Берия же думал и действовал, имея в виду именно реформу социализма. Напомню, что понятие «политическая реформа» означает некие изменения, нововведения, не затрагивающие основ существующего государственного строя и направленные на его укрепление.
Вот именно во имя укрепления Советского Союза и социализма в нём работал Берия — как при Сталине, так и после его смерти.
Что же до «комплексного плана реформ», которым якобы, по убеждению вагнеров, Берия «не располагал», то на самом деле такой план был во многих своих основных чертах выработан ещё при жизни Сталина!
Я имею в виду и подготовку Сталиным при помощи «Тройки» во главе с Берией (при членах Маленкове и Булганине) несостоявшегося Пленума ЦК КПСС 2 марта 1953 года, и Директивы XIX съезда по новому пятилетнему плану.
Не надо забывать и о набросках новой редакции программы КПСС, как и о сталинских «Экономических проблемах социализма…» — о чём ещё будет сказано позже.
При этом Берия, хотя он не мог не понимать, что Сталин прав уже не во всём, оставался учеником Сталина, в полной мере сознающим его масштаб и величие.
По страницам «мемуаров» гуляют побасенки типа того, что якобы когда кинорежиссёр Михаил Чиаурели принёс Берии сценарий нового фильма о Сталине, Берия якобы отшвырнул сценарий и грубо заорал: «Забудь об этом сукином сыне! Сталин был негодяем, мерзавцем, тираном!»
Даже если исходить из того, что Берия расценивал Сталина именно так (а мы имеем очень убедительные доказательства обратного), то всё равно он не повёл бы себя так в период между 5 марта и 26 июня 1953 года, потому что это было бы политически глупым, а Берия глупцом не был.
Вне сомнений, он оценивал Сталина трезво, но именно поэтому он не мог не относиться к фигуре Сталина с огромным уважением. В любом случае открытое «позиционирование», как сейчас выражаются, себя как ненавистника Сталина перед Чиаурели — человеком, профессионально на язык не сдержанным, было более чем неуместным и попросту преждевременным.
По страницам «мемуаров» гуляют и побасенки типа той, что якобы Молотов «вспоминал», что Берия якобы шепнул ему на трибуне Мавзолея во время похорон Сталина, что это, мол, он, Берия, убил Сталина и «всех нас спас»…
Однако сегодня можно уверенно заявлять, что подлинное отношение Берии к Сталину было глубоко уважительным. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прочесть письма Берии «из бункера», написанные им после ареста.
Если бы Берия был антисталинистом и не скрывал этого от коллег по послесталинскому руководству и даже от фигур типа Чиаурели, то в письмах в Президиум ЦК он так и писал бы — мол, мы же вместе терпели от тирана и мечтали от этого мерзавца избавиться! А я вас от него избавил.
И резюмировал бы в духе «молотовских» «откровений»: так что же вы меня в кутузку засадили, я же свой, антисталинский!
Но Берия писал иначе. Уже в первом кратком письме от 28 июня 1953 года он напоминал, что «был беспредельно предан партии Ленина — Сталина» и желал коллегам «больших успехов за дело Ленина — Сталина».
В развёрнутом же письме Маленкову и другим от 1 июля 1953 года Берия писал так:
«В числе других товарищей я тоже крепко и энергично взялся за работу с единственной мыслью сделать всё, что возможно, и не провалиться всем нам без товарища Сталина…»
Да одна эта фраза ставит крест на всех антисталинских инсинуациях в адрес Берии! Во всяком случае — для любого человека, имеющего ум и сердце. Ведь это написано в состоянии сильнейшего стресса! Написано в «момент истины» — когда вольно или невольно, у пишущего прорываются только искренние интонации!..
И все последующие, весьма частые, упоминания Л. П. Берией имени Сталина в письме по тому или иному поводу и ссылки на Сталина проникнуты искренним уважением к личности Сталина и к его памяти. Отрицать это, зная полный текст письма от 1 июля 1953 года, просто невозможно — для минимально честного и вдумчивого человека.
И мог ли Берия, если бы он ненавидел Сталина, в своём третьем и последнем письме в Президиум ЦК КПСС от [2] июля 1953 года настаивать на вмешательстве бывших своих товарищей в его судьбу, «во имя памяти Ленина и Сталина»?
Ну, в самом-то деле, господа псевдоисторики, врите, врите, но не завирайтесь!
Великий высший лидер СССР, старший товарищ и вождь Берии умер.
