– Привет рабочему классу! – обычное приветствие Петровича.
В ответ один кивнул, другой сделал жест ладонью. Слесарь грузно плюхнулся на стул, походя прихватив с соседнего стола заводскую многотиражку. С первой страницы бросился в глаза большой фоторепортаж с московского Автосалона.
– А я там был вчера, – сказал Петрович и для пущей убедительности хлопнул ладонью по газете.
– Ну и как, красиво?
– Блеск. Народища, как на Сорочинской ярмарке.
– Ярмарка и есть натуральная, – подключился к разговору Сергей-энциклопедист.
– Бегают, шушукаются, высматривают, заключают деловые, как это, контакты.
– Контракты, – поправил Сергей.
– Ну да, и контракты тоже.
– И какие же ты завязал контакты-контракты?
Петрович достал бумажник. Неспеша извлек голубенький квиток. Протянул небрежно Алексею Ивановичу.
– Вижу, визитная карточка иностранца.
– Мой знакомый, сеньор Пичардино. Из города Турина.
– И что из этого следует?
– Тут, братва, такая история, на целый роман.
И вполголоса рассказал повесть о большой любви. Современный вариант «Ромео и Джульетты».
Они встретились на стройплощадке будущего завода шарикоподшипников. Ромео, слесарь-монтажник, прибыл в Москву по найму из Италии. Бригадир маляров Ульяна жила неподалеку, в Марьиной Роще. Была пятисотницей, то есть выполняла сменные задания не меньше как на пятьсот процентов. К тому же красива была, словно ангел небесный.
Любовь оказалась взаимной и, к общей радости, увенчалась яркой комсомольской свадьбой. Можно сказать, полный «хеппи энд»! Счастливый финал для слащавого мюзикла. Однако жизнь замесила сюжетец еще тот.
Через полгода истек контракт Ромео. Домой же, в Верону, отправился он не один, со своей лучезарной Джульеттой. Так, на итальянский манер трансформировалось имя Ульяны. Ульяна – Уля – Джуля. Надо сказать, московской девчонке имя Джульетта подходило даже больше, чем первонареченное.
Но жизнь, сказал поэт, нелепа и капризна. В Европе разразилась великая война. Муссолини, за компанию с Гитлером, пошел походом на восток. С точки зрения Ромео, это было «безумное безумие». Потому с Джульеттой они решили: Ромео воевать с Россией не будет. Не дождавшись повестки о мобилизации, гордый веронец ушел в горы, к сербам, ибо ненавидел фашистов любого окраса. Почти два года пробыл в отряде Сопротивления. Домой возвратился в сорок четвертом, после того, как «дуче сдал дела». Спустя пять лет пришел из советского плена младший брат Тулио. Старшего, Лионелло, так и не дождались. Его кости тлеют в братской могиле на Тихом Дону под Лисками.
Ренато был любимым внучком Джульетты. В него сообща вложили большие деньги, выучили на инженера. Из парня вышел классный спец по автомобилям. И место нашлось подходящее, в конструкторском бюро фирмы «Фиат». Оправдал лучшие надежды родителей. Особенно бабушки, которая к тому времени овдовела. Душу россиянки год от года все сильней будоражило воспоминание о далекой Москве, о заводе шарикоподшипников, где чудесным образом зародилась ее любовь.
– Ты привези мне, внучек, с родины горсточку земли, – сорвалось однажды с губ заветное желание.
Ренато пообещал. Однако все как-то не было пути в Московию. Так и не дождалась бабушка Джульетта желаемого. Ушла в мир иной, записав, между прочим, в завещании особый пункт: «Пусть кто-нибудь привезет на мою могилу горсть земли с любимой Марьиной Рощи». Что и было исполнено. Правда, от той Марьиной Рощи одно только название осталось.
Внука с годами любопытство разобрало. Своими глазами хотелось взглянуть на «Шарик», к сотворению которого были причастны его близкие предки.
Это была не деловая, а частная поездка в Россию. Пичардино чудом занесло на Красную Пресню. Бросилась в глаза уличная реклама: москвичей и гостей столицы приглашает к себе в гости Автосалон.
Возле стенда ГПЗ-1 Ренато познакомился с обаятельным и деловым Семеном Петровичем. Оказалось, что и его родители тоже участвовали, как он выразился, в «строительстве своего завода».
Языки у них развязались.
– Дедушка Ромео часто и очень много рассказывал о делах на «Шарике», – на хорошем русском говорил господин из Турина. – Еще дедушка повторял, что на стройке был царил особый атмосфер. Это, говорил он, был бешеный азарт, чтобы догнать, еще почетнее – перегнать друг друга.
