав как проповедник, закончил как ера-конферансье. Озорно подмигнул публике: дескать, мотайте на ус.
– Сказочка твоя, дедушка, для малой детворы, – прокомментировал притчу парень меломан. К этому времени у него в руках была бутылка с пивом, в другой – дымящаяся сигарета.
Других же притча царапнула по душе.
– Пятьсот рублей за акцию, как они теперь нам плотют, – обман разбойный. Даже тот Иаков куда щедрей был, – морща лоб, рассуждала как бы сама с собой типичная московская бабуля, круглолицая, с короткой стрижкой, в стиранных и перестиранных джинсиках и в новеньких кроссовках.
– Беда беду покрывает и бедою погоняет, – подбросил новую загадку дед-Саваоф, одновременно оглядывая толпу, будто ища виновного. Остановил взгляд на одиноко стоявшем Евгении Марковиче.
Тот шутя всполошился, замахал руками:
– Нет-нет, мы за это не голосовали!
– У нас всегда так, – с укоризной проговорил дед. – Виноватого не сыщешь. Кошка обычно виновата. Или крайний.
В сей момент охрана впустила во внутрь новую партию страждущих и жаждущих. По законам физики, в образовавшийся вакуум передняя часть очереди рухнула. Середку перекрутило, перебуровило. Меня отбросило в сторону и прижало к стенду с портретами лучших людей ГПЗ. Тут я лицом к лицу столкнулся с Сергеем– Энциклопедистом.
– Привет рабочему классу! – раздалось знакомое до боли приветствие. И с добавлением: – Будешь четвертым.
Они неплохо устроились. Между бетонным забором и длинным щитом был газончик, заросший травой-муравой. Для полного кайфа не хватало родничка. Зато стояла початая полуторалитровая бутылка «Нарзана», будто шубой покрытая изнутри игристыми пузырьками.
– Мы тут между делом в истории копаемся, – весело сказал Сергей. Таким манером сразу приобщился к компании.
Сказанное я за шутку принял. Соответственно и отреагировал.
– Не итоги ль Второй мировой войны пересматриваете?
Переглянулись. Пожали плечами.
– Серега книжку на абонементе выудил. Об истории нашего завода, – ответил визави со шкиперской бородкой и смахивающий на профессора географических наук. В натуре же такелажник заготовительного цеха. В обращении просто Михалыч.
– Дорого бы дал я за такую книгу.
– Ее бы размножить и раздать нашим акционерам, – сказал Энциклопедист, кивнув в сторону очереди. – Большинство же уже позабыло, чьи мы, какого рода-племени. Вот хоть бы ты, Геня, – толкнул он в бок носатого очкарика, – что знаешь ты о своих предках?
Вопросец не обескуражил того, кому предназначался. Привычным движеньем очкарик поправил очки, глядя куда-то в пространство, молвил:
– Родная бабка Фрося на растворном узле работала. О чем имеется документальное свидетельство: почетная грамота, подписанная первым директором, товарищем Бодровым. Сюда, на Сучье Болото добровольцы со всего Союза съехались. Каждую неделю нарком Орджоникидзе в прорабском вагончике планерки проводил.