Берии же для того, чтобы заявить о себе как о потенциальном высшем лидере СССР, было отведено судьбой всего «Сто дней».
Однако у этих его «Ста» (а точнее — ста тринадцати) дней был, вне сомнений, сталинский базис.
Глава З
Сталинские директивы, бериевские инициативы и хрущёвские коррективы
Да, изучение событий трёх весенних и первого летнего месяцев 1953 года, которые оказались важнейшими для будущего СССР, позволяет нам говорить сегодня, что многие инициативы Берии не были лишь его личными инициативами, а оказались развитием замыслов и идей Сталина. Тех замыслов, которые Сталин предполагал реализовать после проведения Пленума ЦК 2 марта 1953 года, но реализовать не смог, потому что его упредили и устранили силы, враждебные Сталину, а значит, враждебные и России.
В подтверждение предположения о сталинском базисе инициатив Берии, предположения, позволяющего на многое в жизни СССР после смерти Сталина взглянуть иначе, могу сослаться на следующие строки из письма Берии Маленкову, написанного Лаврентием Павловичем 1 июля 1953 года, уже после ареста…
Берия писал тогда:
«Если же вносились мной инициативные вопросы, то несколько раз пересматривал вместе с товарищами, работающими со мной, чтобы не ошибиться и не подвести ЦК и Правительство. У меня остался в Совмине, я не успел тебе представить докладную записку, и проэкт решения об упорядочении наградных дел, над этим я провозился около двух месяцев. Вопрос об этом, как ты знаешь, мы с тобой долго вынашивали еще при жизни товарища Сталина.»
Берия имел в виду проект учреждения новых орденов СССР, и из вышеприведённого отрывка ясно, что впервые идея возникла ещё при жизни Сталина. А значит, весьма вероятно, что Сталин с этой идеей был знаком и в принципе её одобрял.
Это же можно сказать и о некоторых других инициативах Берии. Вот цитата из очерка Константина Симонова, помещённого в «антибериевском» сборнике Политиздата в 1991 году. В целом этот очерк — пасквиль, Симонову чести не делающий. Но кое-что у Симонова, в то время — члена ЦК КПСС, почерпнуть можно. Вот что писал он:
«Почему же Берия был заинтересован, чтобы Маленков стал наследником Сталина именно на посту Председателя Совета министров, а пост Сталина в Секретариате ЦК занял бы человек, с точки зрения Берии, второстепенного масштаба — Хрущев, в личности и характере которого Берия так и не разобрался до самого дня своего падения? А очень просто. Идея Берии сводилась к тому, чтобы главную роль в руководстве страной играл Председатель Совета министров и его заместители…».
Но спросим себя — идеей только ли Берии была идея об изменяющейся роли партии? Ведь сегодня всё доказывает то, что усиление значения органов Советской власти (а Совмин и есть высший исполнительный её орган) отвечало духу идей Сталина! И мысль о том, что главную роль в руководстве страной отныне должны играть Председатель Совета министров и его заместители, а не секретари ЦК, была мыслью самого Сталина.
Вдумаемся также вот во что…
Симонов свидетельствует, что Берия «не разобрался в личности и характере» Хрущёва «до самого дня своего падения». Так кто же был человеком с двойной душой — Берия или Хрущёв? Фактически Симонов, желая Берию очернить, привёл аргумент в его пользу!
При этом Симонов верно подметил, что «нерв» политической ситуации в СССР после смерти Сталина задала не линия «Маленков — Хрущёв», а линия «Хрущёв — Берия».
Это ведь очень важный момент!
Сын Георгия Максимилиановича Маленкова — Андрей Маленков сообщает, что, будучи на пенсии, отец рассказал ему о последних минутах Сталина следующее:
«Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на ближнюю дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак — «отойди». Подходит Берия. Опять знак — «отойди». Подходит Микоян — «отойди». Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами».
Леонид же, например, Млечин в своих книгах, написанных уже в 2000-е годы, уверяет, что «в реальности было иначе». Но как раз в реальности всё могло быть именно так!
С одной стороны, вряд ли Маленков стал бы в откровенной беседе с сыном лгать о таком. Мог, конечно, приврать потом сам сын — дабы выпятить роль отца. Но штука в том, что по той ситуации, которая тогда сложилась, кроме Маленкова некого было ставить на первое — по реальному значению — место в государстве объективно… И Сталин — пусть уже отравленный, парализованный, однако ясность ума сохранивший, не мог этого не понимать.