– По-русски называется со-рев-но-ва-ние, – слогами передал Петрович итальяшке уже вышедшее из употребления слово. Потупившись, добавил: – Старые рабочие еще помнят, что оно значит.
– Очень хорошо это себе представляю, – кивая кудлатой головой, говорил иностранец.
Можно было подумать, что после долгой разлуки встретились друзья закадычные. Их обходили стороной, с улыбкой оглядывали. Чтобы не мешать встречным потокам, они спустились на первый этаж. Уселись на диванчик под развесистой пальмой, с жаром продолжали душевную беседу.
– Италия прекрасна, – задумчиво проговорил фиатовец. – Но и Россия ваша тоже хороша. Русскому языку нас всех в доме обучила бабушка Джуля. И не только близких. На нашей улице многие наизусть, на память знали разные шутки и прибаутки, метки русские выражения. Говорили, порой не понимая смысла. Потому что приятно было произносить и ласкать ухо, уши.
Петрович оказался превосходным рассказчиком. Он передал разговор с итальянским инженером по-актерски, как бы в лицах. Под конец малость сбился. Не мог припомнить русское выражение, которое с языка Джульетты переняли жители старой улочки в Турине.
– Вылетело из головы. Оно вроде поговорки или присказки.
– Не ломай свою голову, – пытался успокоить приятеля Алексей Иванович. – Скажи лучше, чем встреча ваша закончилась?
Рассказчик сник и закашлялся.
– Если честно, – молвил он упавшим голосом, – проявил я, братцы, свою полную недееспособность.
Все, кто были в читальне, насторожились, предчувствуя нечто захватывающее. Дело же приняло такой оборот.
Гостю из Италии позарез захотелось увидеть своими глазами цех, которыми своими руками строили дед и любимая бабушка. Это и капризом не назовешь, нормальное человеческое желание. Петрович, как хозяин положения (и акционер ГПЗ) решил блеснуть перед иностранцем гостеприимством. Заодно и патриотизмом.
Через полчаса они были у главной проходной. Петрович рысцой побежал в цех взять заявку на разовый пропуск. Начальник с полуслова понял, что оно и к чему. Однако руки в стороны развел:
– Сеня, вопрос не в моей компетенции.
Доброхот, не теряя времени, кинулся в отдел общественных связей. Там старый дружок работал, частенько выручал. Тут же, узнав, что просят об иностранце сделал бараньи глаза.
– Сеня, номер не пройдет.
Мимо метеором неслась корреспондент многотиражки. Прошлый год Петрович давал ей для газеты интервью.
– Помогите, век не забуду, – взмолился седовласый наладчик.
Ирина Жарова тоже завелась. Пока они петляли по коридорам и лестничным маршам, у нее созрел план то ли статьи, то ли очерка. Сюжетец – пальчики оближешь. Внук итальянского рабочего, движимый высокими чувствами интернационализма, прибыл в Москву, чтобы подышать воздухом завода, который строили на пару его дед и бабка. Всю эту душещипательную фабулу журналистка единым духом выложила помощнику генерального директора.
– Один момент, – оборвал он Ирину на полуслове. И юркнул в кабинет шефа.
Вернулся через полчаса.
– Вопрос следует согласовать с управлением внешних связей московской мэрии.
– Ну и согласуйте, – вякнул слесарь-наладчик.
Хлыщеватый господинчик театрально поднял бровь. На лице изобразил удивление, как будто только что в его уютном кабинете человеческим голосом заговорило кресло. Безмолвно склонил свою голову набок, тем самым дав понять, что аудиенция закончена. У него дела!
Петрович спустился вниз один. На душе скребли кошки. Возле бюро пропусков нашел своего подопечного. Без лишних слов они поняли друг друга. И расстались друзьями. На прощание Ренато вручил Семену Петровичу визитную карточку: с домашним адресом и телефоном. Сверх того пригласил в гости в Турин. Заодно пообещал устроить экскурсию по территории завода «Фиат». Подмигнув, весело сказал:
– Для сердечного дружка – не жаль сережку из ушка.
– Вот оно, вот то самое полюбившееся выражение, которое итальяшки переняли у нашей Ульяны, – неожиданно припомнил Петрович позабытую поговорку.
Но теперь она была некстати. Как после ужина горчица.
Возникла неловкая пауза. Чувствовалось общее недоумение и досада.
– Дай-ка его телефон, – неожиданно сказал Алексей Петрович.
Изящный прямоугольник из плотного картона с логотипом «Фиата» перекочевал в руку термиста. Он старательно переписал в свою записную книжку имя, фамилию, а также телефон сеньора. На многозначительный взгляд Петровича сказал:
– Сам позвоню Ренато Пичардино и от имени рабочего профсоюза «Защита» принесу ему извинения.
