другими одноэтажными домишками, лепившимися друг к другу. Такая структура формировала соседскую среду, уже практически не отличающуюся от семейной общности. Окна и двери выходили в общее пространство, в котором не только играли дети, но и готовилась пища, стиралось и сушилось белье… Всякий мелкий ремонт: одежды, утвари, любое рукоделие – все, по возможности, делалось возле своих дверей, на виду у всех. Все запахи и звуки были общими. И семейные неурядицы, разговоры на высоких тонах и семейные радости – все становилось общим достоянием. Кто что приготовил и ел на завтрак, обед или ужин – известно каждому. Кто и когда купил обновку, не просто знали, но и обсуждали…
Я в таком одноэтажном дворе-коммуне не жил, но часто бывал в гостях у друзей. Сам же жил в многоквартирном четырехэтажном доме, но у нас тоже сформировалась домовая общность. Такой степени открытости, как в одноэтажной застройке, конечно, не было, но элементы симбиоза были. Разумеется, все знали всех. В 55 квартирах проживало, наверное, от 150 до 200 человек. Лет двадцать тому назад я восстановил по памяти имена и фамилии очень многих, а тогда, когда жил в этом втором доме моего детства, я, конечно, знал всех до единого. И меня тоже знали все соседи: и как меня зовут, и из какой я квартиры, и кто мои родители и братья. Соседи знали, кто, где и кем работает, кто и где учится. В общем, племя не племя, но, несомненно, ячейка общества, социальная единица.
Сейчас такого нет уже почти нигде. В новых домах люди не знакомы порой даже с ближайшими соседями по лестничной площадке, не говоря о большем. И в старых домах, там, где такое было, разрушается. Сейчас я живу (в Москве) в старом доме, где еще живут люди, вселившиеся в него «с самого начала», с 1952 года. Их уже немного, они еще помнят, как было. Но жильцы в доме не один раз сменились, новые ведут жизнь «по новым правилам», то есть могут не только не знать друг друга по именам, но даже и не здороваться при встрече на лестнице.
Сейчас я осознаю, каким важным элементом формирования традиционного общества были эти общности: «из нашего двора», «из нашего дома». Индивидуализм и «прайвеси» ослабляют социум, разрывают внутренние связи, отчуждают людей друг от друга.
Демон
(См. также Бес, Дьявол, Сатана, Чёрт.) В статьях, посвященных бесу, дьяволу, сатане и черту – существам, близкородственным Демону, – сказано немало того, что можно отнести и к Демону. На бытовом уровне все они воспринимаются как синонимы, хотя чуть более углубленное знакомство с ними выявляет различия. Что касается Демона, то он, при несомненном родстве, стоит все-таки особняком. Потому что, в отличие от прочих названных, Демон не всегда являет собой зло. Он может быть и добрым.
Демон пришел к нам из Античности, в которой его звали по-гречески – даймон, что означало «дух», «младшее божество». От него было образовано понятие «даймоний». Сократ и его последователи считали, что даймоний – некий внутренний голос человека, его совесть. Даймоний выполняет ту же роль, которая впоследствии в христианстве была назначена ангелам-хранителям. А чтобы искоренить всех античных («языческих») богов, христиане обозначили как демонов, приравняв Демона к Дьяволу.
В древнегреческой классике сплошь и рядом встречаются «добрые демоны» – добрые духи. Но они же могли быть и злыми. В римском пантеоне демоны назывались «гениями»: genius – «дух» на латыни. До нашего времени дожили некоторые такие «гении»: Злой гений в балете «Лебединое озеро», а также многочисленные гении места (genius loci) – так метафорически называют, например, людей, прославивших свой город. Хотя изначально речь идет буквально о духах, проживающих в определенных местах.
То, что Демон не есть зло абсолютное, позволяет использовать его как метафору в целом ряде нейтральных случаев. Например, когда описывается некий мысленный эксперимент: «демон Максвелла» или «демон Лапласа» в физике.
В строгой христианской традиции Демон – существо отверженное Богом, падший ангел, творящий зло. Лермонтовский Демон – из таких: «печальный Демон, дух изгнанья…». Врубелевский вроде бы «с него списан», но, глядя на него видишь, что врубелевский Демон – существо, мягко говоря, «неоднозначное»: может, в нем что-то доброе и осталось…
И еще об одном надо сказать в связи с Демоном: о демонологии. Это не просто описание различных представлений о демонах, их свойствах, повадках и возможностях. Это еще и раздел магии, мистической традиции, направленной на достижение связи с Демоном, описывающей обряды вызывания демонов. Во многих обрядах и магических практиках речь идет не только о Демоне как таковом, но и обо всей прочей «нечисти»: от чертей, бесов, суккубов и прочих шайтанов до эльфов, гномов, леших, водяных и домовых. Демонология – как оккультная мистическая практика – существует «рядом» и с христианством, и с иудаизмом, и с синтоизмом – практически со всеми религиями. Опираясь на соответствующий вероучительный базис, в котором всегда имеются «силы зла» и персоны, этими силами управляющие, формируются соответствующие обряды и манипуляции по практическому вызыванию их в мир посюсторонний.
Гораздо лучше, однако, не обряды проводить и не искать личной встречи с демонами, а сочинить что-нибудь «эдакое»: «Вий» там, или «Фауст», или «Мастер и Маргарита»… Мне кажется, что созданные в этих книгах образы, рассказанные истории принесли немало разнообразной пользы людям – уж куда больше, чем религиозные ужастики… (См. также Добро и Зло.)
Деньги
И слово, конечно, важное, и предмет им обозначенный…
Когда-то я написал книгу: «Что делать с деньгами, если они у вас есть, что делать, если их нет, и чего не делать в обоих случаях». Да-да, с таким вот длинным названием. Книга вышла в 2006 году в издательстве «Олимп-Бизнес». В ней я рассказал о многом: о происхождении и о функциях денег, о философии денег, об устройстве банковских систем и многом другом. В этой книге – взгляд на деньги другой. Это пособие не для персонального финансового планирования, а для формирования мировоззрения. Поэтому на первое место выходит философский и психологический аспект нашего взаимодействия с миром денег.
Восприятие денег у каждого свое. Роль и значимость денег в жизни каждого весьма индивидуальна. На это влияют многие факторы: этика, в том числе религиозная, национальные особенности, индивидуальная психология, жизненные обстоятельства. Поэтому мы и видим вокруг себя самых разных людей: скупых и щедрых, скопидомов и мотов, азартных игроков на деньги и равнодушных к казино и лотереям, любящих деньги настолько, что про них говорят «за три рубля мать родную продаст», и
